Пляски на черепах

12

Генерал Тухачевский в срочном порядке собрался в Москву, в Кремль к Ленину на доклад, намереваясь получить подкрепление. Он весь дрожал. Это уже второе поражение, первое было в Польше, потом он реабилитировался в Прибалтике: там он был жесток и непримирим, а вождь поощрял жестокость, называя это принципиальностью и преданностью.

Вот знакомая приемная, за этой дверью Верховный, от одного взмаха руки которого зависит его судьба, — останется он генералом или его повесят на фонарном столбе. Что-то даже в районе шеи пробежало, жилы дрогнули, и он невольно почесал шею отросшими ногтями. Вдобавок пересохло во рту. Уже выпил второй графин яблочного сока и почувствовал тяжесть внизу живота. Надо было посетить нужник. А как отойдешь, а вдруг Ильич позовет? Что скажет Фотиева, что пошел в нужник, вот те и красный генерал. Он сидел в удобном кресле и тянулся к стакану с жидкостью и в тоже время боялся, что пустит в штаны.

— Может вам апельсинового сока подать? Ильич любит и этот сок, — сказала Фотиева, которая выползла как из тени и ту же протянула стакан с апельсиновым соком.

— Благодарю вас, но я уже так много выпил, что мне теперь надо искать то место, которое все ищут, после употребления такого количества сока.

— Будьте проще, генерал, пойдемте, я вам покажу. Не стесняйтесь дамы. Наш Владимир Ильич дал свободу народу, отменил стыд, а равно и половые связи. Сейчас по Москве молодые люди ходят совершенно голые и совокупляются прямо на улицах, да еще поют революционные песни при этом. Часто бывает так, что девушка, она совершенно обнаженная, заключает банан в ладошку и требует, чтобы партнер сначала спел партийный гимн. Здорово, не правда ли. Дано указание слабому полу не отказывать мужчинам в совокуплении. И это правильно, это свобода. Ни в одной стране…короче, я не буду требовать исполнения партийного гимна, но вы сначала…

— Вы знаете…, я того, я не выдержу, покажите, пожалуйста, нужник, как можно скорее. А как я явлюсь к Ильичу в мокрых штанах? Он меня накажет.

— Вон возьмите графин и опорожнитесь, я потом вынесу и вылью. Заодно может…того…, знаете, как это бывает, поладим, а генерал? По секрету вам скажу: Ильич уже ни на что не способен. Уже и Инесса ему не то надоела, не то осточертела.

Тухачевский слушал, отвернувшись, не зная, что ответить Фотиевой. В это время в дверях показался Ленин.

— А, батенька, а я вас жду. У вас плохие новости? но я и так все знаю. Заходите, я вас познакомлю с новыми методами допросов непокорных крестьян.

— Владимир Ильич…, того…много сока выпил, пока вас ждал, знаете, волновался, горело все внутри. Вы уж извините! мне бы забежать…посетить, и я тут же вернусь.

— А, генерал, возьми утку, я ею пользуюсь, особенно во время заседания Политбюро, нервничаю, отвернись в угол и освободись, а потом занимай кресло. Это царское кресло, оно стало пролетарским — золотое пролетарское кресло.

Вот-вот, садитесь сюда и слушайте и, если Фотиева успеет отпечатать, возьмете с собой. Эти параграфы я сочинил сегодня ночью. Не спиться, арихи важные мысли мешают спать, батенька, вот в чем дело и так первый параграф.

— «Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте, без суда.

Ну как, батенька, подходит? Ведь чем больше мы расстреляем по поводу саботажа, тем лучше. Параграф второй:

Селениям, в которых скрывается оружие, властью на местах объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае не сдачи оружия.

Параграф третий:

— В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

Параграф четвертый: семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда.

— Пятое: семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

— Шестое: в случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

— Последнее: настоящий Приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно». Ну как, батенька? Немножко, коряво, но зато железно и беспощадно. И несколько мягковато. Вы как человек военный должны знать, что есть много способов умерщвления врага. Самый простой способ пустить пулю в затылок, но ведь можно и по частям. Скажем, прострелил руку, а потом отрубил. Можно отрезать то, что болтается между ног и запихнуть в рот и только потом расстрелять, как это делает наш активист Землячка в Крыму. Когда уничтожают врагов, никто не спрашивает, какие методы применяются, не так ли? Этот хохол Антонов-Овсеенко наговорил мне кучу глупостей, я ничегошеньки не понял, кроме того, что вы потеряли семь тысяч отборных бойцов. Расскажите, как это было! Крови, должно быть, много? выстрелы, крики, вздохи. Это, это как музыка Бетховена. Я тоже пошел бы сражаться, да Политбюро не разрешает, хотя я был бы неплохим бойцом. Я бы переоделся, поскольку я люблю конспирацию, и из-за угла палил бы, палил, палил. Ну как, батенька?

