По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла

Глава седьмая Дарэм

Я сижу в нефе Дарэмского собора и вспоминаю историю святого Кутберта — как он после многовековых скитаний обрел наконец покой в стенах этого храма. Я беседую с человеком, которому посчастливилось видеть мощи святого, после чего еду дальше в Ньюкасл, Берик и на священный остров Линдисфарн.

Сидя в величественном нефе Дарэмского кафедрального собора, я мечтал о том, чтобы отыскался, наконец, энтузиаст, который написал бы историю английских соборов. Это была бы чрезвычайно интересная книга. Ведь у всех наших великих церквей богатое прошлое, и почти с каждой из них связана какая-то чудесная история. Взять хотя бы тот же Дарэмский собор…

Все началось в далеком 559 году от Рождества Христова. Некий ирландский монах сидел в монастырской келье Мовилла и что-то писал при неверном свете свечи. Четыреста долгих лет отделяло ту ночь от времени, когда на Дарэмском холме поднимется маленькая деревянная церковь. Но тем не менее именно этот миг, когда молодой монах взял в руки перо и пергамент, можно считать решающим в судьбе будущего грандиозного собора.

В тот период Ирландия была уже христианской страной, и именно монастыри сохраняли светоч духовности и культуры — безнадежно угасший в Англии с уходом римлян. Ирландские миссионеры наведывались в дальние страны: они путешествовали пешком в грубых белых рясах, с пояса у них свисали кожаные мешочки с текстами Священного Писания. И повсюду, где бы они ни появились, монахи несли Слово Божье, обращая язычников в истинную веру. Нередко путь их пролегал по английской земле. По возвращении домой, в родной монастырь, миссионеры рассказывали ужасы об Англии. По их словам выходило, что страна эта погрязла в неверии и варварстве, что грабежи и убийства стали там нормой жизни. Вспоминали монахи и бывшие римские города, который нынче лежат в руинах, и зловонные трупы догнивают на их стенах.

Монаха, который тайно корпел над рукописью в монастырской келье, звали Колумкилле, что переводится как «Голубь церкви». Позже он войдет в историю как святой Колумба. Итак, Колумкилле гостил в Мовилле, где, как он знал, хранился великолепный экземпляр Вульгаты. Монах, который и сам был великим писателем, горел нетерпением ознакомиться с раритетом. Увидев же его, он понял, что не успокоится, пока не изготовит для себя копию известного манускрипта. Ночью он проник в церковь, где лежала Вульгата, и взял ее для переписки. Колумкилле работал втайне, никого не посвящая в свои планы. Но случилось так, что аббат Финниан, настоятель монастыря, однажды застал юношу за этим занятием и очень рассердился. Он потребовал, чтобы дерзкий монах отдал ему копию, но Колумба отказался повиноваться. Более того, он обратился к верховному королю Ирландии за помощью. Однако король решил дело не в его пользу.

— Твое решение несправедливо! — воскликнул разгневанный монах. — И ты еще о нем пожалеешь!

Со стороны Колумбы это были не пустые угрозы. Дело в том, что он принадлежал к очень знатному роду и имел влиятельных родственников из клана О'Доннелов.

Судя по всему, судьба твердо вознамерилась испытать молодого монаха на прочность. И дальнейшие события это подтверждают. В ту пору один из кровных родичей Колумбы — юный принц — попал в сложное положение. Он участвовал в спортивных состязаниях в Таре и случайно убил на поединке своего противника. Юноша был вынужден искать убежища при дворе верховного короля, однако нашел там не защиту, а смерть. Тогда Колумба кинул клич кровной мести и поднял кланы на войну против коронованного предателя. В 561 году состоялась битва при Кул-Дремне, которая обернулась настоящей бойней.

Король потерпел сокрушительное поражение, однако он все же оставался верховным правителем и сумел добиться для своего обидчика отлучения от церкви. И хотя позже благодаря заступничеству святого Брендана из Берра эта санкция была отменена, Колумба — теперь уже не воин, а простой монах — продолжал мучаться раскаянием за пролитую кровь. Он отправился за советом и вразумлением к знаменитому отшельнику святому Ласрену, который жил на острове Лох-Эрн. Тот наложил на монаха епитимью: Колумбе предписывалось покинуть Ирландию и не возвращаться до тех пор, пока он не приведет к Христу столько же душ, сколько было загублено в злополучной битве при Кул-Дремне. Дальше уже события разворачивались на английской земле…

В 563 году Колумба с двенадцатью другими монахами сел на корабль и поплыл к берегам Шотландии. Первую остановку они сделали где-то возле Оронсея. Здесь Колумба поднялся на вершину холма и, бросив взгляд на юг, обнаружил, что на горизонте все еще смутно видны очертания ирландской земли. А надо сказать, что святой Ласрен запретил ему не только возвращаться на родину, но даже и видеть ее. Монахам ничего не оставалось делать, как вернуться на палубу и продолжить свое плавание. Тринадцатого мая 563 года они снова высадились — теперь уже на острове Айона. На сей раз они оказались достаточно далеко: сколько ни смотрел Колумба в южном направлении, повсюду он видел лишь морские волны.

