По воле судьбы

Глава 19

Риз шел по городу как слепой, поддерживая огонь своей ярости воспоминаниями о том, как тот дворянин ласкал и целовал Джоан. Ее спокойное признание в том, что она собирается предложить свои услуги в обмен на услуги этого воина, звучало в его ушах, заглушая голос разума.

Он знал, что ведет себя словно неопытный мальчишка, и от этого ему было еще хуже. Он негодовал и злился оттого, что позволил ей стать настолько близкой, чтобы так глубоко задевать его. Кровь бешено бурлила в его жилах. Сыпля себе под нос проклятия, он шагал по улицам и переулкам, налетая на прохожих в надежде, что кто-нибудь из них толкнет его в ответ, и тогда он обязательно ввяжется в драку, потому что кулаки у него так и чесались.

Джоан считала его дураком, каким он и был. Она играла на его чувствах и давала ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы получить как можно больше взамен. С одной стороны, она не подпускала его к себе, а с другой – приманивала рыцарей и, словно торгаш, строила планы, как она продаст то, что, как она утверждала, не может предложить ему. Скорее всего, она лгала ему даже о том, что с ней случилось. Она была всего-навсего расчетливой, безжалостной, бессердечной шлюхой.

Бешеная обида нахлынула на него. Ослепившая его ярость немного рассеялась и высеченный оскорбленной гордостью образ Джоан предстал перед затуманенным взором: смесь искусительницы и гордячки в сиянии ореола распутства. В этом образе было мало сходства с той женщиной, которую он знал.

Он помнил ее терзания в саду, стыдливость в постели. Нет, в этом она не лгала.

Неохотно признав это, он не почувствовал облегчения. Так только усложнялось то, что он хотел упростить Он хотел, он должен был предположить самое худшее. Но новые воспоминания, сладкие и мучительные, назойливо мешали его усилиям обратить любовь в ненависть.

Все еще кипя и негодуя, он продолжил путь, но уже с новой целью. Он направился к собору, к тому месту, где он стоял, когда увидел Джоан под сенью стен. Вновь пережив предательство, он сможет одержать верх над своей слабостью.

Он напрягал свою память, но она сперва не спешила ему помогать. Лишь освободившись от того потрясения, которое пережил, он воссоздал в своей памяти картины недавних событий отчетливее, чем это предстало перед ним в реальности.

Он понял, что в действительности видел. Джоан в ее коричневом платье, прижатая к стене, лица не видно из-за плеч мужчины. Ее подчинение ласкам и поцелуям, но никаких признаков приветствия этого ухаживания, никаких ответных объятий. Она застыла неподвижно, скованная гордостью, а может, страхом?

Он мысленно вспоминал, как она вела себя с ним в повозке и дома. Ушедшая в себя, сдержанная, с каменным лицом, полным достоинства и лишенным сожаления. Спокойная. Слишком спокойная, учитывая то, что она стерпела. Бесстрастное лицо и такие непроницаемые глаза, что он не мог прочесть ее мыслей.

Он увидел в ее безразличии, скорее, отрешенность, чем пылкий отклик на ласки рыцаря, но возможно, на самом деле она защищалась.

Действительно ли она с радостью принимала ласки того мужчины? Или лгала, чтобы уберечь его, Риза, от драки с вооруженным мечом дворянином?

Он отказывался верить первому предположению, но последнее его беспокоило еще больше. Он не хотел признать, что она могла разрушить то, что существовало между ними только потому, что не верила в его способность защитить себя… или ее.

Он мог бы стерпеть обиду, если бы это означало, что она заботилась о нем. Может быть, она и заботилась о нем, но дело было не только в этом. Не все в их ссоре было произнесено с безразличием. Когда она говорила о цели, поддерживающей ее, о том, что больше у нее ничего не осталось, знакомое пламя зажглось в ее глазах.

Не начало ссоры ранило ее глубже всего, а конец.

Он продолжил свой путь, немного успокоившись. Его волновал тот золотоволосый дворянин. Возможно, он действительно был хорошим воином, может быть, он даже влюбился в Джоан и поможет реализовать все ее планы, пойдет до конца ради нее, но ведь могло быть и не так. Он мог оказаться просто хвастливым трусом, который соблазняет женщин своей красотой и обещаниями.

Надеясь, что последнее и окажется правдой, он направился к тому, кто мог знать юного сэра Ги. Если его подозрения подтвердятся, у него появится повод сразиться с этим покорителем женских сердец.

