По поводу одной машины

XXX

За катафалком шагают, выстроившись в ряд, семеро Инверницци: Маркантонио, Сильвия и их пятеро детей. В центре — двое старших и так называемый Инженер оспаривают друг у друга право нести знамя ячейки Порта Вольта, право, явно узурпированное у товарищей-социалистов, которые пришли вчетвером: трое тех, что были накануне, и еще одна женщина в кружевной вуали. Явилось с полдюжины соседей Берти («Для массовости неплохо», — сказала Гавацци), но перед тем, как все стали рассаживаться по такси, они улизнули. От цеха пришли, в общем, те же, что всегда, хотя многих не досчитались: в это время по радио и по телевидению передавали футбольный матч. Женщин больше, чем мужчин. Бригада намотчиц в полном составе, за исключением Амелии: ей нездоровилось, поэтому ее оставили дежурить возле парализованной сестры Берти.

Пришли уборщица Чезира и еще несколько женщин, среди которых, ко всеобщему удивлению, оказалась и Марианна с «Авангарда». Стало быть, вместе с Брамбиллой-отцом, Маньялосом, Тревильо, Порро, неизменным Джеппой, парнишкой Кастеллотти и от Внутренней комиссии — Пассони, Кастельнуово и Каторжником (фирма своего представителя не послала, так как Берти уже не состоял в штате), а также делегатами «Свалки» Соньо и Гараном набралось человек тридцать. В общем, по количеству вроде ничего, но что такое для похорон в Милане тридцать человек, бредущих за жалким гробом с одним-единственным венком!

— Тем лучше, — сказала Сильвия, с той жестокостью, с какой она всегда формулирует особо ответственные суждения. — Тем яснее будет, как плохо мы организованы. И как неумны. Часто ли в этой нашей поповской Италии представляется возможность устроить внушительное похоронное шествие по-социалистически?

Маркантонио в отличной форме, подтянут и бодр, как всегда, когда он появляется на людях со всей семьей.

— Вот видите, — говорит он, — чем смелее выражаешь свои идеи, тем большее уважение это вызывает у противников (тротуары запружены воскресной толпой, мужчины снимают шляпы, многие женщины, несмотря на красный флаг, крестятся).

— Сильвия: — А где это сказано, что человек в шляпе — непременно буржуй!?

Всезнайка-малыш: — Папа прав. Посмотри на полицейских: уж кто-кто, а они наверняка реакционеры. И все-таки всякий раз, чтобы дать нам пройти, останавливают движение.

Сильвия: — Похоронную процессию всегда пропускают…

Сильвия поглядывает назад, на Марианну; дело в том, что Гавацци незаметно догнала ее и теперь идет рядом. Сильвия замедляет шаг, чтобы постепенно оказаться в одном ряду с ними. Справа Гавацци, за ней по пятам Кастеллоти, Марианна посередине, а Сильвия слева. «Здесь, по крайней мере, помалкивают, — отмечает она про себя, — а то идти за гробом да еще толковать о похоронах…»

Так они шли довольно долго, не проронив ни звука. Наконец, Сильвия сделала первую попытку:

— Сама не знаю, почему так получается, — сказала она и посмотрела на свои запылившиеся туфли, всего за два часа до этого начищенные до блеска. — Когда еще одна девушка приходит на завод, мне хочется ее обнять, потому что, говорю я себе, одной женщиной-работницей стало больше. Когда девушка выходит замуж и уходит с завода — муж хочет, чтобы она смотрела за домом, — мне хочется ее обнять, потому что, говорю я себе, одной горемыкой меньше.

Лицо у Марианны под материной черной косынкой восковое, глаза обведены кругами, бледные, без кровинки губы плотно сжаты. Если бы она шла не в третьем ряду, ее можно было бы принять за дочь покойного. На самом же деле Марианну с ним связывает только смутное воспоминание о водянистых, до удивления голубых глазах. Зачем она пришла? Была уверена, что встретит Андреони. Чтобы покончить со всем этим! Если восстановить в памяти шаг за шагом всю историю — ей-богу, она держалась молодцом! Даже дерзко! И еще неизвестно, напрасно или нет, если эти две интриганки, Гавацци и Сильвия, явно сговорившись между собой…

Сильвия (делая над собой усилие): — На мой взгляд, ошибку совершает и та и другая. Девушка идет на завод не для того, чтоб трудиться, а для того, чтоб избавиться от ига родителей. Девушка выходит замуж не потому, что ее привлекает замужество, а потому, что хочет освободиться от ига завода. И это — в самые лучшие годы, в двадцать — двадцать пять лет! Вместо того чтобы идти навстречу своему будущему, она убегает от прошлого. — Подождав немного: — Может, я неясно выразилась…

Да что там… Яснее ясного. С этой Марианной с «Авангарда» не разговоришься. Марианна — это как раз тот особый случай. Она пошла на завод сознательно, упорно стремилась к труду. Она не из тех, что готовы броситься в объятия первому встречному, лишь бы заполучить мужа. Марианна — настоящая работница, она отстаивает свое право на труд зубами и ногтями и точно так же будет защищать свою семью, если семья у нее будет.