Тринадцать ирландских монахов, которым суждено было войти в историю, решили остаться на острове. Они построили себе деревянные хижины и маленькую часовню и начали возносить молитвы Богу. Так на шотландской земле возникла церковь Айоны, которая сыграла большую роль в христианизации Шотландии и Северной Англии.

По-прежнему до возникновения Дарэмского собора оставались еще долгие столетия, но очертания величественного храма уже замаячили в небесах, когда на маленький остров прибыл молодой человек по имени Эйден. Подобно самому Колумбе, он тоже был ирландцем королевского происхождения. Юноша присоединился к маленькой христианской общине и сорок лет провел на острове, посвящая время чтению молитв и проповедям.

Много лет спустя после смерти Колумбы святой Эйден решил покинуть Айону, чтобы организовать подобный же монастырь где-нибудь возле Нортумберлендского побережья. Он остановил свой выбор на маленьком пустынном островке Линдисфарн. Так в 635 году на английской земле возник первый ирландский монастырь. И случилось это через семьдесят два года после того, как святой Колумба был изгнан из Ирландии за неповиновение верховному королю.

На мой взгляд, это одна из самых прекрасных и романтичных страниц в истории христианства — время аскетичной святости в условиях сурового уединения, когда звуки монашеских песнопений смешивались с рокотом набегавших волн и время от времени заглушались криками морских птиц. Представьте себе, как эти героические нищие проповедники идут по дикой, полной опасностей стране, вербуя сторонников своему Богу. Многие верующие приезжали на Линдисфарн, дабы приобщиться к святости местного отшельника, святого Эйдена. Среди них оказался и аббат Кутберт, служивший настоятелем Мелроузского монастыря. Этот человек стал прямым духовным наследником Колумбы и Эйдена. Выросший на идеалах материнской церкви Айоны, он проповедовал христианскую праведность и отказ от всяческих материальных привязанностей. Времена тогда царили жестокие, и общаться Кутберту приходилось с дикими, воинственными людьми. И все же он умудрялся завоевывать все новые души — не мечом и огнем, а единственно вдохновляющим примером собственной святости. Время от времени Кутберт покидал монастырь и удалялся на крохотные уединенные островки, где ничто не отвлекало его от благочестивых размышлений. Дни и ночи проводил он в молитвах, и голосу его вторили лишь крики морских чаек да шум волн, набегавших на каменистый берег. Слава о нем шла по всему христианскому миру. Поэтому не удивительно, что, когда освободился епископский престол в Линдисфарне, выбор пал именно на Кутберта. Суровые саксонские вожди прибыли на затерянный в морских просторах островок и приблизились к вырубленной в скале келье, в которой жил святой отшельник. С собой они привезли епископскую мантию, а также посох и перстень. И опустились они на колени и смиренно просили монаха принять эти символы власти над осиротевшей епархией. Верный христианскому долгу, Кутберт согласился принять нелегкое бремя на свои хрупкие плечи. Произошло это в 685 году, а через два года святой Кутберт, епископ Линдисфарнский, скончался. Перед смертью он взял со своих соратников, братьев-монахов, обещание: если в силу каких-то причин — ибо хищные тени остроносых викингских драккаров уже маячили на горизонте — им придется когда-либо покинуть остров Линдисфарн, то они возьмут его тело с собой и перезахоронят там, где будет построена новая церковь.

Святой Кутберт тогда, конечно же, не догадывался, сколько мытарств выпадет на долю его останков, и как далеко они окажутся в конечном счете от этого скромного монастыря. Ему и в голову, наверное, не приходило, что не единожды за грядущие века авторитетные церковные мужи (ныне и не родившиеся) станут тревожить его бедные кости — доставать из гроба и разглядывать, как некое удивительное чудо. Легенда гласит, что тело святого Кутберта осталось нетленным. Выяснилось это примерно через двенадцать лет после его смерти, когда зашла речь о канонизации бывшего епископа Линдисфарна. По законам того времени останки людей, удостоившихся ореола святости, подлежали торжественному перезахоронению. Именно это и было проделано с телом святого Кутберта. В один прекрасный день на церковное кладбище явилась группа монахов во главе с аббатом. Распевая псалмы Давида, они возвели шатер над могилой святого Кутберта. После чего старейшие и наиболее уважаемые члены братства разрыли землю и осторожно извлекли останки святого человека. Они омыли их, завернули в шелковое покрывало и поместили в деревянный сундук, который затем захоронили внутри каменного саркофага в маленькой церкви Линдисфарна.