Служанка проводила Риза в сад, где, удобно устроившись на траве, Мойра плела корзинку. Когда она была бедна, ее ремесло помогало ей выжить, теперь же она занималась этим просто ради удовольствия.

Она подняла глаза и встретила его спокойной улыбкой, которая погасла, когда он подошел ближе. Ярость все еще кипела в нем, и он решил, что она могла заметить его настроение.

Мойра жестом предложила ему сесть на землю рядом с ней, как он часто делал много лет назад, когда приходил в этот дом, ухаживая за добросердечной плетельщицей корзин. Он редко вспоминал о том времени, редко думал о том, что с ней могло произойти, сложись ее жизнь по-иному, но сейчас вплотную приблизился к этому вопросу. Мойра была самым чистым, честным и открытым человеком, которого он знал. Риз решил, что это именно то, что ему нужно в данный момент.

– Я рада, что ты пришел, – сказала она. – Я собиралась послать к тебе служанку. Сегодня днем мы уезжаем из города, и я хотела увидеть тебя перед отъездом.

– Разве ты и малыш готовы к путешествию?

– Прошел уже почти месяц. Я не какая-то изнеженная придворная дама, а малыш может спать, где бы ни находился. Аддис решил, что сейчас самое подходящее время покинуть город. Мы хотим покинуть Лондон, прежде чем начнутся осенние дожди.

Она вынула тростинку из ведра с водой и начала вплетать ее, заканчивая край корзины.

– Я отдам тебе эту корзину, подаришь ее Джоан. Она мне понравилась, хоть она и сложный человек. Мне кажется, мы с ней могли бы стать подругами, но я никогда до конца не буду уверена, что знаю ее.

Его первой реакцией на ее критику было раздражение. Он напомнил себе, что это Мойра, она никогда не придиралась к другим женщинам от нечего делать.

Мойра обратила на него свои ясные голубые глаза и слегка нахмурилась.

– А ты ее знаешь?

Еще вчера он мог поклясться, что знает, но теперь его одолевали сомнения.

– Довольно хорошо. Она улыбнулась.

– Этого достаточно.

Они болтали обо всякой чепухе, о ее детях, о его работе. Сидя вместе с ней на траве, он успокоился. Зайдя к ней, скорее, ради приличия, теперь он не спешил уходить. Если Мойра уезжает за город, когда они еще смогут так поговорить?

Она догадалась, что он пришел не только для того, чтобы повидаться с ней.

– Аддис на террасе, – сказала она, когда корзина была закончена, и вручила ему еще сырое изделие. – Скажи Джоан, что через несколько дней она будет полностью готова, высохнет – и можно пользоваться. А ты должен постараться приехать к нам в Бэрроубург. Если сможешь, привози Джоан. Я буду рада ее видеть, – она устремила на него открытый, искренний взгляд. – Ты ведь знаешь, наш дом всегда открыт для тебя и твоих близких.

В ее глазах он прочитал больше, чем она могла вложить в слова. Ей, рожденной рабыней, как никому из его знакомых, было присуще природное чутье. Она кожей ощущала витавшую в воздухе опасность, знала, чем в ближайшее время будет рисковать ее муж. Она предполагала, что человек, стоящий перед ней, разделит с ним этот риск.

Может, он так и сделает. Вдруг ему снова стало нечего терять.

Он взял ее руку и поцеловал.

– А мой дом всегда открыт для тебя и твоих близких, Мойра.

Он нашел Аддиса на террасе, тот складывал в деревянный ящик пергаментные свитки.

– Ваш отъезд из Лондона, Аддис, так внезапен. Надеюсь, ты не спасаешься бегством.

– Просто пора ехать, вот и все.

– Планы короля отложены на какое-то время?

– Мортимер очень пристально следит за каждым из нас. Мы рассредоточимся, чтобы усложнить ему жизнь. Но если ты будешь с ним разговаривать, скажи, что его подозрения подтвердились. Пусть знает, Эдуард начинает беспокоиться.

– Это только подтолкнет его к действию.

– Он приготовился действовать еще в тот день, когда Эдуард достиг совершеннолетия… Пусть знает, что его время подходит к концу. Посмотрим, сколько наглости у этого узурпатора.

– Ты готов к этому?

Аддис не ответил. Он не стал откровенничать с человеком, который не присягал на верность его делу. Поставив ящик на пол, он наполнил вином два кубка.

– Сядь и выпей со мной, каменщик. Поговорим о чем-нибудь простом, незамысловатом.

