Плывущий медведь

~~~

Позвонил Мартинсен. Им была нужна машина. Я спросил, неужели нельзя взять одну напрокат. Мартинсен ответил, что сама машина — не проблема, нужен шофер, хорошо знающий местность. Срочно. Я не спеша подошел к «вольво» и повел машину к полицейскому участку. Там в нее запрыгнули Мартинсен с Боддом. Мне было сказано следовать за черным «саабом», который ехал по Фольгефонгате. Я спросил, что происходит.

— В черном «саабе» — «Верденс Ганг», — откликнулся с заднего сиденья Бодд.

Я поехал по Фольгефонгате и догнал «ВГ» еще до выезда на главную дорогу. Мартинсен глянул в боковое зеркало.

— А вот и «Дагбладе» с «НТБ», — сказал он.

— А Крипос не видно? — поинтересовался Бодд.

Он сказал, что они едут на двух автомобилях: белой «субару» и «тойоте» стального цвета. Я заметил эти машины чуть впереди «сааба». Они мигнули левым поворотником и выехали на главную дорогу. Колонной мы поехали по долине. В Эйде машины Крипос покружили по улицам и поехали обратно. Медленно, так, что висеть у них на хвосте было легко. Казалось, будто они и сами не знают, куда ехать.

— Куда они едут? — спросил я.

Бодд сказал, что не знает. Но, если за Крипос поехали «ВГ», нам остается только ехать за ними. У них-то с полицией — отличный контакт. Когда полиция хочет кому-нибудь что-нибудь сообщить, всегда сообщают «ВГ». Мы снова поехали к центру и дальше, на запад. Мне показалось, что с нами играют. В кошки-мышки. Бодд спросил, живут ли беженцы где-нибудь, кроме приюта. Я ответил, что кто-то живет в центре города, но там, куда мы едем — никто.

— А кто в таком случае там живет? — продолжал Бодд.

— Я живу, — ответил я.

— Черт, так это тебя ищет полиция? — осклабился Бодд.

У бревенчатого лагеря «Родной дом» обе полицейские машины притормозили. Потом поехали по гравийной дорожке к месту для пикников. За ними отправились «ВГ». Я решил не отставать. В боковое зеркало я видел, как вплотную следуют «Дагбладе» и «НТБ».

Мы добрались до маленького плато над фьордом и остановились на его краю. Из «субару» вышли трое мужчин и одна женщина. Из «тойоты» — четверо мужчин. Бодд щелкнул пальцами.

— Какого лешего они сюда приперлись? — спросил он.

Через лобовое окно я увидел, как один мужчина открывает багажник. Вынимает сумку и относит к столику. Женщина идет с пакетом из «Кооп-Меги».

— Что, черт возьми, они с собой притащили? — спросил Бодд.

Появился даже Борода из «Хардангерской народной газеты». Прикатил на старой «Ладе». Вон вчерашний парень из Крипос, который давал пресс-конференцию. Он шагал прямо к нашей «вольво».

— Что происходит? — поинтересовался Бодд с заднего сиденья.

— Пиццу будут есть, — ответил я.

Полицейский наклонился к нашему боковому окну.

— Вы голодные? — спросил он.

Мы не отвечали.

Полицейский сказал:

— Если вы не голодные, дайте нам поесть спокойно.

Он отправился к «ВГ», «Дагбладе», «НТБ» и «Народной газете». Склонялся над различными автомобилями и разговаривал с журналистами. Мартинсен был прав. В черной сумке оказалась пицца. Полицейские накрыли на стол и приготовились есть. Некоторое время мы сидели молча.

— Ну уж дудки, — сказал Мартинсен. — Что нам — смотреть на это?

Я развернулся и поехал обратно в город. Эрик Бодд сказал, что у него от вида полицейского пикника разыгрался аппетит. Ему захотелось в «Макдоналдс». Мартинсен отказался. Он не ходил в «Макдоналдс» из принципа. Бодд спросил, с каких пор у Мартинсена появились принципы.