Вот, как описывает эту церемонию древний летописец:

На протяжении следующих ста семидесяти семи лет тело святого покоилось в деревянном гробу, куда его поместили благочестивые монахи. Однако к концу этого срока Линдисфарнская церковь перестала казаться надежным убежищем. Все чаще из-за моря приплывали хищные драккары северных пиратов. Дикая, необузданная орда викингов обрушилась на берега Англии. Они приходили со своими длинными мечами, грабили мирных жителей и разоряли монастыри. Захватив все ценное и предав смерти беззащитных монахов, они грузили добычу на корабли и уплывали восвояси. Короче, в 875 году монахи решили покинуть остров и перебраться в более безопасное место. И хотя среди них не осталось ни одного современника святого Кутберта, клятва, данная у смертного одра епископа, сохраняла свою силу. Монахи передавали ее из поколения в поколение. И сейчас, в горестную годину, они достали гроб с мощами Кутберта и вместе с ним тронулись в путь. Монахи уходили в глубь острова, выискивая место для новой обители.

Можно представить себе это зрелище! Что должны были думать сельские жители, завидев вдали скорбную процессию с гробом на плечах? Думаю, в те дни это стало новостью номер один во всей Северной Англии. И не один перепуганный пастух рассказывал своим товарищам, как встретил толпу монахов, пересекающую вересковую пустошь или блуждающую в лесу.

— Я спросил, что это такое они несут с собой. И мне ответили: «Мы несем прах нашего святого, Кутберта, к его новому дому!»

Целых восемь лет скитались монахи со своей священной ношей по северу Англии. Мы можем отследить их маршрут по той цепочке церквей Святого Кутберта, которая протянулась от одного побережья до другого в этой части острова. На некоторое время монахи остановились в Крейке, затем, казалось, уже окончательно осели в Честер-ле-Стрите. Здесь они задержались на сто с лишним лет, однако в 995 году им снова пришлось сняться с места и двинуться дальше. И вновь монахи — теперь уже, естественно, новые — взвалили на плечи гроб с телом святого Кутберта и отправились в сторону Рипона, где надеялись обрести надежное убежище. После многих приключений они добрались до Дарэма и здесь, как пишет летописец, сердца их преисполнились «веселия и великой радости». Ибо увидели они место «дикое и невозделанное, где не было ничего, кроме густого леса и колючего кустарника». Здесь на самом гребне холма, нависающего над рекой Уир, «возвели они свою первую церковь — скромное строение из тростника и веток деревьев, где и положили тело святого (впоследствии она так и называлась — церковь из веток); мазанка эта продержалась до тех пор, пока не построили они более роскошное здание, которое и стало гробницей для их святого…»

Так зарождался Дарэмский кафедральный собор. Вначале это была маленькая каменная церквушка, которую саксонский епископ Элдун выстроил в 999 году (и именно такой она предстала взору нормандцев, когда те заявились на север Англии). Однако гордые нормандцы, опьяненные успехом своего завоевания, решили, что негоже великому святому лежать в столь скромной усыпальнице. И в 1093 году они снесли старую саксонскую церковь и заложили фундамент грандиозного собора — того самого, который существует и поныне. К 1104 году строительство было в основном завершено, и тело святого Кутберта изъяли из маленькой монастырской часовни и перенесли в собор — на почетное место за главным алтарем. Вы и сегодня можете видеть приподнятую каменную плиту, на которой вырезано одно-единственное имя:

Итак, мы проследили долгий путь — через Ирландию, Айону, Линдисфарн, — который давным-давно, в темную, жестокую эпоху проделала отважная горстка христианских монахов. Это — путь веры, который привел к возникновению самого величественного собора во всей Англии.

Однако бедному святого Кутберту не суждено было покоиться в мире. Примерно раз в столетие могилу его вскрывали, чтобы полюбоваться на нетленные останки. Не смогли удержаться и те монахи, что переносили его на нынешнее место. Вот, как об этом рассказывает очевидец:

Тело святого Кутберта вновь потревожили в 1537 году. Тогда было объявлено, что оно оказалось целым и невредимым, с чистым лицом и бородой, какая могла бы отрасти у мужчины за двухнедельный срок. Очевидец доложил, что нашел тело «здоровым, свежим, благоуханным и податливым». После этого гробницу вскрывали в 1542-м, а затем еще в 1827 и в 1899 годах.

Покинув неф Дарэмского собора, я прошел за главный алтарь, где был захоронен святой Кутберт. Здесь мне повстречался пожилой служитель собора, с которым у нас завязалась беседа о самом святом и, соответственно, о выпавших на его долю мытарствах.

— Мне довелось видеть останки святого Кутберта, — вполне обыденным тоном сообщил служитель. — Я был здесь в 1899 году, когда могилу вскрывали в присутствии каноников Фаулера и Гринуолла, а также каноника Брауна, представителя римско-католической церкви.

