Побег из Араманта

Глава 10 В соляных пещерах

Придя в себя после страшного падения, Кестрель потянула носом зловонный воздух и поняла, что свалилась не куда-нибудь, а прямо в Низменное озеро. Над головой мерцал высокий соляной свод, а в нем зияли отверстия, через которые в это мрачное царство теней струился дневной свет. Впереди блестели темные воды и тонны вонючего ила. За спиной ревел водопад. Девочка поискала глазами причал и длинные барки, но, должно быть, они скрывались где-нибудь еще, в иных бескрайних пещерах.

Рядом кто-то захныкал. Кесс обернулась и увидела брата, который барахтался в грязи.

— Бо! Ты цел?

— Цел, — откликнулся мальчик и разрыдался, не столько радуясь благополучному приземлению, сколько из-за мук совести.

— Не плачь, Бо, — сказала сестра. — У нас нет времени.

— Знаю. Извини.

«Я должен был помочь, — безмолвно каялся он. — А сам струсил!»

— Зато мы угодили в Низменное озеро, — промолвила девочка, чтобы направить мысли брата в нужное русло. — Сердцем чую, отсюда можно выбраться на равнины.

Она огляделась вокруг, и в это время из грязи, фыркая и отплевываясь, поднялся еще один силуэт, смутно похожий на… На кого? Человек утер лицо рукавом и радостно уставился на Кестрель.

— Мампо!

— Привет, Кесс, — просиял однокашник.

— Так это был ты!

— Вижу, ты лезешь в дырку. Ну, я следом. Я же твой друг.

— Мампо, ты меня спас!

— Они хотели тебя обидеть. Я никому не позволю тронуть свою подружку.

Девочка смотрела на Мампо и только диву давалась. Как можно выглядеть таким довольным, когда ты с ног до головы чумазый, словно поросенок? С другой стороны, близнецы сейчас тоже не блистали чистотой, и несло от них от всех одинаково.

— Ну, Мампо, — торжественно произнесла Кестрель, — ты очень храбрый и сильный, и я никогда не забуду, как ты защитил меня от врагов. А теперь возвращайся.

Лицо героя вытянулось.

— Я хочу с тобой, Кесс!

— Нет, — отрезала девочка жестко, хотя и не желая обидеть нового друга, наивного, как малое дитя. — Это меня ищут, а не тебя. Иди домой.

— Не могу, Кесс, — просто ответил Мампо. — У меня ноги приклеились.

Только тут близнецы осознали, что коварный ил тянет их в пучину. Не очень быстро, но все-таки…

— Ничего страшного, — успокоила товарищей Кестрель. — Я здесь уже была. Грязи тут по колено, не глубже.

Она попыталась вытащить ногу и не смогла.

Слушай, Кесс, — молча обратился к ней брат. - А если ОНИ придут за нами?

Девочка заозиралась. Дети-старички нигде не показывались.

Пусть попробуют. Влипнут раньше нас.

И троица продолжала стоять, шумно вдыхая зловонный воздух, тихо дрожа в сырой одежде и медленно погружаясь в грязь. Когда колени исчезли из виду, Бомен заметил:

— Мы по-прежнему тонем.

— Должно же здесь быть какое-то дно, — возразила Кестрель.

— Кто тебе сказал?

— Не можем же мы без конца тонуть.

— Да? И почему?

Некоторое время друзья молчали, увязая все глубже. Первым заговорил Мампо:

— Ты мне нравишься, Кесс. Теперь ты моя подружка.

— Ой, заткнись, а? Извини, конечно, со спасителем так нельзя, но…

Девочка не нашла нужных слов, и в пещере снова повисла тишина. Вскорости грязь поднялась по грудь.

— А я тебе нравлюсь, Кесс? — взялся за свое Мампо.

— Немного, — буркнула юная мятежница.

— Ура! — обрадовался самый глупый мальчик в школе. — Значит, мы настоящие друзья.

Не выдержав его дурацкой ухмылки, девочка выпалила то, о чем до сих пор и подумать боялась:

— Безмозглый понго! Когда до тебя дойдет? Мы же насмерть захлебнемся в этой мерзости!

Мампо уставился на нее, разинув рот.

— Это правда, Кесс?

— Протри глаза. Кто нас, по-твоему, выручит?

Одноклассник завертел головой по сторонам, однако не увидел ни души. Тогда он сморщился от ужаса и завопил во все горло:

— Помогите! Тону! Помогите! Вытащите меня! Помогите!

— Чего ты разорался? Никто не услышит.

И все же бедняга продолжал кричать. Как выяснилось, не зря, потому что Кестрель ошиблась. Их все-таки услышали.

