Побег

Глава 10 Бриллиант

Вэл пошевелилась, просыпаясь, запах роз казался лишь угасающим воспоминанием, которое отступило, как прилив. Ее губа запульсировала, и она прикоснулась к ней, все еще в полусне, нахмурившись. Что…

И тут она вспомнила.

Она всегда так делала.

Распахнув глаза, зеленые и налитые кровью, Вэл судорожно вдохнула, дико осматривая свою комнату, вглядываясь в тени. Она была в постели. В безопасности в постели. На полу валялось ее скомканное пальто. На столе стоял ноутбук и коллекция грязных чашек и тарелок. Справа — стопки книг и дневников.

«В безопасности, — прошептала она себе. — Ты в безопасности».

Ничего не казалось неуместным, кроме обычного беспорядка. И все же — и все же…

Она могла бы поклясться, что была не одна. Ее кожу покалывало, она улавливала лишь наполовину осознанные ощущения, хотя и не замерзла. Странно испытывать холод, завернувшись в халат и одеяло. Вэл потерла руки и вздрогнула от прикосновения ткани к чувствительной коже. Когда она облизнула губы, то почувствовала медный привкус собственной крови.

Старые пенни. Этот вкус заставил ее вспомнить другое время, другую комнату…

Вэл поднялась с матраса, дергаясь, как будто могла стряхнуть с себя воспоминания, как грязную воду. В квартире стояла тишина. Хотя внимательно прислушивалась, Вэл не слышала ни звука. Мередит и Джеки, должно быть, ушли. Хорошо, она не хотела встречаться с ними лицом к лицу.

Раковина была заполнена посудой от завтрака, а на карточном столике лежал ключ от ее комнаты вместе с краткой запиской.

Поговорим позже! Кем Мередит себя возомнила? Это было похоже на то, что написала бы ее мать. Обвинения, завернутые и перевязанные в вежливость.

«Не собираюсь я с тобой разговаривать», — раздраженно подумала Вэл, хватая ключ. Она оставила записку. Ее собственное обвинение. — «Значит, я его не потеряла. Только положила не в то место».

Слава богу. Вэл не хотела рассказывать о пропаже своим соседка и видеть, как они суетятся из-за смены замков. Они будут притворяться милыми, но и в этом тоже будут винить ее. Бедная, неблагополучная Вэл. Она сердито вздохнула.

Но в холодильнике? Серьёзно?

Теперь ее соседки подумают, она что не только сумасшедшая, а еще недееспособная. Вэл знала, что не засовывала ключ в холодильник. Она бы запомнила, как делала что-то подобное.

Но она это сделала, и это выглядело не очень хорошо в сочетании с вчерашним срывом. Если они не подумают, что она сумасшедшая, они определенно решат, что она психически неустойчива. Слишком много наркотиков — или, может быть, в ее случае, недостаточно. Она и раньше пробовала антидепрессанты, но они заставляли ее набирать вес и только усугубляли уныние. Вопреки совету своего психиатра, Вэл перестала их принимать и больше никогда к ним не возвращалась.

Может быть, стоит. Она уставилась на бутылку вина, которая стояла нетронутой на столике рядом с диваном, как еще одно обвинение. Она была почти совершенно пуста. «Я добавлю это в список».

Вэл проспала. Часы на духовке показывали, что сейчас гораздо позже, чем она думала. Пульсирующая головная боль свидетельствовала об обезвоживании. Ей казалось, что кто-то берет горячие иглы и неспешно втыкает их ей в лоб, чтобы медленно поджарить ее мозг.

«Когда все это закончится, я с кем-нибудь встречусь, — решила она. — Может быть, я даже обращусь к этому психиатру».

Она покачала головой, разогревая воду в микроволновке для чая. Кого она обманывала? Вэл никому не доверяла настолько, чтобы раскрывать свои секреты. Она пыталась раньше, по крупицам и обрывкам — никто, кому она пыталась довериться, не был готов справиться с ней. В большинстве дней она едва ли чувствовала себя способной справиться с собой. У нее оказалось больше багажа, чем в аэропорту.

Вэл взяла ключ с собой в ванную и приняла душ. Прислонившись к стене под натиском горячей воды, она подняла лицо к струе, чтобы смыть остатки вчерашнего макияжа. У нее защипало глаза, и она подумала, что плачет, но это могла быть и подводка, попавшая в глаза.

