Проснулся я от настойчивых звонков. По тому, с каким ожесточением звонили, я понял, что кто-то давно уже торчит перед моей дверью. Я натянул штаны и пошел открывать. На лестнице стояла соседка. Бровь у нее была рассечена.
— Можно войти? — спросила она.
Я еще не до конца проснулся, но распахнул дверь. Мумуки проскользнула мимо меня, одарив запахом шампуня и парфюма. Она была в черной юбке и белой рубашке навыпуск. Темные волосы собраны в маленький пучок. Мумуки стояла съежившись, как будто вышла в такой одежде на мороз. С верхнего этажа слышалась музыка, топот и крики.
— Что происходит? — спросил я.
Она не успела ответить — позвонили снова. Кто-то жал на звонок, а другие от всей души старались высадить дверь. Мумуки молчала. Я попросил ее пройти в гостиную.
За дверью оказалось четверо парней из «национального ополчения». Двоих я помнил по репортажу про пейнтбол. Другие часто мелькали в Одде. Играли на скачках, ели кур гриль и гадили.
— Мы знаем, что она здесь, — сказал один.
— Кто? — спросил я.
— Мы знаем, что она здесь, у тебя, — повторил он.
— Никого у меня нет.
— Никого у меня нет, — передразнил он.
Они осклабились и потребовали их впустить. Самый длинный сделал пару шагов вперед. Я загородил дверной проем. У парня были черные от снюса губы и выбеленные волосы. Он подошел вплотную и ткнул указательным пальцем мне в грудь. С такой силой, что я невольно сделал шаг назад, споткнулся и потерял равновесие. Я упал и ударился затылком об пол. Парни стояли надо мной. Меня ударили в живот. Воздух пропал. Я съежился и стал ждать нового удара.
Его не последовало.
Я посмотрел наверх и обнаружил соседа. За парнями стоял Аск — огромный груботесаный мужик. Он оттолкнул длинного.
— Спокойно, — сказал Аск. — Нам тут проблем не нужно.
Парень со снюсом на губе пригладил белесый чуб и повернулся к Аску:
— Твоя жена тут.
Аск посмотрел на меня:
— Она здесь?
Я попытался подняться. Все болело.
— Все нормально? — спросил Аск.
Я кивнул.
— Она здесь?
Я покачал головой.
— Она тут! — сказал черногубый.
— Еще что-нибудь? — спросил я.
— Мне жаль, что так получилось, — вздохнул Аск.
Он сказал парням, чтобы те шли обратно. Те запротестовали. Черногубый повторил, что жена Аска — у меня.
Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Мумуки сидела на диване.
— Они вас избили? — спросила она.
Я не ответил.
— Простите, пожалуйста, — сказала она.
Я сказал, что ей не надо просить прощения. Ведь не она меня била. Я надел рубашку и предложил Мумуки чего-нибудь выпить. Не дожидаясь ответа, я принес бутылку виски и два стакана. Выпили молча. Музыка на верхнем этаже стала еще громче.
Я кивнул на рассеченную бровь Мумуки:
— В полицию позвонить?
— Нет, — сказала она. — Пожалуйста, не надо полиции.
Мумуки осушила стакан и попросила еще. Я встал и долил ей виски. Она сидела, обхватив стакан тонкими руками. Сказала, что виски хороший. Она жила здесь каких-то три-четыре года, а по-норвежски уже говорила почти идеально.
— Это все из-за того мальчика, — сказала Мумуки. — Которого искали в реке.
— Что именно?
— То же, что и всегда. Людям нужен кто-то, на ком можно оторваться.
Мне это в голову не приходило. Эта шайка — товарищи погибшего. Сущие черти. Им приспичило кого-то побить. Непонятно, что они делали у соседа, но двери Аска всегда были нараспашку. Мумуки спросила, знаю ли я, что случилось с тем мальчиком. Я ответил, что неясно, как он оказался в реке.
Позвонили еще раз. Мы сидели тихо. За дверью что-то разбили: стакан или бутылку. Я уж решил, что сейчас они ворвутся в мою квартиру, но больше ничего не произошло. Снова все стихло.
Я налил еще виски.
— Вы добрый человек, — сказала Мумуки.
Она встала и пошла вдоль книжных полок, рассматривая книги и иногда читая названия. Она сказала, что у меня намного уютнее, чем она себе представляла. Она думала, что все мужчины — неряхи.
— Обожаю читать, — сказала она. — Вы тоже?
Она взяла с полки «Norwegian Wood»[7] и улыбнулась.
— Вам тоже нравится эта книга?
Я посмотрел на нее. Странно. Эта женщина любила Харуки Мураками, изящно одевалась и жила с человеком, который наверняка за всю жизнь не прочел ни одной книги. Я знал, какого о нем мнения окружающие, но Аск мне все равно нравился. Он был вратарем городской команды и завязал с футболом за два года до того, как я начал играть в первой лиге. Иногда он брал тяжелейшие мячи, а иногда пропускал элементарные. А теперь он возит мусор, шляется по кабакам, а дома его ждет самая прекрасная жена в мире.
— Можно я посплю на диване? — спросила Мумуки.
— Зачем?
— Все лучше, чем возвращаться туда.
Я сказал, что она может спать на моей кровати. И застелил постель свежим бельем. Это было сложно сделать с больной рукой, но Мумуки мне помогла. Я пожелал ей доброй ночи. Какое-то мгновение она стояла на пороге, потом повернулась и закрыла дверь. Я включил телевизор. Тело болело после удара, и я бы все равно не смог уснуть. Я щелкал по каналам, пока не наткнулся на старый фильм, где по пустыне ехал поезд. На одинокой станции сошел мужчина в шляпе и черном костюме. Кажется, Спенсер Трейси. Он стоял на перроне посреди пустыни и даже не догадывался, зачем он здесь. Местный телеграфист спросил, зачем тот приехал. Спенсер Трейси ответил, что пробудет тут всего сутки. Телеграфист заметил, что в таком месте сутки могут показаться целой жизнью.
Снова позвонили. Я продолжал сидеть перед телевизором. Через некоторое время звонки и шум голосов утихли. Я встал с дивана и пошел в спальню. Посмотреть, как там Мумуки. На ее лице едва мерцали уличные огни. Одеялом она закрылась только наполовину. И тихо спала, держа в руках книгу «Norwegian Wood».
В ящике ночного столика я нашел пачку сигарет, взял одну, но не зажег. Я вдруг задал себе вопрос: когда в последний раз в моей постели лежала женщина? Подумал про Ирен. Сейчас она лежит в одной постели с моим братом. Я пытался выкинуть эту картинку из головы, но она снова и снова возвращалась. Я старался думать об одной Ирен, об Ирен со мной, но перед глазами маячило: она лежит, прижавшись к моему брату.