Я предложил поехать в «Чайнатаун». В каждом уважающем себя провинциальном городке должен быть китайский ресторан. Теперь он был и в Одде. Но готовили там действительно хорошо. Никто не возражал. Я припарковался у церкви, и мы пошли к «Чайнатауну», который находился на первом этаже бывшего «Веселого уголка». Кстати, бывший владелец назвал танцевальный зал на втором этаже «Хард он», даже не подозревая, что это значит по-английски. Основной упор заведение делало на караоке и стриптиз. Пока не разорилось.

За стойкой улыбалась Мумуки. У нее была японская прическа и красное платье с узорными драконами. Я спросил, как прошло утро и все ли в порядке. Она поблагодарила меня за помощь. Я сказал, что если еще что-нибудь понадобится, пусть только даст знать. Она кивнула и снова улыбнулась.

— Хотите лучшей в мире еды? — спросила она.

Бодд отвел меня в сторонку:

— У нас что-то назревает?

Мы сделали заказ и сели. За соседним столиком обсуждали подробности убийства. Мужчина в солнечных очках доказывал, что молодого Педерсена убил кто-то из знакомых. Они знали, кто он, и той ночью преследовали его. Это не могло быть случайностью. Обязательно кто-то из знакомых. Другой мужчина доказывал обратное. Я подумал, что они обсуждают убийство так, как будто это футбольный матч.

Над стойкой висел плакат: Одда с высоты птичьего полета. На панораму были наложены портреты неумытых рабочих времен пятидесятых. Внизу — текст: «СУРОВЫЕ ВРЕМЕНА ПРОХОДЯТ. СУРОВЫЕ ЛЮДИ ОСТАЮТСЯ». Частью работы столичного рекламного бюро было составление слоганов. По слухам, этот обошелся коммуне в триста тысяч крон. Позже «Хардангерская народная газета» написала, что слоган был нагло украден из подобной кампании в Детройте, штат Мичиган.

Не успели нам принести еду, как позвонила завотделом. Велела проверить, была ли у молодого Педерсена собака. Якобы есть сведения, что парень был очень привязан к своей овчарке.

— В сюжет надо добавить человечинки, — сказала завотделом. — Собака, потерявшая любимого хозяина.

— Ясно, — сказал я. — Хочешь, чтоб я у собаки взял интервью?

Бодд заржал. Мы продолжили есть. Он сказал, что слышал историю про нашего нового главреда. Отправился он на азиатскую конференцию журналистов, а летели через Бангкок. Главреду пришлось побегать, и он слег с болью в спине. Нашел институт массажа, и там его по всем правилам натерли маслами и кремами. Массаж становился все более и более интимным, и главред уже начал беспокоиться, но сказать боялся. Наконец тайка спросила его с улыбкой: «Mistha, you want happy ending?»[10]

Бодд захохотал:

— И главред говорит, что не успел он ничего ответить, как его просто изнасиловали. Так и сказал: изнасиловали!

— Но он ведь некрещеный?

— Нет, он некрещеный, но боевое крещение прошел! — ответил Бодд. — А боевое крещение в Бангкоке — это штука основательная.

Мартинсен посмотрел на часы. Пора на демонстрацию. Бодд сказал, от завотделом поступили четкие указания: в случае ареста сербов сообщить их имена. Она обсуждала это с главредом, и они пришли к согласию. Бодд спросил, какие у меня на этот счет соображения. Я ответил, что не вижу смысла в том, чтобы называть имена.

— Правда? — удивился Бодд. — А разве сербы не оставили тут столько дерьма, что самое время их в него ткнуть?

Я промолчал.

Бодд спросил, почему я никому не сказал, что прямо под нами — лучший в мире источник нужной информации.

— Ты можешь немного подоить своего брата? — спросил Бодд.

Я сказал, что не понимаю.

— Ну, подоить… Разговорить его, — пояснил Бодд.

И добавил, что в журналистике и в любви все средства хороши.

— Не пойдет, — отозвался я.

— Почему? — спросил Бодд.

— Мой брат — не корова.