«Я что, схожу с ума?»

Раздался стук в дверь.

Один раз означает «да», два раза — «нет».

Она оделась, гадая, не Джеки ли это, которая, как известно, тоже забывала свой ключ. Или добропорядочный сосед, желающий продать эфирные масла или пластиковую посуду.

— Одну минуту. — Она беспомощно посмотрела на микроволновку, о которой совсем забыла. Вода начала закипать. Дерьмо. Вэл нажала «стоп» и оставила дверцу открытой, чтобы дать остыть микроволновке, прежде чем подойти к входной двери и распахнуть ее. — Послушайте, чтобы это ни было, мы не хотим… ты…

— Я, — согласился Лука, скрестив руки на груди. На нем был вязаный свитер под кожаной курткой, волосы взъерошены от ветра. — Еще раз привет, Валериэн.

Она попятилась, что стало ошибкой, потому что он переступил порог и вошел в ее квартиру. Вэл вздрогнула, когда дверь захлопнулась.

— Так, так, — проговорил он, глядя на нее. — Какая ты пугливая.

Своими темными глазами он осмотрел комнату, обращая внимание на все — посуду, открытую микроволновую печь, пар, идущий из ванной, тишину, — прежде чем повернулся к ней лицом.

— К тому же нервная, — продолжил он. — Так вот почему ты теперь зовешься Банни?

Я не говорила ему этого.

— Как ты меня нашел?

— Я же сказал, что наблюдал за тобой. Ты человек привычки. Работа, а затем каждый день домой, с очень небольшими отклонениями. Ты так предсказуема.

Должно быть, он остановился где-то поблизости. Конечно. Он бы не привез ее туда, где на самом деле жил, на тот случай, если она действительно обратится в полицию. Паук приглашает муху в свое логово только тогда, когда готов убить.

Охотник. Относилось ли это к пауку или к закутанной в плащ и угрожающей фигуре из сказки? В любом случае, это подходящее прозвище. Он был прекрасным убийцей, как и его брат. Может быть, он больше похож на своего брата, чем она ожидала. То зрелище, которое он оставил для нее… как много Гэвин рассказал ему? Как много он знал?

Уловив движение краем глаз, она снова взглянула на него. Лука снимал куртку, перекидывая ее через руку, как будто собирался погостить.

— Что ты делаешь? — спросила она в тревоге. — Ты не можешь оставаться здесь. Мои соседки скоро вернутся!

— Ты уверена? — Его оценивающий взгляд скользнул по ней, заставив Вэл мгновенно осознать, как мало на ней надето. — Какая комната твоя, Валериэн? Эта? О нет, — заявил он, когда она попыталась проскочить мимо него, и ее спина столкнулась с его грудью, когда Лука обхватил ее рукой спереди. — Ничего этого не будет.

Не обращая внимания на ее протесты, он проводил ее в комнату. Вэл вскрикнула, когда он взял ее сотовый телефон с тумбочки и положил в карман.

— Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, — мягко сказал он, опускаясь на матрас и оглядываясь вокруг. — Только потому, что ты не позвонила в полицию раньше, не значит, что ты этого не сделаешь, хотя это любопытно.

Вэл, не теряя времени, попятилась от него, когда Лука оглядывал комнату.

— У тебя довольно слабое чувство вкуса, — объявил он. — Здесь довольно убого.

— Мне все равно.

— Я удивлен, — признался он ей. — Удивлен и разочарован. Гэвин был эстетом. Я бы предположил, что любая женщина, которую он выберет, будет чувствовать то же самое.

— Гэвин был сумасшедшим, — отрезала Вэл. — И ты тоже. Зачем ты написал «мат» на зеркале?

— Я этого не делал. — Лука провел рукой по подбородку. Он был крупным мужчиной и, казалось, затмевал все ее скудные пожитки в этой слишком маленькой комнате. — Кто-то написал на зеркале?

— Ты сделал это, — настаивала Вэл. — И ты оставил мне… — Она порылась в карманах своего пальто, все еще скомканного на полу, в поисках короля и пешки, но обнаружила только ворсинки. — Подожди… — Она поискала в другом кармане, а затем полезла за своей сумочкой на коленях. — Там были король и пешка, — сказала она. — Шахматные фигуры. Ты оставил их мне.