Я посмотрел на него с вновь пробудившимся интересом. Еще бы! Передо мной стоял человек, который собственными глазами видел святого из Линдисфарна. Возможно, он даже прикасался к мощам святого Кутберта. Я невольно бросил взгляд на его руки и попросил:

— Расскажите, как все происходило!

— Ну, это, конечно же, было интересно, — начал он свой рассказ. — И прежде всего потому, что издавна существовала легенда, будто во времена Марии Кровавой, когда протестанты подвергались страшным гонениям, тело святого было изъято из гробницы и перезахоронено в другом месте, о котором знали лишь трое монахов. Если верить легенде, то секрет этот передавался из поколения в поколение, но всегда сообщался лишь трем монахам.

— Постойте, но ведь тело с тех пор видели в гробнице? — усомнился я.

— Да, сэр. Но существовала еще одна легенда — будто монахи взяли скелет и обрядили его в одежды. Собственно, вскрытие гробницы в 1899 году и было призвано пролить свет истины на эту историю. Так вот, мы открыли гробницу и увидели, что все правда. В захоронении действительно находились останки святого Кутберта, и исследование доктора Селби Пламмера подтвердило это…

— Скажите же, что вы там увидели?

— В раскрытой могиле обнаружилось некоторое количество костей, остатки деревянного гроба и ткань с чудесной саксонской вышивкой. В гробнице было два черепа, причем один из них принадлежал исключительно крупному мужчине. Это согласуется с легендой, которая утверждает, что после гибели короля Освальда в битве 642 году голову его сохранили и поместили в тот же деревянный гроб, в котором монахи с Линдисфарна захоронили святого Кутберта. Известно, что Освальд был очень велик ростом. Когда мы осматривали череп, то обнаружили на нем отметины от боевого топора. И насчет костей все сошлись на том, что они действительно принадлежат святому Кутберту. Вернее, все, за исключением отца Брауна, который придерживался точки зрения католической церкви: будто святой похоронен где-то в другом месте… Знаете, вам надо наведаться в библиотеку собора и посмотреть на эту вышивку и остатки деревянного гроба. Мы тогда изъяли эти предметы из гробницы, чтобы их можно было сохранить.

Я думаю, немногие посетители Дарэмского собора удосужились заглянуть в его библиотеку. Я и сам, каюсь, никогда там прежде не бывал. А напрасно! Ибо библиотека Дарэмского собора — удивительное место. Вообще, здешний собор представляет собой одно из самых грандиозных монастырских сооружений в Англии, а библиотечные корпуса являются немаловажной его частью (пожалуй, по своему значению они уступают лишь самой церкви).

Библиотека располагается в бывшем здании монашеского дортуара. К нему вплотную примыкает — так, что теперь оба помещения слились в единое целое — трапезная, где прежде монахи вкушали свою скудную пищу. Когда вы входите в библиотеку, то первое, что бросается в глаза, — огромные дубовые балки, поддерживающие крышу здания. Дерево для их изготовления возили за две с половиной мили из собственного леса настоятеля, что в местечке Борепэр (сейчас оно называется Берпарк). Балки эти служат уже свыше пяти столетий и, судя по всему, прослужат еще столько же.

В высоком застекленном шкафу я увидел фрагменты деревянной крышки от того самого гроба, который сколотили монахи с Линдисфарна тысяча двести сорок один год назад! Если не считать деревянных саркофагов из египетских гробниц, то здешний гроб — самый древний на Земле. Я с уважением разглядывал это произведение плотницкого искусства, пережившее двенадцать столетий. Крышка имела около пяти футов в длину и примерно шестнадцать дюймов в ширину. Поверхность ее украшали довольно грубые, но вдохновенные изображения Господа и четырех евангелистов. На одном конце была изображена Дева Мария с Младенцем Иисусом, на другом — святые Гавриил и Михаил. Здесь же присутствовали символические портреты двенадцати апостолов со святым Павлом во главе. Рядом с ним, насколько я понял, стоял святой Варнава. Все картинки были вырезаны острым ножом или стамеской.

Я смотрел на потемневшие древние обломки, и перед глазами у меня вставали картины из той далекой эпохи, когда Линдисфарн — маленький, продуваемый всеми ветрами островок — стал колыбелью христианства в этой части света. Вот эти смахивающие на трут кусочки дерева когда-то были частью гроба, в котором похоронили святого Кутберта. В нем святой пролежал двенадцать лет после смерти, и в нем же на протяжении столетий путешествовал с места на место. Невероятно! Только самый черствый и лишенный воображения человек не содрогнется при мысли о той временной пропасти, из глубин которой к нам явились эти полусгнившие обломки.

