По воле судьбы

Глава 26

Джоан оторвала лоскут от рукава своего платья и нежно отерла кровь с лица Риза. Он дернулся и поморщился, и другие раны отозвались болью.

От этих ударов в конюшне невозможно было укрыться. Прижатый к стене двумя мужчинами, он мог защищаться лишь своей яростью и силой.

– Ты тяжело ранен.

– Я рассержен, но не так уж изранен. Я буду жить.

Да, он будет жить еще день-два. Он нужен Ги живым, чтобы тот без излишней спешки смог заставить каменщика заплатить за нанесенное ему оскорбление. Ведь этот простолюдин украл у него то, что он считал своей собственностью.

Сквозь отверстия, проделанные высоко в стене каменной кельи, проникал тусклый свет. Они находились не в главной башне. Ги бросил их в яму, вырытую у основания внутренней стены замка.

Риз осторожно сменил положение, упершись рукой о каменную стену, возле которой они сидели. Она чувствовала его боль, словно та терзала ее собственное тело.

– Он не знает, почему мы здесь, – сказал он. – Мортимер мог бы почувствовать неладное, но не Ги. Он просто спрятал нас здесь, чтобы его хозяин не узнал о тебе.

– Может быть, он и не знает, почему мы здесь, но ты в его руках.

– Не пройдет и дня, как все будет кончено. Сегодня ночью Эдуард должен прибыть в Ноттингем, и с рассветом он приступит к осуществлению своего плана свержения Мортимера, а вместе со своим хозяином падет и Ги. Всего один день. Джоан, не сходи с ума.

Как она могла не сходить с ума, когда человек, которого она любит, сидел рядом с ней избитый до полусмерти? Те удары наносили с особым зверством и методичностью, и, к сожалению, они не были последними.

– Мне кажется, по-своему он тебя даже любит. Настолько, что рискует вызвать неудовольствие Мортимера, а для такого, как Ги, это немаловажно.

– Что бы он ни чувствовал по отношению ко мне – это ненормальное чувство.

– Согласен, с нашей точки зрения ненормальное. Это не просто вожделение – он чувствует исходящую от тебя силу и поэтому, заставляя тебя подчиниться, получает особое наслаждение, как будто он победил сильного противника. Я не догадывался об этом раньше, понял только сейчас. Избивая меня, он на самом деле целился в тебя, прекрасно понимая, что от его побоев ты страдала бы меньше, чем от боли за меня.

Ее заставляли смотреть. Она содрогнулась, вспомнив об этом. Она бы с радостью поменялась местами с Ризом. Физическую боль снести было бы гораздо легче, чем ту пытку, которой ее подвергли: смотреть, как зверски избивают Риза, не имея возможности ему помочь.

Он взял ее руку и нежно прижался к ней распухшими губами.

– Ты не согласишься вступить с ним в сделку даже ради меня. Ты не пойдешь к нему.

То, что Риз догадался о требовании Ги, разбило ей сердце.

– Я думала, ты тогда был без сознания и не слышал, что говорил Ги. Его слова предназначались только для моих ушей.

– Я ничего не слышал, но я вижу насквозь этого человека. Если бы он просто хотел отомстить за твой удар ножом, мы оба уже были бы мертвы. Если бы он хотел взять тебя силой, он сделал бы это прямо там, в конюшне, или отнес бы тебя в свою постель в замке. Человек попроще так бы и поступил, но он совсем не прост, не так ли? Он и прежде так не поступал и сейчас не станет, и не важно, что ты едва не убила его. Ему по-прежнему нужна иллюзия того, что ты это делаешь добровольно. Ему нравится делать вид, что между вами существует нечто большее, чем принуждение.

Она почувствовала приступ тошноты от давних воспоминаний, доказывавших, что это правда. Заботливый и великодушный Ги… Ги, ухаживающий за ней, словно они любовники… Его настойчивые ласки унижали ее сильнее, чем насилие. Защищаясь, ее тело научилось ничего не чувствовать.