— О, да. Ты что-то бормотала о шахматах, — проронил Лука. — На самом деле, много чего. Что-то о моем брате, о непокорности и желтых розах… — Он оборвал себя легким смешком. — Ты думала, что они настоящие?

— Только потому, что ты накачал меня наркотиками, — огрызнулась она. — И я нашла их после, а не до.

— Может быть, тебе это показалось.

— Я не сумасшедшая! Они у меня были. Они лежали у меня прямо здесь, а теперь их нет. Я видела их. Я держала их в руке, — закончила она хриплым шепотом.

— Люди много чего видят, — заметил Лука. — Это не значит, что они настоящие или нормальные.

Вэл мимолетно подумала о рисунках — неужели она тоже их вообразила? Конверт лежал на столе, но что, если он пуст? Что, если они тоже, исчезли? Дикий порыв проверить, как насекомое, жужжал в ее нервах, но она не собиралась делать это в присутствии Луки. Мысль о том, что он увидит эти рисунки…

— Пошел ты, — сказала она. — Ты не мой психотерапевт. А теперь убирайся из моей комнаты.

— Похоже, ты не понимаешь, как это работает. — Лука протянул руку, и Вэл поняла, что в гневе забылась и оказалась к нему слишком близко, когда он потянул ее за собой. — Это действительно очень просто. Не ты устанавливаешь правила в этой игре. Ты следуешь им. Даже если ты думаешь, что они сумасшедшие, ты выполняешь их.

— Или что? — Пыталась сопротивляться и с треском провалилась.

— Я убью тебя.

— Ты все равно это сделаешь.

— Возможно. — Он толкнул ее обратно на матрас. — Это окончательная развязка — по крайней мере, в извращенных махинациях моей сестры. Мы действительно любим игры в нашей семье, как ты, наверное, заметила. — Он холодно улыбнулся ей сверху вниз. — Почему ты убила моего брата?

— Это игра?

— Вопрос. — Он выхватил нож. Длинный, зловещий нож с изогнутым лезвием. Из тех, что используются на охоте. Из тех, что могут сдирать шкуры с животных. — Ответь на него, — проговорил он почти соблазнительным голосом, — и мы поиграем.

— Гэвин изнасиловал меня. — В первый раз она осмелилась произнести эти слова вслух в сочетании с его именем. Какие это были уродливые слова, резкие и грубые. Они, казалось, растворялись в гудящей тишине, как кислота. — Он убил моих друзей. Он преследовал и мучил меня много лет. У меня имелось множество причин желать ему смерти. Выбирай сам.

— Ну, а твоя причина? Настоящая?

«Я сомневалась, что смогу сделать правильный выбор. Не тогда, когда он был жив и дышал. Не тогда, когда у него все еще оставалась сила контролировать меня».

Вэл стиснула зубы.

— Я устала быть его маленькой жертвой.

— Да, Гэвин действительно неплохо поработал с тобой, — признал Лука, как будто бросая ей угощение. — Ты выглядишь совсем не так, как раньше. Но думаю, ты убила его по другой причине, о которой мне не говоришь, и это, — он небрежно махнул ножом, — меньше связано с травмой, а больше с разрушением того, что он начал.

— Мне все равно, что ты думаешь. В любом случае, ты здесь только для того, чтобы меня убить.

— Некоторые могли бы назвать это справедливостью. — Он погладил нож так, что это показалось непристойным. — Убийство за убийство. Твоя жизнь за жизнь моего брата. Честный обмен фигурами, как в шахматах.

— Это совсем не похоже на шахматы. И Гэвин на самом деле не заботился о соблюдении правил, — зло добавила она. — Он создал свой собственные, а затем нарушал каждое из них. И знаешь, что еще? Он, бл*ть, заслуживал смерти. Твой брат был чудовищем, и я бы убила его снова, только чтобы увидеть это выражение на его лице.

Ей показалось, что она заметила проблеск интереса в этих янтарных глазах.

— Что за выражение?

— Удивление. — Она осторожно взглянула на нож. — Он был так уверен, что победил меня. Ему даже не пришло в голову, что я могу быть в таком отчаянии, что тоже нарушу правила.

Сделки Фауста были его специальностью, и Гэвин хотел ее душу. Лука хотел только крови, и он убьет ее, когда эта игра подойдет к концу.

— Ты очень интересная девушка, Валериэн.