— Владимир Ильич, наши бойцы сражались храбро. Мы почти разгромили двадцатитысячную хорошо вооруженную армию противника, но силы были неравны. Лично я уничтожил свыше шестидесяти бандитов. Кого порубил саблей, кого пострелял из карабина. Одно знамя отобрал, да оно осталось в Тамбове в ГубЧека. И мне попало по голове, но я встряхнул головой и прозрел, а коли так, сабля пошла в ход.

— Довольно, генерал. Тебе нужно стотысячную армию иметь, чтоб покорить или даже уничтожить этих непокорных насекомых, кулаков, середняков и прочую сволочь. Я уже не раз говорил: гусский мужик сволочь, он террорист, он лентяй, работать не хочет, любит украсть и, вообще…, он подлежит переселению, уничтожению. Нам нужен новый, пролетарский мужик, тот, на спине которого мы делали революцию. Все, какие, батенька, просьбы.

— Кроме газа мне нужно оружие, много вооружений.

— Минутку… Фотиева, вызови Бронштейна.

— Я здесь, — откликнулся Бронштейн из-за азанавески.

— Сколько мы можем дать генералу Тухачевскому? перечисли, пожалуйста.

— Сорок пять тысяч штыков, десять тысяч сабель, 463 пулемета, 63 артиллерийских орудия, 4 броневых автопоезда, 5 авто бронетранспортеров, 2 авиаотряда, 100 баллонов с газом.

— Очень хорошо. Ты доволен, батенька. Надо уничтожить этих кулаков. Кулаки не наши, кулаки не с нами. Ты, батенька, умеешь обращаться с этим оружием?

— Может, какую брошюрку бы проштудировать, у вас она должна быть, Владимир Ильич.

— Она есть, — сказал Ленин, извлекая потрепанный журнал на русском языке. — Посиди в приемной, ознакомься, вернешь потом. А химические снаряды ты получишь и инструкторов, у меня же еще остались друзья в Германии. Все, через два часа жду тебя.

Тухачевский склонился над брошюрой, впился глазами и не заметил, как прошло два часа, как он уселся в приемной и не двинулся с места.

«Употребление ядовитых газов во время первой мировой войны берет свое начало с 22 апреля 1915 года, когда германцы сделали первую газовую атаку. Они применили баллоны с хлором, давно и хорошо известного газа.

14 апреля 1915 года у деревни Лангемарк, недалеко от малоизвестного в то время бельгийского города Ипр, французские подразделения захватили в плен немецкого солдата. Во время обыска у него обнаружили небольшую марлевую сумочку, наполненную одинаковыми лоскутами хлопчатобумажной ткани и флакон с бесцветной жидкостью. Это было так похоже на перевязочный пакет, что на него первоначально просто не обратили внимание. Видимо назначение его так и осталось бы непонятным, если бы пленный на допросе не заявил, что сумочка — специальное средство защиты от нового «сокрушительного» оружия, которое немецкое командование планирует применить на этом участке фронта.

На вопрос о характере этого оружия, пленный охотно ответил, что понятия о нем не имеет, но вроде бы это оружие спрятано в металлических цилиндрах, которые врыты на ничейной земле между линиями окопов. Для защиты от этого оружия необходимо намочить лоскут из сумочки жидкостью из флакона и приложить его ко рту и к носу.

Французские господа офицеры сочли рассказ пленного бредом сошедшего с ума солдата и не придали ему значения. Но вскоре о таинственных цилиндрах сообщили пленные, захваченные на соседних участках фронта. 18 апреля англичане выбили немцев с высоты «60» и при этом взяли в плен немецкого унтер-офицера. Пленный также поведал о неведомом оружии и заметил, что цилиндры с ним врыты на этой самой высоте — в десяти метрах от окопов. Английский сержант из любопытства пошел с двумя солдатами в разведку и в указанном месте действительно нашел тяжелые цилиндры необычного вида и непонятного назначения. Он доложил об этом командованию, но безрезультатно.

Загадки командованию союзников в те дни приносила и английская радиоразведка, расшифровывавшая обрывки немецких радиограмм. Каково же было удивление де шифровальщиков, когда они обнаружили, что немецкие штабы крайне заинтересованы состоянием погоды, куда в какую сторону дует ветер.

В одной радиограмме упоминалось имя какого-то доктора Габера.