Вместе с Ризом она смогла забыть об этом и в конце концов разбила стену, которая оберегала ее от унижения.

– Ты не пойдешь к нему. Что бы со мной ни случилось – ты не пойдешь.

– Последний мужчина, который отдал мне такой же приказ, погиб от меча Ги. Ни за что. Просто следующим призом за мою покорность он сделал моего брата.

– Теперь твой брат в безопасности. Сделай то, что ты должна сделать ради своего спасения, но не позволяй ему использовать меня, чтобы сломить твою волю. Не отказывай мне в чести, которую ты оказала тому последнему мужчине.

Слабый свет исчез с приходом ночи. Они замолчали, и Джоан надеялась, что он заснул. Она не могла обнять его из-за ран, но пыталась объять его своей любовью, и ее рука покоилась в его руке.

Она молила, чтобы Ги забыл о них, умоляла всех святых заставить Мортимера потребовать присутствия при нем его лучшего воина. По мере того как шло время и дыхание Риза становилось все ровнее и глубже, она разрешила себе надеяться, что пыток больше не будет.

Но этим ее надеждам не суждено было сбыться. В предрассветный час камни вздрогнули от тихого эха, и призраки приближающихся шагов вторглись в их хрупкий мир. Она стиснула зубы и в темноте бросила взгляд на дверь.

Ключ резко заскрежетал в замке. Она с трудом подавила мольбу о пощаде, которая чуть не вырвалась из ее груди.

Рука, державшая ее руку, сжалась.

– Ты не пойдешь к нему.

Приступ острой боли вывел Риза из спасительного забытья. Красные вспышки испещрили темноту. Боль. Она заставила быстро прийти в себя, и тело инстинктивно согнулось пополам, чтобы защититься. Но от этого стало только хуже, и он резко открыл глаза, чтобы увидеть черную пустому, которая должно была стать дном бездны.

Вновь с трудом приходя в сознание, он не чувствовал ничего, кроме боли. Риз заставил себя пошевелиться, проверяя, слушается ли его тело. Убедившись, что цел, он откинулся на спину и попытался подтянуться.

И тогда, когда боль слегка притупилась и разум немного привык к этому состоянию, он понял, что один. Ему не нужен был свет, чтобы понять это. Ему не нужно было звать ее по имени. Он был в этом так же уверен, как в то утро, которое наступило после ночи, что они впервые посвятили любви.

Его пронзила иная боль, по сравнению с которой физические муки казались мелкими неприятностями. Эта боль оставляла глубокие раны в его сердце, и не прекращаясь ни на секунду, продолжала резать его тупым ножом.

Риз схватился за стену и попытался встать. Новые спазмы не могли удержать его. Они только усилили страдание. Ему следовало умереть.

Должно быть, Джоан все-таки пошла на сделку с Ги. Он должен был быть сильнее. Если бы он не потерял сознание, она бы ни за что этого не сделала.

Он громко выругался – на нее, на себя и на человека, который забавлялся их жизнями. Его голос гулко отдавался в каменных стенах. Он представил ее с Ги, и звериный рев вырвался из его груди.

Риз заставил себя двигаться. Отогнав боль, он проверил свою силу и обнаружил, что нанесенных ему травм совсем недостаточно, чтобы остановить его. Его мышцы были повреждены, но не порваны. То, что он всю жизнь тягал камни и махал молотом, сослужило ему хорошую службу.

В темноте начали вырисовываться неясные тени, сквозь отверстия проникли тоненькие струйки серого света, это первые рассветные лучи неярко осветили его темницу.

Как долго он был без сознания? Как давно Джоан покинула его? Как долго она находится во власти Ги?

Он старался не задумываться над этим, но его мысли против воли возвращались к ядовитым насмешкам Ги. Каждый взмах кулака сопровождался описанием того, что он делал с Джоан до ее побега. Ги сплел паутину образов, которые теперь мучили Риза сильнее, чем телесные раны.