В его устах, подумала Вэл, это не похоже на комплимент.

— Я должна работать сегодня вечером, — сказала она после паузы. — Мои коллеги заметят, если я не приду.

Лука дернул ножом. Острый металл прорезал ее майку.

— Сомневаюсь в этом, — заявил он. — Ты взбалмошная и антисоциальная. Немного одиночка. Именно тот тип девушек, которые постоянно пропадают в этом городе. — Спустил ткань с ее плеч, проведя пальцами по руке. — К счастью для тебя, мне нравятся испорченные женщины, а ты, Валериэн, такая же испорченная, как и они.

— Ты ничего обо мне не знаешь. — Вэл подняла руку, чтобы ударить его.

Лука схватил ее за запястье и вонзил свой нож в пол. Затем он решил показать ей именно то, что знал — как причинять боль, как унижать, как ворошить старые воспоминания и заставлять ее изо всех сил стараться не утонуть. Он слишком хорошо ее знал.

Она безжалостно запустила пальцы в его густые волосы, сильно дернув. Причиняя ему боль, она была уверена, что он, не возражал. На этот раз их совокупление происходило быстрее, он действовал грубее. Ей нравилась грубость. Это было все, что она когда-либо пробовала.

Зная, что ее соседок нет в квартире, она могла кричать, и Вэл не стала сдерживаться. Ее дыхание вырвалось с громким хрипом, когда он оторвал ее руки от своих волос и закинул их ей за голову, наполняя так глубоко, что на одно ужасное мгновение показалось, что она не может больше дышать. Он мог сделать с ней все, что угодно. Все, что угодно. Ее бедра дернулись, опровергая ее страх. Вэл чувствовала себя так, словно вот-вот упадет в обморок.

— Ты получаешь удовольствие от того, что тебе делают немного больно, а? — Дыхание Луки шевелило волосы вокруг лица Вэл. Они все еще были влажными после душа и начинали завиваться, высыхая. — У тебя такое милое личико… или, по крайней мере, раньше было. Должно быть, тяжело выглядеть так, как ты, и хотеть того, чего ты хочешь. — Он переплел свои пальцы с ее, все еще крепко удерживая руки Вэл. — Потерянный маленький кролик, умирающий от желания, чтобы волк укусил ее за горло.

Она могла бы поклясться, что услышала звук в коридоре и замерла, ее взгляд метнулся к двери. Из-за грохота собственного бьющегося сердца Вэл ничего не могла разобрать. Лука, приписав ее испуганный вид себе, усмехнулся.

— Да, — промурлыкал он. — Вот это взгляд.

— Заткнись, — выдохнула она, приподнимая бедра, когда он кончил в нее. Как будто ее саморазрушение было катализатором его собственного удовольствия. — О боже.

Лука рассмеялся, но это был холодный смех без теплоты.

— Ты назвала его имя в первый раз, помнишь? — Он откатился от нее, наклоняясь, чтобы поднять нож с пола. На его среднем пальце было тяжелое кольцо, тускло-серое с гравировкой, которую Вэл не могла прочитать. — Ты думаешь о нем, когда со мной?

Вэл, побледнев, уставилась на Луку, когда он взвесил клинок в руке.

— Нет.

— Cazzo, — сказал он одобрительно. — Какая же ты лгунья. Ты действительно чокнутая.

Он не говорил ей ничего такого, чего бы она уже не знала или не слышала, но это все равно задело Вэл.

Она почувствовала на себе его взгляд, когда соскользнула с матраса, оценивая степень своего унижения. Она не обернулась, схватила свою униформу и направилась в ванную, колеблясь только для того, чтобы прислушаться к шагам. Ничего не услышала — все, что она думала, что слышала раньше, казалось проявлением виноватого воображения.

«Что я делаю? — Она натянула белье, застегнула лифчик. — Я никогда не вела себя так глупо. — Натянула через голову белую блузку и застегнула пуговицы дурацкого черного передника. — Или, может быть, я все это время был глупа и просто никогда этого не осознавала».

Вэл наклонилась поближе к зеркалу, чтобы нанести макияж. Сама идея казалась утомительной, но появление на работе в том виде, в каком она была, только вызовет еще больше изматывающих вопросов. Она поискала тюбики губной помады, палочки тонального крема. Казалось, ничего не лежало на своем месте, как будто у ее косметики выросли ноги, и вещи перекочевывали из ящика в ящик.