Среди многих реликвий, хранящихся в библиотеке Дарэмского собора, сегодня, увы, отсутствует самая главная — прославленное «Линдисфарнское Евангелие». Эта рукопись, близкая по стилю к еще более древней и знаменитой Келлской книге (ныне хранящейся в Дублинском Тринити-колледже), написана безвестными монахами Линдисфарнского монастыря. Она представляет собой бесценный памятник христианской литературы той эпохи. По свидетельству средневекового хрониста Симеона, в двенадцатом веке книга еще находилась в Дарэме и, судя по всему, оставалась там вплоть до печально знаменитого разрушения монастырей, предпринятого по инициативе Генриха VIII. В инвентарной описи Дарэмского собора она упоминается как «Liber Beati Cuthberti qui demersus erat in mare» (то есть книга, упавшая в море). Название это проистекает из старинной легенды, согласно которой монахи с телом святого Кутберта пытались переправиться на корабле в Ирландию, но попали в сильнейший шторм. Священную книгу смыло волной в море, однако же она не утонула, а вернулась к людям целой и невредимой — «прекрасная изнутри и снаружи, как если бы морские волны и вовсе не касались ее». После Реформации «Евангелие» на некоторое время исчезает из поля зрения и всплывает уже в начале XVII века, в эпоху правления Иакова I. Именно к тому периоду относится документ, удостоверяющий, что некий Роберт Коттон приобрел рукопись у Роберта Боуйера, клерка парламента. Остается только благодарить судьбу, что это бесценное произведение искусства уцелело и ныне является украшением Британского музея…

В заключение хочу сказать, что оторваться от Дарэмского собора просто невозможно. Это не обычная церковь, а целая эпоха, запечатленная в камне.

В Ньюкасл я приехал вечером, когда город уже завершил рабочий день и спешил домой. Мне он показался настоящим Черным Принцем среди прочих городов! Ньюкасл стоит на высоком холме и напоминает рыцаря в черных доспехах. В нем поражает прежде всего ощущение небывалой силы и энергии. Так и кажется, будто в этом городе непременно должны строить линкоры и броненосцы.

А какой великолепный вид открывается на реку с ее огромным высотным мостом! На мой взгляд, это одно из наиболее впечатляющих зрелищ подобного рода на севере Англии. Будь я художником, то неустанно писал бы этот великолепный мост. Он столь же переменчив и многогранен, как красивая женщина. Я бы обязательно запечатлел его ранним утром на фоне окутанного призрачным туманом города. Вы только представьте себе облако нежно-жемчужного цвета, в котором смутно вырисовываются крыши домов, печные трубы и церковные шпили! Впрочем, не менее красив мост и вечером, когда над городом догорает закатное зарево. И уж наверняка на него стоит взглянуть ночью, при свете звезд, особенно в тот миг, когда по мосту проносится скорый поезд: мелькание освещенных окошек и белый грибовидный дымок над крышей паровоза.

Где-то здесь неподалеку стоял и Адрианов мост, по которому переправлялись на запад римские легионы. Кстати, вот еще один замечательный сюжет для картины: современный металлический мост, а рядом с ним — призрак древнего предшественника. Серая когорта римских всадников с развевающимися на ветру плюмажами, а на заднем фоне движущийся железнодорожный состав. В этом тоже проявляется дух города. Ньюкасл-апон-Тайн — причудливая смесь английской истории. Казалось бы, что можно придумать более современного, чем уоллсендский уголь, а ведь название свое он берет от конечного пункта древнеримской стены. Точно так же и Гейтсхед обязан именем Адрианову мосту.

Интересно, многие ли коренные жители Ньюкасла побывали внутри замка? А ведь это великолепнейший образец поздней норманнской архитектуры на севере Англии. В его темных глубинах скрывается маленькая прелестная часовня, которая по красоте и совершенству не уступит норманнской часовне лондонского Тауэра.

Именно там я повстречался с американским архитектором, который пребывал в состоянии крайней экзальтации.

— Нет, вы знали прежде об этом шедевре? — в который уже раз вопрошал он меня. — Подумать только: одно из красивейших зданий во всей Англии, и никакой рекламы! Стоит себе этакое чудо и ждет, когда же его заметят и оценят по достоинству. Господи, если бы я мог взять и перенести его в Америку! Уверяю вас, я бы на одних входных билетах заработал кучу денег. За пять лет стал бы миллионером!

Я прогуливался по улицам Ньюкасла, жалея, что у меня нет в запасе недели на доскональный осмотр всех его достопримечательностей. Этот город — мрачный и суровый на вид — пронизан ощущением огромной, ни с чем не сравнимой энергии. И в нем множество неисследованных, укромных уголков. Это идеальное место для долгих бесцельных блужданий. Незабываемый вид открывается на Ньюкасл с правого берега Тайна, из Гейтсхеда. Вашему взору предстает беспорядочное скопление крыш, над которыми возвышается мрачная громада крепости и справа от нее открытая башня собора — так называемое «Око Севера». На мой взгляд, это один из самых замечательных видов во всей Северной Англии.