Эти картины наполняли его затмевавшей разум яростью, которая притупляла боль от ран, заглушала страдания тела. Он ухватился за это безумие и черпал в нем силы. Когда дверь откроется снова, он убьет этого человека, сколько бы мечей на него ни обрушилось.

Риз прислонился к стене и застыл в ожидании, каждая клеточка его тела готова была встретить врага. Он вцепится в горло этому дьяволу и затащит его обратно в ад своими собственными руками, и никакое оружие в мире не сможет сразить его, пока он не сделает этого.

Он собрал всю свою волю в кулак, сконцентрировал все свои силы для нападения и ждал только скрежета проворачиваемого в замке ключа.

Этот звук раздался раньше, чем Риз ожидал. Новый приступ бешенства охватил его, когда металл лязгнул о металл. Этот звук вещал не только о его судьбе, он означал, что Ги расправился с Джоан: ее воспоминания были воскрешены, ее кошмары обрели плоть и кровь, а возможно, она уже мертва.

Риз скользнул туда, откуда мог быстро напасть на своих мучителей, выбрав угол, до которого не доставал свет внесенного факела.

Дверь отворилась, в проеме появилась черная тень. Риз был уже в двух шагах, готовый схватить ее, как вдруг его гнев пронзило осознание того, что тень была слишком маленькой, хрупкой и одинокой и что камни не сотрясались от грохота башмаков, – Джоан.

Она низко наклонилась, пытаясь разглядеть его возле стены.

– Риз? Где ты?

– Здесь, у тебя за спиной.

Она повернулась, но он не смог разглядеть ее лица в темноте, более того, он даже не был уверен, хотелось ли ему того.

– Ты можешь идти? У нас мало времени, мы должны быстро покинуть это подземелье.

– Могу, – он мог бы лететь, если бы в этом возникла необходимость.

Она выскользнула за дверь, увлекая его за собой, и они крадучись прошли по коридору, в который выходили двери других камер.

– Он дал тебе ключ?

– Ты рассчитывал на такую щедрость? Нет, украла – оглушила Ги, ударила грелкой[3] по голове и забрала ключ, но не насмерть, и с минуты на минуту он может прийти в себя, поэтому мы должны поторопиться.

Камень-грелка. Из постели.

– Я велел тебе не соглашаться на его гнусное предложение даже ради меня.

– Если бы я не сделала этого, ты бы не дожил до рассвета. В этот раз Ги пришел к тебе с кинжалом, а когда ты потерял сознание, он обнажил его. Я сама сделала свой выбор.

Те картины снова предстали перед его глазами и разожгли в нем ярость.

Они добрались до маленькой двери, которая вела во двор, и он с трудом открыл ее. Мимо как раз проходили двое рыцарей, и Риз коснулся руки Джоан, приказывая остановиться. Ее рука накрыла его руку и крепко сжала.

– Все было не так, как ты думаешь. Я изобразила покорность, чтобы он отпустил стражу, но ничего не произошло. Может, я и улыбалась, когда нащупала кирпич, но прикоснуться ко мне он так и не успел.

Она говорила искренне, может быть, правду, а может, и нет. Он никогда не узнает, заплатила ли она за его жизнь чем-то большим, чем улыбкой.

– Все равно ты не должна была идти к нему. Только не ради меня.

– Можешь меня отругать, но только после, когда мы выберемся отсюда, а сейчас гораздо важнее побыстрее покинуть эти чертоги. Как ты думаешь, мы можем просто выйти через ворота? Скорее всего, он рассказал о нас только своим вассалам и стража не должна нас остановить.

– Ты – сможешь. Иди в город и найди своего брата и рыцарей, которые прибыли вместе с Аддисом. Уже светает, и я должен исполнить свой долг, прежде чем присоединюсь к тебе.

– Нет. В таком состоянии от тебя немного пользы.