От босса будет не так легко отделаться, как от ее соседок по квартире. Она нахмурилась, втягивая щеки, чтобы нанести румяна поверх маскирующего средства. Мартин хуже Мередит. Кроме того, он платил ей зарплату, а это означало, что, в отличие от них, будет иметь право на некоторые ответы.

Ответы, которые она не могла дать. Вэл подумала об угрожающем выражении лица Луки возле круглосуточного магазина. Не без ужасных последствий.

Ей хотелось бы снова принять душ, но на это не осталось времени. Поморщившись, Вэл побрызгала духами на запястья и шею, но его запах, казалось, пропитал все ее существо. Она надеялась, что это только в ее воображении. В последнее время она, казалось, много воображала, если предположить, что Лука не лжет просто для того, чтобы развести ее.

Но, тогда как объяснить пропажу шахматных фигур? Ее потерянный ключ? Черт возьми, она едва могла накрасить глаза. Луке едва ли нужно было из кожи вон лезть, чтобы запудрить ей мозги. Она сама во многом виновата.

Он стоял, прислонившись к стене, когда Вэл вернулась в свою спальню. Лука уже застегнул штаны, его длинные ноги свисали с края матраса. Рука с кольцом прикрывала глаза. Очень драматично. Ее не одурачить. У Гэвина тоже была склонность к театральности. Это была сцена, на которой он разыгрывал свою жестокость.

— Ну, — Вэл вытащила шарф из шкафа и неуклюже завязала его вокруг шеи. — Где ты собираешься меня убить?

Лука опустил руку и посмотрел на нее.

— Прошу прощения?

Вэл наклонила голову, указывая на комнату.

— Здесь, очевидно, не самый лучший вариант. У меня есть соседки, и ты бы где-нибудь наверняка оставил кровь. Кровь невозможно вывести. Она проникает повсюду. Где ты собираешься это сделать?

Она могла сказать, что удивила его, но он быстро пришел в себя. На самом деле, он казался изумленным. Как будто она была домашним животным, которое проделало неожиданный трюк.

— Что ты сделала с моим братом, когда убила его?

— Завернула в простыню и выбросила в мусорный контейнер.

Лука скорчил гримасу отвращения, и Вэл рассмеялась. Это звучало неразумно, но на самом деле не никто не мог гарантировать, что она в здравом уме.

— Как банально, — заявил он. — Сложно ожидать чего-то большего от любителя.

— Что бы сделал ты? — спросила она, стараясь, чтобы это не прозвучало так, будто ее волнует ответ.

— Вероятно, отвезу туда, где тебя никто не найдет… никакого мусорного контейнера.

— Поле? — Ее голос был ровным, тщательно модулированным, чтобы скрыть страх. Теперь Лука, казалось, флиртовал с ней, что казалось отвратительно. Он был болен. Но в этом отношении, по крайней мере, он и его брат слеплены из одного теста. — Лес?

— Возможно? Тебе бы этого хотелось, Валериэн? Красивая поляна, полная цветов? — Он одарил ее очаровательной улыбкой. — Я люблю активный отдых. Знаю много хороших мест… пляж и, да, лес. Я мог бы даже убить, пока я внутри тебя.

— Ты болен.

— Кто бы говорил. Ты очень хорошо играешь роль жертвы, но для тебя это всего лишь роль. Та, в которой ты преуспеваешь. Полагаю, именно это ему так в тебе нравилось. Ты сопротивляешься достаточно сильно, чтобы поимка того стоила, достаточно, чтобы он подумал, что ты можешь сбежать.

У Вэл перехватило дыхание.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты делаешь это прямо сейчас. — Лука поднялся с кровати, стряхивая с себя видимость усталости, как собака стряхивает воду с шерсти. Так что это был спектакль. — Идеальная добыча, — заявил он, и Вэл замерла, уставившись на него, когда Лука намотал прядь ее волос на свои пальцы. — Его противоположность во всех отношениях. Неудивительно, что ему никогда не было скучно.

Эти вспышки проницательных озарений продолжали шокировать Вэл, как электрические разряды. Лука, возможно, и не говорил извилистыми загадками своего брата, но он, безусловно, разделял его наблюдательность.