В городе до сих пор существует омнибусное сообщение. Полагаю, что здешняя конка самая древняя в стране. Эти вагончики с запряженными лошадьми словно сошли со страниц диккенсовских романов. Глядя на них, невольно вспоминаешь кринолины, бакенбарды и прочие приметы викторианской эпохи. Вагончики ежедневно курсируют по высотному мосту Роберта Стивенсона. Плата за пеший проход по этому мосту составляет полпенса, и за те же самые деньги вы можете прокатиться на старинном омнибусе!

Неудивительно, что все хорошенькие машинистки Ньюкасла предпочитают пользоваться конкой.

Ближе к вечеру я прибыл в Берик-апон-Туид.

Город этот на протяжении столетий являлся предметом спора между англичанами и шотландцами — он неоднократно переходил из рук в руки. В настоящий момент Берик официально считается английской территорией. Хотя — если судить по выговору местных жителей — я бы скорее предположил, что город по-прежнему принадлежит Шотландии!

Маленький холмистый городок расположен в самом устье реки Туид. Он до сих пор хранит дух боевой готовности. Некоторые городские районы выглядят так, будто только недавно подверглись набегу шотландцев (или, может, англичан?) Годы идут, а Берик все сохраняет обличье приграничной крепости.

Так уж получилось, что здесь, в Берике, я впервые увидел настоящий бродячий цирк. На рассвете в городе появился караван из ярких фургонов, которые тащили усталые пегие лошадки. Циркачи сразу же возвели высокий разноцветный навес, и это стало лучшей рекламой. Новость мгновенно облетела весь Берик, и десятки городских мальчишек заняли места на крепостной стене. С замиранием сердца наблюдали они, как разгуливают между палатками ковбои в широкополых шляпах и смазливые девицы в кожаных юбках. Приготовления к выступлению шли полным ходом. Многие сорванцы ринулись домой — добывать деньги на входной билет, и думаю, не одна коллекция стеклянных шариков в эти часы сменила своих владельцев.

В наши дни, как и прежде, приезд бродячего цирка является волнующим событием в жизни любого маленького городка из английской глубинки. По-прежнему находятся босоногие смельчаки, которые тайком пробираются в лагерь заезжих артистов и надеются отсидеться где-нибудь под пологом палатки. И все так же владелец цирка осуществляет обход своих владений и безжалостно выдворяет безбилетных зрителей. Да и сами представления, по правде сказать, не сильно изменились. Как и встарь, несется по кругу дедвудский дилижанс — под щелканье хлыстов и душераздирающие вопли «краснокожих», гремят хлопушки, долженствующие изображать выстрелы, и свет красных фонарей заливает импровизированную арену.

— Леди и джентльмены! — объявляет ковбой, отвешивая низкий поклон публике. — Просьба к тем, кто сидит в первых рядах, отодвинуться как можно дальше. Ибо мы предлагаем вашему вниманию прославленное представление, неоднократно исполнявшееся перед коронованными особами. Вам предстоит стать свидетелями одного из самых ужасных и захватывающих событий нашей эпохи. Итак, леди и джентльмены, встречайте — «Нападение на дедвудский дилижанс»!

«Первые ряды» — это как раз городская мелкота, мальчишки и девчонки, рассевшиеся прямо на траве. Они поспешно отодвигаются, поджимая под себя ноги, и взволнованно перешептываются. И вот на зрителей обрушивается оглушительный шум: с леденящими кровь возгласами на арену галопом выезжают индейцы племени сиу, их триумфальный выход сопровождается лошадиным ржанием и хлопками револьверных выстрелов. Затем из-за шатра появляется четверка лошадей, она тянет старенький почтовый дилижанс. Индейцы устремляются вслед за ним, и на сцене воцаряется ад кромешный! Внутри фургона мечутся красные огни, две или три девушки в костюмах викторианской поры испуганно кричат и цепляются друг за друга, когда фургон опасно накреняется на поворотах. Краснокожие злодеи почти настигли дилижанс, но тут выезжает группа ковбоев… Короткая схватка завершается благополучным спасением девушек. Ура! Всеобщее ликование в публике. Конец представления.

И никто не видит, как циркачи потихоньку убирают скамейки, сматывают веревки и собирают прочий реквизит, готовясь к переезду на новое место. Что за жизнь!

— Снимаемся в четыре утра! Будьте готовы! — кричит управляющий вслед акробатам, ковбоям и индейцам, которые устало бредут к своим фургонам, намереваясь подремать несколько часов перед выездом.

А городские мальчишки не расходятся. Они долго будут шнырять по опустевшему лагерю, вдыхать запах горячего кофе и жареного бекона и возбужденно тыкать пальцем в девицу, которая еще час назад лихо скакала верхом в обсыпанном блесками трико, а теперь стоит у дверей фургона — удивительно обычная, с кружкой крепкого портера в руках.

А под утро, когда все мальчишки Берика будут сладко спать и видеть во сне Дикий Запад — куда более убедительный и реальный, нежели в голливудских фильмах, — в этот самый час длинная цепочка раскрашенных фургонов потянется прочь из города.