– Мое состояние не так уж скверно, несмотря на раны, я силен, как бык, и еще: я не чувствую боли, Джоан. Во мне нет места для нее из-за ярости, которая меня сжигает.

– Отбрось свою ярость и рассуди здраво: Ги, наверное, уже ищет тебя, боюсь, я не так уж и сильно его ранила. В эту самую минуту он может уже быть в пути. Ты должен пойти со мной, и сделать это нужно немедленно.

– Надеюсь, он ищет меня, а если нет – я сам его найду.

– Господи, Риз! Умоляю тебя, беги со мной, пока у нас еще есть шанс скрыться. Я не хочу мести, эта часть прошлого умерла для меня, и убила ее наша любовь. Я не стану рисковать тобой ради ее ужасной власти. Для меня это ровно ничего не значит, мне все равно.

– А для меня значит, и мне не все равно.

Он открыл дверь, свет озарил их лица, и Риз прочитал в глазах Джоан боль и страх. Он коснулся ее лица и с наслаждением ощутил под пальцами мягкую, гладкую кожу, нагнулся, чтобы поцеловать ее губы, помедлил мгновение и подтолкнул ее к свету.

– Иди к воротам, дорогая, приказываю тебе как женщине моего сердца. Не беги. Пусть кажется, будто ты всего лишь служанка, идущая в город. Снова стань плиточницей Джоан, стань невидимой.

Он совершенно зря опасался, что она побежит: Джоан едва переставляла ноги, ей казалось, что они налились свинцом.

Двор просыпался, и Джоан неестественно отчетливо видела все вокруг. Вот мимо крепостной стены протрусила рыжая гончая. Рыцари потягивались возле двери на верхней площадке лестницы. Неспешно вереница слуг, готовых приступить к своим обязанностям, потянулась через ворота.

Двор казался обычным крепостным двором, тихим, сонным и спокойным. Никто ни на что не обращал внимания, и меньше всего – на простую женщину, ковылявшую вдоль стены к воротам.

Она не могла вынести того, что бросила Риза, и молилась, чтобы он передумал и догнал ее, пошел вместе с ней. Если он не передумает, то погибнет в этом замке, и она будет виновата в этом. Что бы он ни говорил, он сделал это ради нее.

Ее ноги передвигались, слушаясь его приказа, но сердце ждало, что вот-вот раздадутся за спиной его шаги. Она умоляла его одуматься и присоединиться к ней.

Джоан уже поравнялась с воротами, а Риз все не появлялся. Вот она уже перед поднятой решеткой ворот, а его все нет. Ее сердце истекало кровью.

Она не решалась сделать последние шаги, борясь в душе со своими противоречивыми чувствами. Вдруг утренний покой двора нарушил пронзительный рев, заставивший умолкнуть спор в ее сердце.

Джоан повернулась на этот звук, и ее внимание приковал тот, кто его издавал. Ги стоял на верхней площадке башенной лестницы, громко приказывая закрыть ворота. Его безумный взгляд блуждал по двору и вот остановился на ней, пригвоздив ее к месту. Смертельная опасность ослепила ее. Выражение его лица говорило, что за это последнее предательство ей не будет пощады. Даже заплатив своим телом, она не сможет купить свою жизнь.

Решетка начала опускаться.

Слуги прижались к стене, ища спасения от беды, которую предвещал этот крик. Никто, кроме Ги не сдвинулся с места, а он стремительно сбегал вниз по лестнице, направляясь к ней. Привлеченные шумом, в дверных проемах и окнах показывались рыцари и жители замка.

Вот он уже спустился во двор и устремился к ней. Только глупец не испугался бы того, что горело в его глазах.

Еще одно движение. Другой мужчина. От стены отделилась фигура Риза, и он вышел на середину двора, преграждая Ги дорогу. Он просто стоял, исполненный решимости и полный сил, несмотря на свои раны. Джоан не сомневалась, что его неестественная неподвижность говорила о том, что только сила воли удерживает его на ногах.