— Я ведь напоминаю тебе его? Вот почему ты позволила мне трахнуть тебя. Вот почему это так хорошо. — Ослабив хватку на ее волосах, он обхватил ее сзади за шею, не давая отвернуться. — Мне было интересно, как далеко ты позволишь этому зайти. Бедная Вэл. Ты действительно любила его.

— Ты так же болен, как и он.

— В твоих устах, я думаю, это может быть комплиментом. — Лука приподнял ее голову рукой, проведя большим пальцем по подбородку. — Хотя я не мой брат. Можешь смотреть на меня так, сколько хочешь, но я все равно тебя убью.

Ее дыхание остановилось, когда он поцеловал ее.

— Я не могу ждать. — Она почувствовала, как его язык скользнул по ее губам так же легко, как его слова проскользнули сквозь ее защиту, и Вэл оттолкнула его в шоке и отвращении. — Ты будешь моей первой, — признался он, поддавшись порыву. — Я бы сказал тебе быть нежной, но действительно предпочел бы драку.

— Уходи, — потребовала Вэл, указывая дрожащим пальцем на дверь. — Уходи прямо сейчас.

Лука направился к двери, перекинув куртку через плечо, как мужчина из винтажной рекламы сигарет.

— Я вернусь, — пообещал он. — О, и я чуть не забыл. — Он сунул руку в карман джинсов и вернул Вэл ее телефон, щелкнув языком. — Уверен, что ты позвонишь в полицию, как только я уйду. В конце концов, тебе ведь нечего скрывать. Верно, Валериэн?

Вэл захлопнула за ним входную дверь и заперла ее на задвижку. Она крепко сжала телефон в руке, прислушиваясь к его удаляющимся шагам по коридору.

«Он прав. Я прячусь. — Она уставилась на свой телефон, словно желая убедиться, что он настоящий. Что он тоже не исчезнет. — Я пряталась всю свою жизнь, пока он не нашел меня. И теперь я прячусь от него».

Казалось странным, что время и пространство могли так искажаться и изменяться. После удушающей клаустрофобии ее тускло освещенной спальни и того, как присутствие Луки полностью поглотило ее, водоворот активности и яркое освещение люстрами рабочего места Вэл наполнили ее такой отчаянной паникой, что ей захотелось бросить свою смену и сбежать.

— С тобой все в порядке? — спросила ее Дезире. На ее губах красовалась новая помада — яркая и матовая, как старая бархатная обивка. — Ты выглядишь бледной.

— Я в порядке, — ответила Вэл. Ее новая мантра. Если бы только она в это поверила. — Как ты? — автоматически спросила она.

— Хорошо. — Отсутствие ответов, казалось, стало заразительным. Дезире захлопнула свой шкафчик, словно поставила точку. Ее обычная аура хорошего настроения померкла. — Увидимся там.

Вэл закрыла свой шкафчик и почувствовала тупую боль в плечах, когда опустила руки. Они все еще болели от того, что были связаны за ее спиной. Она чувствовала себя животным, которого пометили и выпустили обратно в дикую природу для наблюдения. Только ее могли выдать не отметины на коже, а те, что были в самой ее душе.

Мартин, сидевший в своем обычном углу комнаты отдыха, оторвал взгляд от своего айпада, когда она проходила мимо.

«Ты пугаешь людей, — отругала она себя, увидев, как он нахмурился. — Прекрати это».

Но странное ощущение, что за ней наблюдают, никуда не делось.

Работая, Вэл нервно оглядывалась по сторонам в поисках того единственного человека в толпе, которого она никак не могла найти. Она неправильно выполняла заказы, спотыкалась о собственные ноги и увядала под криками разгневанных клиентов. Ее чаевые были жалкими, но не такими плохими, как Вэл могла ожидать. Ей никогда не приходило в голову, что, поскольку она хорошенькая, на некоторые недостатки публика готова закрывать глаза.

Однако она знала, что все испортила. Напортачила хуже, чем она позволяла себе за последнее время. Официантки должны быть общительны и доброжелательны, но даже в ее лучшие дни никто не назвал бы ее экстравертом. У Вэл имелось несколько идей, как ее назвали бы сегодня, и, очевидно, некоторые из клиентов сочли нужным поделиться этими идеями с Мартином, потому что он остановил ее на выходе с обеда и сказал:

— Банни.