Если бы англичане знали, кто такой доктор Габер! Мало кто знал, что по одному мановению руки этого нескладного штатского человека в считанные минуты будут умерщвлены тысячи человек.

Габер находился на службе у германского правительства. Как консультанту военного министерства Германии ему было поручено создать отравляющее вещество раздражающего действия, которое заставляло бы войска противника покидать траншеи.

Через несколько месяцев он и его сотрудники создали оружие с использованием газообразного хлора, которое было запущено в производство в январе 1915 г.

Хотя Габер ненавидел войну, он считал, что применение химического оружия может сохранить многие жизни, если прекратится изматывающая траншейная война на Западном фронте.

Выбранный для атаки пункт находился в северо-восточной части Ипрского выступа, на том месте, где сходились французский и английский фронты, направляясь к югу, и откуда отходили траншеи от канала близ Безинге.

Все очевидцы, описывая события того жуткого дня 22 апреля 1915 г., начинают его словами: «Был чудесный ясный весенний день. С северо-востока дул легкий ветерок. Ничто не предвещало близкой трагедии, равных которой до тех пор человечество еще не знало.

Ближайший к немцам участок фронта защищали солдаты, прибывшие из Алжирских колоний. Выбравшись из укрытий, они грелись на солнце, громко переговариваясь друг с другом. Около пяти часов пополудни перед немецкими окопами появилось большое зеленоватое облако. Оно дымилось и клубилось, ведя себя подобно «кучам черного газа» из «Войны миров» и при этом потихоньку продвигалось к французским окопам, повинуясь воле северо-восточного ветерка. Как уверяют свидетели, многие французы с интересом наблюдали приближающийся фронт этого причудливого «желтого тумана», но не придавали ему значения. Вдруг они почувствовали резкий запах. У всех защипало в носу, глаза резало, как от едкого дыма. «Желтый туман» душил, ослеплял, жег грудь огнем, выворачивал наизнанку.

Не помня себя, африканцы бросились вон из траншей. Кто медлил, падал, охваченный удушьем. Люди с воплями носились по окопам; сталкиваясь друг с другом, падали и бились в судорогах, ловя воздух перекошенными ртами.

А «желтый туман» катился все дальше и дальше в тыл французских позиций, сея по пути смерть и панику. За туманом стройными рядами шествовали немецкие цепи с винтовками наперевес и повязками на лицах. Но атаковать им было некого. Тысячи алжирцев и французов лежали мертвые в окопах и на артиллерийских позициях».

Никакой самый мужественный человек не мог устоять перед подобной опасностью.

Среди нас, шатаясь, появились французские солдаты, ослепленные, кашляющие, тяжело дышащие, с лицами темно-багрового цвета, безмолвные от страданий, а позади их в отравленных газом траншеях остались, как мы узнали, сотни их умирающих товарищей. Невозможное оказалось возможным.

«Это самое злодейское, самое преступное деяние, которое я когда-либо видел»- вспоминал очевидец.

Происшествие наделало много шума, и уже к вечеру мир знал, что на поле боя вышел новый участник, способный конкурировать с «его величеством — пулеметом». На фронт бросились химики, а к следующему утру стало ясно, что впервые для военных целей немцы применили облако удушливого газа — хлора. Утешало лишь то, что спастись от хлора несложно. Достаточно прикрыть органы дыхания повязкой, смоченной раствором соды или гипосульфита и хлор не так страшен. Если же этих веществ нет под руками — достаточно дышать через мокрую тряпку. Вода значительно ослабляет действие хлора, растворяющегося в ней. Многие химические заведения кинулись разрабатывать конструкцию противогазов. Свои шарфы, чулки и одеяла они мочили в лужах и прикладывали к лицу, закрывая рот, нос и глаза от едкой атмосферы. Некоторые из них, конечно, задохнулись насмерть, другие надолго были отравлены, или ослеплены, но никто не тронулся с места. А когда туман уполз в тыл и следом двинулась немецкая пехота, заговорили канадские пулеметы и винтовки, проделывая в рядах наступавших, не ожидавших сопротивления, громадные бреши».

Все последующие действия Ильича-палача свидетельствуют о том, что он осознанно, а может, неосознанно делал то, что предписывали еврейские мудрецы того времени и прошлых веков в своих поучительных талмудах с конечной целью уничтожения других народов во имя хи мерного всеобщего еврейского царства. Вот цитата, может быть не совсем удачная, из одного из еврейского Талмуда:

«Естественным врагом евреев была и есть христианская церковь; поэтому мы должны всеми силами стараться внедрять в нее идеи свободомыслия, скептицизма, раскола и сектантства; мы должны возбуждать всякие ссоры и междоусобия среди различных ветвей христианства. В логической последовательности начнем с духовенства, объявим ему открытую войну, будем навлекать на него подозрения, клевету и насмешки, прилежно следя и разоблачая скандалы их частной жизни…»

В цитате прямо не говорится о способах истребления не евреев, а только о ссоре, о том, как поссорить народ внутри христианства, а батюшка Ленин, без всяких ссор приступает к конечной цели — уничтожению своего народа, православных христиан. Причем, это уничтожение он возводит в ранг государственной политики, вот в чем его гениальность и мудрость. В этом смысле Ленин еврей в десятой степени для каждого маленького еврея, мечтающего о всеобщем еврейском царстве.