— Конечно, жизнь у нас нелегкая, — говорил вождь сиу с сильным кентским акцентом, — но разрази меня гром, коли я соглашусь сменять ее на что-нибудь другое. Мы уж привыкли… Если приходится задержаться в одном месте на три дня, так мы начинаем с ума сходить.

И я подумал: таковы они все, циркачи! Жизнь их навечно связана с длинным раскрашенным караваном, который медленно путешествует по сельской Англии и предлагает простодушной, неискушенной публике частичку заморской романтики.

Маленький островок Линдисфарн, который еще называют Холи-айленд, лежит неподалеку от Нортумберлендского побережья, в трех милях к югу от Берика.

В хорошую погоду солнечный свет ослепительно сияет на песчаных пляжах Линдисфарна — так что, если смотреть на него с берега, остров кажется золотым кораблем, вставшим на якорь недалеко от берега. В часы прилива этот клочок суши отрезан от Англии. Но когда вода спадает, вы можете добраться туда на любом транспорте, способном проделать трехмильное путешествие по мокрой и скользкой песчаной косе.

Вот и я пришел на берег, чтобы отправиться на Линдисфарн. В ожидании обещанного автомобиля я испытывал двойственные чувства. С одной стороны, я радовался, поскольку давно уже мечтал попасть на остров. Но, с другой стороны, меня одолевала грусть, ибо всегда грустно расставаться с мечтой.

Даже сейчас, глядя на далекий остров святого Кутберта — невысокий, сияющий, с шапкой облаков, нависших над ним, — я почти наверняка знал, что буду разочарован. Ни одно, даже самое волшебное место, не сможет оправдать такое имя. Линдисфарн! Для меня оно является воплощением чистой романтики. Пожалуй, во всей Англии только Тинтагель может претендовать на такой же титул. Название острова отзывается в сердце сладчайшей музыкой. Лин-дис-фарн! В самом звучании этого имени мне слышатся крики морских птиц и нескончаемый шум волн… и еще нечто такое, что находится за гранью наших обычных переживаний.

Прищурившись на ярком солнце, я смотрел на обширные песчаные пространства, испещренные миллионами пятнышек морской плесени, сверкающие от золотых лучей. Издали казалось, что они вибрируют и колеблются, дышат, словно живые. Потом я разглядел, что впечатление это возникает из-за многочисленных птиц — стаи чаек, куликов, моевок и песочников летали в воздухе или же стояли в лужицах морской воды, деловито выискивая себе пропитание. Вдоль песчаной отмели тянулась цепочка деревянных столбиков — вехи эти отмечали дорогу к острову. Меж ними, на равных расстояниях, были установлены странные тумбы, напоминавшие невысокие башенки. Как мне объяснили, это укрытие для тех, кто силой обстоятельств окажется застигнутым приливной волной.

Вдалеке я увидел темное пятно, которое медленно двигалось в мою сторону. Ага, тот самый транспорт, который должен доставить меня на Холи-айленд!

Я сидел меж песчаных дюн и мечтал, чтобы он не появлялся как можно дольше…

Холи-айленд! Это одно из самых священных мест в Англии. Тринадцать столетий назад, когда весь север страны представлял собой дикий, языческий край, сюда явилась горстка кельтских монахов с Айоны. Они избрали Линдисфарн, поскольку остров выглядел суровым, пустынным, а следовательно, идеально годился для их целей, в которые входило умерщвление плоти и усмирение простых человеческих желаний. (Должен сказать, что он и сегодня выглядит точно так же.) Здесь, посреди холодных британских волн, они создали обитель по образцу фиванской. В результате Линдисфарн превратился в Святой остров. Как я уже рассказывал выше, саксонский король прислал сюда своих послов. И эти гордые мужи преклонили колени на золотых песках Линдисфарна и смиренно просили святого Кутберта принять епископский посох, а с ним и всю епархию. Тогда, на заре христианской эры, на острове Холи-айленд творились чудеса. Именно отсюда, с голой морской скалы, любовь, заповеданная Господом нашим, шагнула в языческий мир и вскоре завоевала весь английский Север…

Движущееся пятно тем временем приблизилось вплотную и обернулось автомобилем марки «форд». О Боже, все оказалось еще хуже, чем я ожидал! Грубая, дребезжащая машина ржаво-красного цвета, с заляпанным бампером затормозила, и я поднялся ей навстречу. За рулем сидела молодая голубоглазая девушка. Когда она заговорила, я уловил в ее речи легкий шотландский акцент.

Деваться было некуда. Я сел в машину, и мы поплюхали по лужам в сторону Линдисфарна.

Прошедшие века не сильно изменили облик Холи-айленда. Здесь по-прежнему царит одиночество и тишина, нарушаемая лишь птичьими криками да неумолчным шумом прибоя.