Вэл притормозила, переминаясь с ноги на ногу, потому что у нее болели икры. Она получила сэндвич в качестве бесплатной еды — с уткой и рукколой с испанским сыром, — но смогла съесть только половину, прежде чем положить остальное обратно в холодильник. Держа его сейчас, она чувствовала себя воровкой и, глядя на своего босса, провела языком по зубам, гадая, есть ли в них кусочки салата.

— Что? — спросила она, немедленно защищаясь.

— Что-то не так?

— Все в порядке. — Ложь. Она говорила так много лжи в эти дни, как пластинка, застрявшая на повторе. Я в порядке. Все в порядке. Я хотела этого. Я не боюсь. — Правда, — добавила она, потому что ясно видела, что он ей не поверил. — Я просто устала.

Еще один пункт к ее списку: я устала.

— К этому парню нельзя возвращаться, — сказал Мартин, и на мгновение Вэл была ошеломлена, потому что подумала, что он говорит о Луке. Но нет, конечно, он имел в виду Дориана. Дориана, который схватил ее. Дориан, объявившего об этой новой, ужасной игре, в которой ее собственная жизнь висела на волоске. — Ты понимаешь, Банни?

— Он не причинил мне вреда, — заверила Вэл, потирая шею. — Это ерунда. Я в порядке.

— Это было нападение. — Мартин говорил медленно, подчеркивая каждое слово. — Это не нормально.

— Я понимаю, — сказала Вэл. — Мне жаль.

— Банни, — начал Мартин, а затем сделал паузу. Эмоции на его лице встревожили ее. Он смотрел… почти зло. Меня увольняют? Кончики ее пальцев, казалось, похолодели, когда это постоянное чувство отдаленной паники затопило ее. Если так, то он решил, что от нее слишком много хлопот. В конце концов, большинство людей так и делали. Просто обычно это не занимало так много времени.

Молчание между ними растянулось и сгустилось, как ириска. «Покончи с этим, — поймала она себя на мысли. — Не пытайся быть милым. Не затягивай. Просто покончи с этим. Пожалуйста».

— Я понимаю, что это не мое дело, — продолжил он, — но если бы тебе нужна была помощь, ты бы попросила?

Вэл непонимающе уставилась на него. Он не собирался уволить ее, сказать, чтобы она больше улыбалась? Коробка из пенопласта в ее руке протестующе заскрипела, когда ее пальцы сжались.

— Я не знаю, что происходит, но есть горячие линии… — Мартин сделал паузу, казалось, тщательно взвешивая свои слова. — У тебя неприятности, Банни? Дома все в порядке?

Гнев пронзил ее, как стрела, поразив прямо в сердце. Это было ее первое чувство всякий раз, когда кто-то приближался к тому, чтобы понять ее, когда они подходили достаточно близко, чтобы причинить боль ей или себе. Но Мартин смотрел на нее так, словно она была паршивой собакой, которая может укусить, и поэтому Вэл проглотила бешеные слова, которые пенились у нее во рту. Она все еще была на крючке из-за того, как отреагировала на Дориана. Даже если бы он не дал ей пощечину, очевидно, что она его знала.

Если вы собирались солгать, всегда лучше использовать часть правды. Она поняла это теперь, после многих лет практики. Вэл сделала глубокий вдох и сказала:

— Мой бывший — мудак. Он послал одного из своих друзей, чтобы запугать меня на работе. Мне действительно очень жаль. Было непрофессионально переносить мою личную драму на рабочее место, и это больше никогда не повторится. Я обещаю.

Ох. Даже для ее собственных ушей это прозвучало слишком формально.

Мартин посмотрел на нее, выглядя таким же неуверенным, как и раньше, и все еще немного сердитым. Почему он зол? Что она сделала? Он пытался обмануть ее?

— Если тебе нужна помощь…

«Как будто ты можешь спасти меня». Она выдавила из себя яркую, пугающую улыбку. Приторно-сладкую, чтобы нейтрализовать весь яд, который, как она чувствовала, разъедал ее изнутри.

— Спасибо. Я так и сделаю.

Ее босс вздрогнул — это было маленькое, настолько незначительное движение, что она, вероятно, не заметила бы, если бы не ждала реакции. Но Вэл ждала, и увидела. Как она и подозревала. Ее босс считал ее каким-то монстром.

«Что ж, — с горечью подумала она. — Ты не ошибаешься».