Ги остановился, почувствовав вызов, а тишину уже нарушило шарканье башмаков и сапог, ознаменовавшее появление солдат и слуг. По лестнице из зала спускались рыцари. Этот поток привлеченных шумом зрителей постепенно образовал круг, внутри которого оказались двое. И эти двое изучали друг друга.

Джоан тоже изучала их и понимала, что ее возлюбленный скоро будет повержен. У Ги не было меча, но на поясе болтался кинжал, и, если дело так пойдет и дальше, Риз будет убит. Ярость и решимость не смогут защитить его от разящего насмерть металла.

Она сделала шаг по направлению к нему. Он вскинул руку твердо и решительно: его ладонь, обращенная к ней, приказывала оставаться на месте. Она в отчаянии оглядела толпу, надеясь найти кого-нибудь, кто остановил бы кровопролитие, но увидела лишь сияющие от возбуждения лица. Все внимание было приковано к кругу в центре двора и двум мужчинам, обещавшим захватывающее кровавое зрелище. Никто не замечал ни ее молящего взгляда, ни того, что происходило за пределами этого круга.

Нет, не все застыли в предвкушении кровавой бойни. Вдоль стены за спинами столпившихся людей передвигались какие-то тени. Очень медленно, один за другим, несколько только что вошедших в замок слуг осторожно пробирались к башенной лестнице. Они казались всего лишь передвигающимися серо-коричневыми призраками, их тела и лица полностью скрывали потрепанные плащи.

Эдуард! Он в замке.

Она отвела взгляд, чтобы не привлекать к ним внимания. Скольких она разглядела? Пятерых? Семерых? Увидел ли Риз пригнувшихся рыцарей, скользивших между слугами? Знает ли он, что они здесь?

Да, он знал. Он выжидал, сколько мог, прежде чем начать. Он дал нетерпению толпы накалиться до предела, чтобы оно начало ослабевать, прежде чем он снова подстегнет его.

– Тебе придется за многое ответить, Лейтон.

– Вероятно, этого многого недостаточно, если ты все еще держишься на ногах.

– Я говорю не о себе.

– Благородные рыцари не удостаивают ответом низшее сословие, каменщик.

– Сегодня тебе придется ответить.

Рыцари рассмеялись. Ги ухмыльнулся, затем склонил голову набок, рассматривая Риза.

– Ты должен знать, что умрешь. И ради чего?

– Ради моей возлюбленной.

– Ради этой суки, ради убийцы? Может, она и благородных кровей, но у нее душа последней потаскушки. Знаешь, я снова насладился прелестями ее тела. Не далее как сегодня утром. Она упрашивала меня об этом, так стонала, умоляя меня.

– Ты лжешь, но это не имеет никакого значения. Никогда больше ты не сможешь ее унизить. Сейчас, сегодня ты ответишь за все.

Ги повернулся к зевакам и развел руками, словно актер на подмостках театра; он обращался к восторженной публике.

– Воин он, конечно, странный, но вызов очевиден. Этот каменщик не достоин чести сражаться со мной, так же как она не стоит его жертвы, но он все равно настаивает на этом. Я был благороден и дал ему возможность убраться, не так ли?

Рыцари, конечно, были согласны с ним, да и большинство слуг поддержало их.

Он церемонно снял свой кинжал и положил его у ног одного из рыцарей.

– Не хочу, чтобы потом говорили, будто я воспользовался своим преимуществом и победил в неравном бою.

Его жест слабо утешил Джоан. Ги не нужен был кинжал, чтобы расправиться с человеком, которого всего час назад он избил до беспамятства.

Ги снова повернулся к Ризу, и на этот раз в его красоте не было ничего ангельского, лицо отнюдь не светилось весельем. В его глазах вспыхнуло ожидание скорой и жестокой расправы, и от предвкушения этого он преобразился.