Риз заметил мрачные тени в глазах своего собеседника. Нет, они еще не были готовы, и Аддис знал об этом. Но события стали развиваться слишком стремительно, что-то их форсировало – то ли подозрительность Мортимера, то ли нетерпеливость короля. Аддис не спасался из Лондона бегством, но он увозил из города свою семью, стремясь защитить их.

Мужчины расположились для беседы в креслах у камина, что пылал в большой комнате. Сбоку находилась дверь, которая вела в хозяйскую спальню.

– Сегодня в городе я видел рыцаря, которого я не знаю в лицо.

– А ты всех знаешь в лицо?

– Многих. Он был молод и на нем не было ливреи лорда, по которой я смог бы узнать, к чьему клану он принадлежит. Однако он богат, слишком шикарно одет для молодого человека без покровителя. Я слышал, как его назвали сэр Ги.

Это имя отвлекло Аддиса от его мыслей.

– Опиши его.

– Золотоволосый, среднего роста, очень красив, почти как женщина. У него был меч с желтым камнем на эфесе.

– Ты описываешь Ги Лейтона. Он человек Мортимера, в ливрее или без нее. Если его вызвали в Вестминстер, ничего хорошего это не предвещает.

– Почему?

– Человек такого сорта убьет короля и получит от этого удовольствие.

Это и в самом деле плохая весть, но не по тем причинам, что волновали Аддиса. Риза волновал не столько характер Ги, сколько благополучие Джоан. Связавшись с ним, она может оказаться втянутой во что-то весьма опасное.

– Откуда ты его знаешь?

– Брат моей первой жены поссорился с ним несколько лет назад, когда Ги был еще совсем мальчишкой. Он и тогда отличался жестокостью, а с возрастом стал еще хуже. Ги обратил на себя внимание Мортимера во время мятежа. Мортимер дал Ги армию и послал укреплять северные пределы Уэльса, отобрать земли, принадлежавшие Деспенсеру и Аранделу. На словах это делалось во имя короны, но на самом деле – в интересах рода Мортимеров. Я думаю, ты наслышан о той кровавой бойне, мне не нужно тебе напоминать о ней. Но Лейтон может быть виновным не только в привычных для войны деяниях. Поговаривают, он избавлялся от женщин и детей, если те могли помешать его планам.

Риз замер. Смысл слов дошел до него не сразу, но, еще не дослушав до конца, он знал наперед, что услышит.

Не знаменитый победитель рыцарских турниров прижимал Джоан к стене собора – это был человек, который ее обесчестил.

Риз понял, что в глубине души он ждал этого, он пришел к Аддису, чтобы услышать этот рассказ. Его гордость не хотела замечать правды, но сердце сразу обо всем догадалось.

– В одном из случаев было проведено расследование, – продолжал Аддис. – Ничего не удалось доказать, но одна девушка и ее брат утонули в реке, и, похоже, Ги приложил к этому руку.

Ризу показалось, что в комнате внезапно стало очень жарко.

– Расследование? Странно. На войне люди гибнут постоянно.

– Но не дети баронов. Не сын и дочь маркграфа. Его сердце замерло.

– Расскажи мне об этом.

– Это случилось три года назад. Даже если слухи окажутся правдой, Ги вряд ли поплатится за это, разве что его настигнет вечное проклятие.

– Все равно расскажи мне. Как звали того барона?

– Маркус де Брекон. Его владения лежали к югу от земель Деспенсера и были гораздо меньше, но он был главным владельцем лена,[1] присягавшим непосредственно последнему королю.

Риз слышал о Маркусе де Бреконе. Жители марки[2] знали имена всех маркграфов. Де Брекон был благородным человеком, он остался верен своему сюзерену до конца, поэтому после отречения короля он был особенно уязвим. Мортимер заявил, что де Брекон вступил в сговор с Деспенсерами, и послал Ги лишить его права владения вотчиной. В Совете поговаривают, что Ги действовал по собственной инициативе, но на документах стоит королевская печать. Многие подозревают, что Мортимер без ведома королевы пользуется печатью, но ни один не может доказать.

Риз слушал, а в его голове, словно фон к рассказу Аддиса, звучал другой, хорошо знакомый, голос – голос Джоан, рассказывающей на кухне о бедах своей семьи. «Его войска пришли на наши земли, чтобы силой отобрать владения у лорда, который остался преданным королю. Мой отец присоединился к защитникам крепости».