Это была долгая смена. Уйма времени для паранойи и самообвинений. Мартин не выгнал ее сегодня вечером, но вполне мог бы к концу недели. Она прокручивала их разговор в голове снова и снова, пока не почувствовала, что может пересказать его дословно.

«Он ненавидит тебя. Он ненавидит работать с тобой. От тебя больше проблем, чем ты того стоишь. Он собирается тебя уволить».

Остальные часы, казалось, тянулись вечность, но к тому времени, когда она закончила, все было как в тумане. Она неловко держала свой недоеденный сэндвич в одной руке. Другой вцепилась в ремешок своей сумочки. Если бы ее спросили об именах людей, с которыми она работала, Вэл не смогла бы ответить. Было только одно лицо, которое она искала, и он не появился. Она не ожидала, что он это сделает, но все равно высматривала.

И она знала, что Мартин заметил, как она поглядывает на дверь.

Это не то, что ты думаешь, хотела она сказать ему, но не стала, потому что это было бы безумием, и потому что это именно то, что он думал о ней.

Однако, прежде чем она уйдет, ей нужно выяснить одну вещь. Это сводило с ума с того самого вечера, когда она собиралась в «Самоубийство», и Джеки рассказывала о полиции, оцепившей «Полуночной лаудж». Ей нужно знать, как много из той ночи и ее последствий существовало лишь у нее в голове, и Вэл не хотела звонить со своего телефона.

У заднего входа «Ле Виктуар» стояла телефонная будка, забавная причуда такого высококлассного места. Вэл предположила, что это их тихий способ признать разницу в богатстве между патроном и сотрудником.

Она сняла трубку, положила немного денег и набрала номер, который нашла и запомнила раньше. Кто-то ответил, голос был хриплым и искаженным грохочущей музыкой на заднем плане.

— Алло?

— Привет, — сказала она. — Я звоню по поводу потенциальной возможности для бизнеса с «Полуночным лаунджем». Могу я поговорить с Ильей Андреевым, пожалуйста?

— Он мертв. — Голос был ровным. — Ты можешь поговорить со мной. Я его партнер, Дмитрий И…

Вэл повесила трубку прежде, чем мужчина успел закончить. Она знала, кто такой Дмитрий. Друг Ильи. Коридор, казалось, растянулся. Илья…

Илья мертв?

Вэл вышла за дверь, натягивая пальто.

Итак, эту часть она себе не выдумала. Все остальное — шахматные фигуры, надпись на зеркале — ну, все это, казалось, неопределенно.

«Я никогда не освобожусь от него, — печально подумала она. — Не раньше, чем умру».

Вэл открыла дверь в квартиру, готовясь к неизбежной стычке, но, к ее облегчению, во всех комнатах было темно. Ни желтых полос света под дверными проемами, ни мягкого шепота, ни веселого К-попа.

«Никаких разговоров сегодня вечером, — подумала она с облегчением, опустив плечи. — Слава богу».

Как всегда, при входе ее встретила знакомая стена прохладного воздуха, на десять градусов прохладнее, чем в холле, где действительно стояли работающие радиаторы. Вэл выругалась себе под нос, направляясь в свою комнату и снимая униформу в пользу теплого флисового халата.

Вэл подошла к своему столу, где лежал конверт из плотной бумаги. Дразнил ее. Ты осмелишься? Она открыла его, быстро взглянув на рисунки, чтобы убедиться, что они все еще внутри, все еще настоящие. Так оно и было, поэтому она со вздохом запихнула содержимое обратно.

Затем она проверила свое пальто, в последний раз заглянув в карманы. Пусто.

«Я знаю, что мне это не показалось. Я держала их в руке».

Или нет? Иногда действительно казалось, что сны медленно перетекают в реальность. Как раз прошлой ночью, когда ей приснился тот сон о Гэвине, она могла бы поклясться, что действительно почувствовала запах его одеколона. Могут ли наркотики усилить этот эффект? Стирать границы дальше?

Она сжала пальцы в кулак. Это та рука, которая коснулась крана с горячей водой в мотеле Луки, на мгновение ошпаренная ожогом. Кожа, возможно, казалась немного розовее, чем обычно. Но, может быть, и нет. Ее пальцы были розовыми. «Мне это показалось?»

(Мы чувствуем себя наиболее живыми, когда ближе всего к смерти).

Или она сходит с ума?