На острове стоят маленькие каменные домики, в которых проживают около сотни рыбаков. Мужчины все, как на подбор, крепкие, краснолицые. Женщины тоже высокие и мускулистые, некоторые из них поражают своей красотой и грацией. И все они живут в мире и согласии, напоминая членов одной большой, дружной семьи. Необыкновенная сердечность в обращении выгодно отличает местных жителей от прочих обитателей уединенных островков. Меня уверяли, что на Холи-айленде нет места обычным человеческим порокам, и теперь я в это верю.

— Какая полиция? — переспросил меня хозяин крошечной гостиницы. — Нам не нужна полиция. В начале лета, когда начинается наплыв туристов, к нам с большой земли присылают одного констебля. А других полицейских у нас не бывает.

Все разговоры на острове так или иначе крутятся вокруг морской тематики: приливы и отливы, рыба, спасательные шлюпки и нечастые путешествия на какой-нибудь из Фарнских островов — вот, что занимает жителей Холи-айленда. Фарнские острова — крошечные безлюдные участки суши, где безраздельно царят птицы и тюлени. Ну и, конечно, здесь много говорят о святом Кутберте. Легенды об этом святом отшельнике по-прежнему в ходу на острове.

— Знаете, когда уставал от монастырской жизни, — рассказывал старый рыбак, исполнявший роль звонаря при местной церкви, — он обычно удалялся вон на тот островок, где ничто не мешало его молитвам. Говорят, будто в прежние времена туда вел подземный ход — прямо от аббатства до острова. И я в это верю, потому что, помнится, мой дед рассказывал, как однажды он разыскал такой ход и шел по нему до тех пор, пока свеча не погасла…

На берегу до сих пор находят четки святого Кутберта — маленькие окаменелые бусинки. Согласно традиции, святой делал их в те дни, когда над островом бушевал шторм. Приятно так думать, однако, скорее всего, это фоссилизированные останки морских животных, обкатанные морскими волнами до идеальной гладкости.

Единственными достойными внимания зданиями являются развалины монастыря Святого Кутберта и местный замок.

Монастырь представляет собой руины норманнского здания, сложенного из красного песчаника. Судя по всему, даже в свои лучшие дни монастырь сильно уступал Дарэмскому собору. Построен он на месте первой церкви, скромной мазанки, которую святой Эйден возвел в 635 году.

На церковном дворе стоит некое подобие каменной купели, которое здесь в шутку называют «любовным ложем». Когда кто-нибудь из девушек выходит замуж, ее приводят к этому камню. Двое старейших жителей острова становятся по обе стороны от тумбы и наполняют купель водой. Затем поднимают на руки невесту и держат над купелью. Происхождение этого обряда мне неизвестно, а что касается камня, то, полагаю, когда-то он служил основанием для ярмарочного креста.

О Линдисфарнском замке могу сказать, что это одна из самых романтических построек такого рода во всей Англии. Здание действительно напоминает заколдованный замок из волшебной сказки. Он воздвигнут на вершине скалы, которая непонятно откуда взялась посредине плоского острова. Причем очертания постройки таковы, что кажется, будто скала естественным образом перерастает в здание. В настоящее время замок является частным владением.

Если вам когда-нибудь доведется побывать на Линдисфарне, обязательно прогуляйтесь вечером по прибрежным дюнам.

Вы будете вознаграждены ни с чем не сравнимым видом, который открывается с берега Холи-айленда. Впереди, прямо по курсу, лежит большая земля: там один за другим вырастают голубые холмы, а позади них вырисовываются туманные очертания гор Чевиот-Хиллс. Господствующее место в этом пейзаже занимает замок Бамбург, обращенный своими башнями и крутыми крепостными стенами к морю. Кажется, будто он пытается разглядеть маленькие обломки скал, которые виднеются в морской дали — это и есть Фарнские острова. И завершает картину фантастическая череда облаков, проплывающая в небе. Солнце светит невероятно ярко и изливает свой золотой свет на Холи-айленд. А вокруг царит абсолютное безлюдье, нарушаемое лишь вторжением птичьих стай.

Здесь вы ощущаете себя совершенно оторванным от того, что мы привыкли называть человеческой цивилизацией. Во всяком случае я не знаю другого места в Англии, где уединение казалось бы настолько полным. Вы остаетесь наедине со своими мыслями и фантазиями, и вольны лепить из них все, что угодно! Я вполне понимаю людей, которые бесповоротно влюбляются в Линдисфарн. Многие сюда приезжают с желанием обрести мир и душевный покой. Попытайте счастья и вы. Встаньте на берегу — там, где волосы треплет соленый ветер, а на ноги набегает морская волна, — и вполне возможно, что вы тоже проникнетесь святостью этого места. Вам откроется тщета и суета нашей повседневной жизни. Вот тогда вы станете на шаг ближе к святому Кутберту и поймете, что привело его на эти дикие и прекрасные берега.