Маршал Тухачевский во главе сто тысячной Красной армии, вооруженной до зубов, двинулся в сторону Тамбовской губернии на подавление заклятых врагов ленинской модели общественных отношений — крестьян, добывающих хлеб своими руками и снабжавших Россию продовольствием. Только психически нездоровый человек мог пойти на эту дикую акцию, — сознательно спровоцировать голод в стране, ввести продуктовые карточки и таким образом приучить людей к рабству и возврату крестьянства к крепостному праву, отмененному в 1861 году.

В армии Тухачевского было несколько самолетов, большое количество танков и огромное количество стрелкового оружия. Все это было направлено против крестьянских бунтов, которые сопротивлялись грабительской продразвёрстке.

Бандитский расстрел около двух тысяч крестьян села Осиновка облетел всю крестьянскую Россию, но обитатели Тамбовщины решили не сдаваться бандитам.

Удивительный русский мужик: он без страха с вилами в руках пойдет грудью вперед на дуло пулемета и отдаст Богу душу в знак протеста против своего унижения, если его до этого доведут. Народный герой — Герой крестьянской России Антонов собрал 70 тысяч бойцов, поставил под ружье, оставленное, точнее подаренное один из царских генералов. Теперь народные повстанцы могли противостоять бандитам не только с вилами в руках.

Такие села как Кареевка и Богословка были выделены для массовой экзекуции на совещание тройки в составе Антонова-Овсеенко, командующего войсками Тухачевского и чекиста Мосиондза. Это крупные села. Этим сёлам выносится особый приговор и проводится массовый террор, поскольку жители этих двух сел совершают преступления перед трудовым народом.

Четвертого июля головорезы расстреляли 21-го мужчину села Кареевки, 5 июля расстреляно 15 человек мужского пола и 200 человек членов их семей: жены, старухи, старики, дети, в том числе и грудные на виду у остальных граждан. Но жители Кареевки не дрогнули. Тогда Овсеенко был разработан особый план — план поджога домов вместе с жителями. Но для этого необходимо было заколотить досками двери домов и окна, через которые несчастные могли бы покинуть горящий дом и спасти свои жизни.

— Я предлагаю отобрать сто человек из состава бойцов нашей славной Красной армии, переодеть их в гражданскую одежду, выдать им топоры, молотки, пилы и двадцать ящиков гвоздей, — заговорил Антонов-Овсеенко, окуривая своих подельников клубами дыма из самокрутки. — Но, — он сделал ударение на этом слове и высморкался, — но наши посланники не должны говорить, кто они такие и откуда. Тут надо как учит Владимир Ильич, соврать, потому что «правда» — это буржуазная закавыка, а ложь оправдывает средства. Знацца, им надо сбрехать, надо сказать: мы свои из леса народные мстители, ваш муж находится в ополчение народного гнева. И тады им поверят и скажут ладно, заколачивайте нас, а мы бум смотреть, шо творится на дворе. Их работа должна…, а забыл. Они должны сказать, что пришли заколачивать дома с целью дезинформации армии Тухачевского, дескать, все ушли, дома заколотили и они пустые. Работа должна быть к 12 дня завершена, а потом наша армия с факелами спокойно начнет их поджигать.

План оказался хорошим, понятным, добавить было нечего. Единственное: председатель ВЧК Мосиондз предложил назвать этот план ленинским и утвердить.

Утром на рассвете следующего дня переодетые пролетарии и евреи западных стран, которые несли ящики с гвоздями, молотки, доски, а также сидели в качестве извозчиков, расположились у домов и стали стучать в двери. Многие из них знали имена хозяек, что упрощало доступ в чужой дом.

Красноармеец Русофобчик постучал ручкой молотка в массивную дверь три раза. Но никто не отозвался. Время было такое, когда сон самый крепкий и глубокий. Русофобчик на себе испытал его в молодости, когда надо было идти в поле работать, мать его тормошила, он как-будто просыпался, но тут же, падал и снова засыпал.