– На самом деле ты хочешь сказать, что никто не станет пытаться доказать это, чтобы не навлечь на себя неудовольствие Мортимера. Маркус погиб в битве?

– Он оказал сопротивление. Лейтон не предлагал перемирия, он никогда этого не делает.

Он погиб после того, как крепость пала, как и все, кто защищал главную башню.

– Говорят, он погиб, когда наконец решил сдаться. К тому времени все, кто был внутри башни, были зверски убиты, но опять-таки тому нет никаких доказательств. Так как его сын и дочь мертвы, никто не может потребовать от короля или парламента восстановления справедливости. После той битвы не осталось ни одного свидетеля, которого суд счел бы законным. Как я говорил, было проведено расследование, кроме того, предпринята попытка выяснить судьбу наследника и его сестры. Ланкастер этой историей пытался возмутить спокойствие баронов, но ничего из этого не вышло. Многие считают, что это исчезновение очень удобно Мортимеру. Таким образом устранены свидетели, а также возможность того, что мальчик оспорит право Мортимера на эти земли.

Новый лорд, один из фаворитов Мортимера, оказался подлецом и мародером: он присваивал себе все, принадлежавшее тем, кто сопротивлялся ему, а бывших владельцев просто убивал, и все это, прикрываясь интересами государства, во имя короны. Поэтому мы с Марком, как только смогли, покинули город и пришли сюда.

Черт побери!

Его охватило смятение. Не в силах усидеть на месте, он встал и начал ходить по комнате, пытаясь осмыслить, к каким последствиям может привести это его открытие.

– Их имена, сына и дочери. Как их звали?

– Меня не было в суде, когда это обсуждали. Если мне когда-то и называли их имена, я их позабыл.

Марк и Джоан. Их звали Марк и Джоан.

Он повернулся спиной к Аддису и сделал вид, что разглядывает гобелен на стене. Незачем лорду Бэрроубургу видеть, какое впечатление произвел на гостя его рассказ.

Противоречивые эмоции овладевали Ризом, волны изумления сменялись волнами гнева: она обманула его, не солгав, а промолчав. Доверяла ему, но не настолько, чтобы признаться во всем. Считала, что он не сможет обеспечить ее безопасность. Он мог понять ее в самом начале, но потом…

Она не была дочерью йомена или мелкопоместного дворянина, она была дочерью маркграфа, Джоан де Брекон, дамой самых благородных кровей.

«Я берегу себя для себя, для выполнения обязательств и замыслов, которые появились у меня задолго до нашего знакомства. И не позволю тебе помешать».

В его голове образы, вышитые на гобелене, сменялись другими. Джоан, на глазах у которой убивают ее благородного отца… Джоан лицом к лицу с сэром Ги в том аду, которым стал ее мир, осознающая, что только она одна стоит между своим братом и его смертью… Джоан, с глазами, горящими яростью и решимостью, цепляющаяся за мечту о справедливости, спасающую ее душу от разрушения.

Она была права: ей нельзя было забыть прошлое. Простой человек без имени и титула мог забыть все раз и навсегда, но не она. Они с братом спаслись бегством, но опасность того, что прошлое последует за ними, всегда подстерегала их.

И это случилось. Прошлое настигло ее сегодня на рыночной площади.

– Они уязвимы, – услышал он собственный голос, в то время как перед его мысленным взором возник сэр Ги, нависший над Джоан возле собора. Самоуверенный и дерзкий, довольный собой, словно ястреб, поймавший беззащитную голубку.

Он отмахнулся от этого воспоминания и повернулся. Аддис с любопытством рассматривал его.

– Они уязвимы, Мортимер и королева. Во дворце, в его коридорах и покоях он беспечен. Выслеживает и вынюхивает в надежде увидеть и учуять армию. Я свободно хожу по Вестминстеру и несколько раз бывал с ним наедине. Я легко могу…

– Нет, – слово прозвучало как не подлежащий обсуждению приказ. – Если тебя схватят, ты умрешь, и даже Эдуард не сможет помешать твоей казни, и неважно, насколько на руку ему будут твои действия. И это не может быть делом рук наемного убийцы. Это должен сделать король, законный правитель Англии, его решение должно касаться и королевы, а не только ее любовника.

– Тогда заставь Эдуарда действовать. Не на поле битвы, а в его собственном доме. Ты говоришь, у него есть горстка людей, которым он может доверять. Пусть они вместе с ним пойдут к королеве и Мортимеру и арестуют их.