– Ну, что ж, защищай честь своей дамы, каменщик. Пусть суд Божий откроет тебе правду. Умри, зная, что все, что она говорила тебе, было ложью, а все только для того, чтобы скрыть, как быстро и с какой готовностью она сдалась.

Толпа зевак не знала, насколько сильно избит Риз, но Ги-то знал. Он метнулся вперед и с размаха ударил Риза.

Риз, получив удар, пошатнулся, но не упал. Джоан почувствовала, как вошел в израненную плоть кулак, услышала глухой стук, и у нее перехватило дыхание.

Фигуры в плащах бесшумно поднимались по лестнице башни.

Риз принял еще три удара, не отвечая, но вот последнего из приверженцев Эдуарда поглотила тьма на верхней площадке лестницы.

Когда Ги замахнулся, чтобы нанести следующий удар, его кулак встретил на своем пути несокрушимое препятствие – руку, которая могла разбить камень.

Ги потрясенно смотрел на это орудие противника, тисками сжимавшее его запястье; глаза, горящие адским огнем, смотрели снизу вверх. В ответ в синих глазах Риза сверкнула сталь.

Эта несокрушимая рука парализовала Ги, его лицо исказилось болью, тело скорчилось.

– Мне кажется, ты должен попросить прощения, – сказал Риз.

– Ты безумен!

– Безумцы опасны: в отличие от здравомыслящих людей они не чувствуют боли, не ведают преград. Проси прощения.

– Повиноваться каменотесу? Черта с два!

Риз улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки, но на этот раз не добрые, а опасные. Его глаза казались отшлифованным металлом, в котором отражалось небо.

– Я рад, что ты отказался. Теперь у каменотеса есть причина, чтобы переломать все кости в твоем теле.

Он поднял руку Ги так, что тот вытянулся во весь рост, и всадил кулак в живот. Если бы Ги был статуей, от него бы отлетел большой кусок камня. От следующего удара Ги растянулся в грязи.

Толпа взорвалась гулом: началась настоящая драка. Двор наполнился шумом подзадоривающих бойцов криков, а где-то внутри башни по опустевшим коридорам двигались люди, направляясь к королеве и ее любовнику, чьи приказы способны были бы заглушить эти крики.

Казалось, это никогда не кончится. Нельзя сказать, что борьба была совсем уж неравной. Ги был стремителен, а силы Риза, несмотря на все его безумие, были изрядно ослаблены этой ночью.

Риз ни разу не упал, и глаза Джоан как-то помимо ее воли заволокло туманом: волнуясь и переживая за него, она в то же время не могла не чувствовать гордости. Он держался ради нее. Те, первые, удары он стерпел ради короля, но сейчас защищал ее, охранял ее, дрался за ее честь, и свободу, и жизнь. Ни один рыцарь Англии не смог бы проявить больше отваги.

Ги снова отлетел и приземлился у ее ног. Риз подошел шатаясь и поднял его за воротник камзола, замахнулся. Не удар – сильная пощечина пришлась по лицу Ги, так что он закинул голову.

– Так, ты говоришь, она стонала? – он залепил ему еще одну пощечину. – Я хочу, чтобы сейчас застонал ты. Может быть, тогда ты поймешь разницу между стоном наслаждения и стоном отчаяния.

Ги обмяк и больше не сопротивлялся ударам. Внимание Джоан привлекло какое-то движение у края толпы. Двое рыцарей пробивали себе дорогу, приближаясь к Ризу со спины.

И тут на весь двор прогремел голос, мгновенно заставив толпу замолчать. Строгий приказ повелевал рыцарям не двигаться с места.

Аддис и какой-то темноволосый молодой человек стояли на верхней ступеньке лестницы. Теперь их доспехи не были скрыты плащом, и на мантии молодого человека был четко виден королевский герб.

Приказ отдал Эдуард. Его присутствие, его доспехи и меч говорили о том, что произошло. Несколько секунд спустя он спокойным, властным голосом объявил об этом.