— Гм, — сказал он себе, — точно, как я в детстве и подошёл к окну. Тут он согнул средний палец и постучал в оконное стекло. За занавеской что-то зашевелилось.

— Мария, подъем! Я от твово мужа Василия, он прислал заколотить досками двери и окна, шоб оммануть красноармейцев. Увидят заколоченный дом, подумают: никого нет, и уйдут, откуда пожаловали. Ты там, тово, если надо по нужде, выходи, а то потом нейзя будеть до самого вечера. А вечером придут ваши мужики и заберут вас всех в лес.

Мария все слышала, поверила и махнула рукой. Она машинально проверила троих детишек, они все спали. Незваные гости стали громыхать, приколачивать доски к входной двери, а потом принялись за окна. На двух окнах разбились стекла, но добрые люди стали заколачивать и то место, где стекло вылетело полностью.

«Гм, что бы это могло быть», подумала Мария и, повернувшись на правый бок, тут же засопела. В этот раз она спала крепче обычного и проснулась только, когда Василек, мальчик семи лет, стал щекотать соломинкой под ее носом.

— Хи…хи, — произнёс он, увидев, что мать открыла глаза и убежал к себе.

Уже был двенадцатый час. Мария вскочила и бросилась готовить завтрак детворе. А их было трое: два мальчика и девочка, мал, мала, меньше.

Она попыталась открыть окно, но это оказалось невозможно, и тут она почувствовала запах гари.

— Батюшки, что это? — произнесла она и вскрикнула от ужаса. В щель между досками она увидела, что дом напротив, дымился со всех сторон. Это поджёг, это обман, это подлость. Вот до чего дошли эти изверги рода человеческого. Дом напротив еще не полыхал, он только дымился, огонь как бы набирал силу и если огонь не потушить, он через час начнёт полыхать.

Она стояла, как каменная, думала мучительно и напряженно, ища выхода, но выхода не было: смерть окружала ее с детьми и передавалась запахом гари через разбитое и заколоченное досками окно.

Ее обступили дети, это та сила материнской любви, которая заставляла ее искать спасения для детей и отогнать приближающийся конец.

— Мама, кусать! Мы не кусали узе три дня, — говорила маленькая Оля.

— Да, мама, правда, сколько можно стоять, — подтвердил самый старший Василек. — Это мы что, горим?

— Да тише ты! Никто не горит, ничего не горит. Я сейчас, а ты, Васька, будешь моим помощником. Срочно топи плиту, сделай яичницу, а мне нужно в погреб. В погреб, ты слышишь, в погреб. Не пугай маленьких, договорились? Вот умница, — сказала мать и поцеловала его в лоб.

Но Василек уже уловил: мать плачет, значит, что-то не так. Он приказал младшим лежать, а кто встанет без разрешения получит по заднице.

— А я писать хоцу, — сказала маленькая Оля.

— Вон ведро в углу, дуй. А ты, Вань вставай, будешь мне помогать. У нас дрова, щепа есть?

— Полно, вчера натаскал по-твоему же заданию.

— Ну и молодец. Тащи к плите.

Мария в бешеном темпе стала скидывать одеяла, подушки и даже принялась разбирать железную кровать и спустила спинки в подпол.

Вскоре погреб превратился в большую комнату, даже отверстие для притока воздуха от сырости было в самом низу. А вот воды не хватало. Одно ведро и то неполное. Вода — жизнь. Кончится вода — кончится жизнь, подумала Мария и первый раз присела на собранную кровать.

— Мама, дома горят вокруг! — громко крикнул Василек. Это что и мы будем гореть?

— Уже горим, — сказал Ваня. — Мама, мы тебе оставили, иди, перекуси.

К вечеру снесло крышу. Крыша сгорела раньше всех. Как на беду, поднялся ветер, и пламя усилилось. Та же участь постигла и другие дома. Затем стал обрушиваться потолок и пошли рушиться стены. Что делали люди в других домах, Мария не знала. Они забрались в погреб и молились в темноте — мать, Василек и Ваня, а маленькая Оля тихо плакала, расположившись в углу на влажном песке.

Ветер принес дождь, а позже начался ливень. Он продолжался долго. Бандиты отсиживались в занятых национализированных домах и курили самокрутки. По мнению маршала Тухачевского, деревня Кареевка сгорела полностью и ее обитатели тоже. Но пока кое-где дымятся дома, писать донесение Ленину не стоит. Следует детально разобраться и попросить фотографа, чтоб сделал снимки обгоревших трупов. Для Ленина это манна небесная.

На третий день рано утром, также на рассвете, Марию с детьми забрали представители народного ополчения и увели в лес, где были сосредоточены основные силы сопротивления.