– Мортимер может быть беззащитным перед ремесленником, но не перед королем, которого он стремится удержать в узде. Когда он видится с Эдуардом, то всегда окружен стражей.

– Если сделать это внезапно, все может получиться. Пусть не в Вестминстере, в другом замке, где стражников будет меньше. Там это удастся наверняка. Насколько велика власть Мортимера над его союзниками? Он покупает их, пока находится у власти, а как только он ее лишится, они сами оставят его. Королевство устало от его причуд и излишеств, не одному мне противно осознавать, что я своими руками привел его к власти. Несколько человек, Аддис, и скорость. Все будет кончено, прежде чем он сможет собрать подкрепление. Я думаю, его дворцовая стража не решится поднять руку на законного наследника престола, помазанника Божия.

Аддис встал и начал расхаживать взад-вперед. Его огромное тело кружило по комнате, а глубоко в темных глазах вспыхивали золотые огоньки.

Риз следил за его внутренней борьбой и очень надеялся, что убедил Аддиса. У Джоан не было возможности ждать, пока король соберет армию.

– Может получиться, – признал наконец Аддис, – не в Вестминстере, в каком-нибудь другом замке. Несколько человек, говоришь? Если они смогут пробраться в покои королевы, дело будет сделано, – он скрестил руки на груди. – Да, может получиться. Должно получиться. Если Мортимер вызвал к себе Ги Лейтона, то, может статься, он и сам что-то затевает. Такие люди, как Мортимер и Ги, в отличие от меня, не остановятся перед убийством из-за угла.

Ги появился не для этого. Его никто не вызывал. Он приехал сам по себе, чтобы найти сына и дочь Маркуса де Брекона. Приехал, чтобы убить мальчика, в смерти которого уверил своего хозяина. И его сестру.

– Дверь в покоях короля уже закончена?

– Да, она уже прорублена.

– Хорошо. Думаю, сегодня, прежде чем вывезти семью из Лондона, мне следует повидаться с хранителем королевской печати. Но если я хочу успеть это сделать, то я должен идти прямо сейчас. – Он крепко пожал Ризу руку в знак дружбы. – Я попросил тебя поговорить о простом, и ты так и сделал. Нам, баронам, кажется, что, для того чтобы сразиться за правое дело, нужна целая армия, но твой незамысловатый план пришелся мне по душе. Если сможешь, поговори с Мортимером еще разок. Скажи ему, что в городе неспокойно, пусть он неуютно себя почувствует в Вестминстере. Дай ему понять, что король проявляет нетерпение.

– Хочешь ли ты, чтобы я сделал что-то еще? Аддис поднял бровь.

– Значит, ты с нами?

Да. Не ради королевства и не ради высоких принципов, не ради чего-то возвышенного или сложного – он будет с ними ради Джоан. Если Мортимер падет, падет и Ги Лейтон, а она сможет добиться справедливости. Тогда она будет в безопасности, более того, сможет вернуть себе имя и владения, свою прежнюю жизнь.

– Я с вами, но я молюсь, чтобы снова не произошло ошибки, как в прошлый раз. Я не хочу стать свидетелем еще одной кровавой резни.

– За свою короткую жизнь Эдуард не видел ничего, кроме раздоров, и порядком от них устал. Он стремится исцелить королевство и не станет никому мстить, кроме Мортимера, конечно. Король очень зол на него и поступит с узурпатором так, как тот и заслуживает.

– Значит, завтра я поговорю с Мортимером и предупрежу его об опасности, как ты и сказал. Если я вдруг понадоблюсь, пришли за мной.

Они вместе спустились во внутренний двор. Мойра, стоя на пороге зала, помахала ему на прощание рукой. Аддис грустно улыбнулся.

– Она успокоится, когда узнает, что ты с нами. Она не доверяет скоропалительным решениям и необдуманным клятвам людей знатного происхождения, говорит, что такие клятвы подобны соломе, которая разлетается, стоит ветру подуть в другую сторон) .

– Ты рассказал ей?

– Она знала. Это только кажется, что она держится в стороне, но от ее взгляда ничего не ускользает.

Да, ничего не ускользает. За один день она разглядела в Джоан больше, чем он за несколько месяцев. «А ты ее знаешь?»

– Она беспокоится, – сказал Аддис. – Ради нее я хотел бы все закончить побыстрее.

– Давай и в самом деле закончим на этот раз, Аддис. Доведем до конца то, что мы начали, и покончим с этим.