Толпа потрясенно застыла. Внезапно все потеряли какой бы то ни было интерес к драке между рыцарем и каменщиком.

Но Риз все еще нависал над Ги. Джоан подошла к ним и посмотрела сверху вниз на человека, который разрушил ее жизнь. Она не могла отрицать, что, видя его поверженным, почувствовала какое-то удовлетворение. Женщине, которой она сегодня себя ощущала, это было уже не нужно, но девушке, которой она когда-то была, все еще было необходимо.

Казалось, Риз не заметил произошедшей перемены. Она коснулась его плеча, возвращая его оттуда, куда он отправился, чтобы обрести свою силу.

– Все кончено, Эдуард схватил Мортимера, и стража знает об этом и не оказывает сопротивления.

Он не отрываясь смотрел на полуживого человека, не выпуская его из рук. Казалось, он не слышит ее.

– Дело сделано, Риз. Ворота снова открыты, и люди Бэрроубурга входят, чтобы охранять замок.

Его внимание было приковано к врагу, ярость на лице не поблекла. Ей показалось, что он хочет снова ударить Ги.

Джоан почувствовала присутствие кого-то еще – за ее спиной появился Аддис. Риз по-прежнему не отпускал Ги. Аддис обнажил свой меч и протянул его каменщику.

– Прикончи его, если хочешь. Никто тебя за это не осудит. Он все равно уже покойник, и, возможно, участь его хозяина – милость с твоей стороны по отношению к нему.

Риз обратил свой твердый, как сталь, взгляд на меч. Джоан ждала, что он возьмется за эфес, чувствовала, что он хочет это сделать. Но вместо этого он разжал руки, и Ги упал в грязь ничком.

– Пусть о нем позаботится палач.

И мнимая сила в то же мгновение покинула его тело: он начал оседать на землю. Джоан бросилась к нему, он оперся о ее плечо, и вместе они последовали за Аддисом, направляясь к лестнице.

Вокруг царила неразбериха. Двор кипел от возбуждения. Весть о низвержении Мортимера разнеслась быстро. Джоан все слышала, но не чувствовала ни волнения, ни ликования. Вдруг все это показалось Джоан таким незначительным. Ее по-настоящему волновало только то, что Риз жив, его рука лежит на ее плече, и он рядом с ней.

Но вдруг что-то неуловимое и опасное произошло сзади, какое-то волнение. Волна опасности захлестнула ее. Она скорее почувствовала это, чем увидела.

И Риз тоже почувствовал неладное. Он подтолкнул ее вперед, к Аддису, и она, покачнувшись, повернулась и увидела метнувшегося вперед Ги со сверкающим в поднятой руке кинжалом.

Все произошло быстро. Слишком быстро, чтобы что-то разглядеть. Потрясенная, она видела лишь отдельные кусочки мозаики. Расколотая реальность проступала медленно и отчетливо.

Кинжал, летящий прямо в нее. Риз, ловящий лезвие левой рукой и бросающийся на Ги всем телом. Кровь, хлынувшая из руки, и снова сверкнувший кинжал. Попытка увернуться, схватить кинжал. Двое мужчин, сцепившихся в смертельной схватке.

А потом тишина. Неподвижность. Казалось, они оба мертвы.

Беззвучный крик вырвался из ее груди. У нее перехватило дыхание. Ей показалось, что сердце остановилось.

Риз медленно скатился с тела, распростертого под ним. Кинжал был загнан в грудь Ги по самую рукоять. Ги широко раскрытыми глазами удивленно уставился в небо, но адский огонь в них погас, и его глаза превратились в фиолетовый лед.

Аддис поднял Риза из грязи и крови, перекинул его безвольную руку вокруг шеи и потащил своего друга к башне. Громогласным голосом, перекрывающим гул толпы, он приказал своим людям немедленно послать за лекарем.