В соседней пещере невысокий толстячок по имени Виллум сутуло брел по глади озера, высматривая листья дикой тиксы. Росла эта самая тикса там, где ей только вздумается, и единственный способ найти ее был таков: мерно шагать, иногда часами, и ни в коем случае не глядеть четко перед собой, иначе нипочем не заметишь темные кусты на темном фоне. А вот рассеянным взором, уголком глаза — очень легко. Обнаруженные листья надлежало складывать в мешок; впрочем, одну — две штуки толстяк запихивал в рот. Если долго жевать их, то станешь медлительным и полусонным, а так еще проще искать. Когда до него донеслись первые крики о помощи, Виллум выпрямился и попытался сосредоточить блуждающий взгляд.

— Что за ерунда, — пробормотал он себе под нос, улыбаясь.

Мужчина весь день провел на озере, угощаясь тиксой, и дома его, должно быть, уже заждались. К тому же на шее собирателя болтались чулки, полные грязевых орехов.

Однако вопли не умолкали, так что Виллум отправился на помощь. Обитатели солевых пещер с юных лет учились ходить по невидимым подводным тропам, которые сложной сетью тянулись иногда под самой поверхностью озера, иногда чуть глубже. Поэтому каждый местный житель уже с пеленок вырабатывал особую походку, неторопливую и основательную, ровную и слегка раскачивающуюся: одна нога осторожно вниз, другая вверх. Спешить не имело смысла, особенно после целого дня жевания тиксы.

А дети продолжали тонуть. Грязь доходила им уже до горла; меж тем ноги так и не могли нащупать никакой опоры. Кестрель перепугалась и наверняка закричала бы из последних сил, если бы не Мампо, который надрывался сразу за всех.

— Й-яа-аа уаа-ааа! — визжал он, точно младенец. — Й-яа-аа уаа-ааа!

Троица не слышала, как приблизился Виллум, пока тот не подал голос.

— О, землица моя сладкая! — воскликнул мужчина, остановившись на ближайшей тропе.

— Й-яа-аа уаа-буль! — ответил Мампо и затих — не потому, что заметил подмогу, а потому, что захлебнулся грязью.

Близнецы попытались обернуться, но уже не смогли.

— Спасите! — взмолился Бомен и тоже закашлялся.

— Да уж сам вижу, — отозвался Виллум.

Подобно всякому жителю соляных пещер, толстячок всегда носил крепкую бечевку, обмотав ее вокруг пояса. Вот и теперь он быстренько размотал один конец и аккуратно забросил его на поверхность озера как можно ближе к детям.

— Давайте, ребятки, хватайтесь. Только не спеша.

Беднягам стоило большого труда выпростать руки из мерзкой густой жижи, а затем поймать веревку. И тут Виллум заметил неподалеку от них целый куст заветной таксы с широкой, зрелой кроной — что называется, первый сорт.

— А вон листики, — мотнул он головой. — Их тоже заберите, ладно?

Чем отчаяннее дети ловили бечевку, тем быстрее погружались в пучину; они почти задыхались, но добряк Виллум забыл обо всем на свете при виде любимой поживы.

— Вон там, — указал он опять. — Возьмите, что вам стоит?

Бомен поймал веревку одной рукой, а другой рукой поддерживал сестру, пока и та не вырвалась из плена. Едва вцепившись в спасительную бечеву, Кестрель протянула дрожащую ладонь Мампо.

— Тащите! — прокричал Бо. — Тащите же!

— Да сейчас, — откликнулся мужчина, продолжая стоять спокойно. — Листочки-то мои не взяли.

По чистой случайности пальцы Мампо сомкнулись вокруг темного куста. В тот же миг Виллум уперся в землю необычайно крепкими ногами, склонился вперед и двинулся по тропе, вытягивая за собой нелегкую ношу, словно вьючный мул. С каждым его шагом дети понемногу освобождались из цепких объятий смерти.

Кестрель зафыркала, утерла с лица ил и жадно перевела дух. Мампо сплюнул грязные комья — и снова завыл. Бомен тяжко отдувался и старательно считал удары сердца, лишь бы заглушить назойливые мысли об ужасном конце, который ожидал их, не подоспей на помощь этот могучий коротышка.

Ощутив под ногами твердую почву, приятели рухнули как подкошенные от пережитого страха и полного бессилия. Виллум склонился над Мампо, разжал его пальцы и взял желанную добычу.

— В самый раз, — радостно заулыбался толстяк. — Спасибочки вам большое.

Он поспешил оторвать кончик большого листа, забросил его в рот, а все остальное припрятал в мешочек.

Потом задумчиво поглядел на детей, которых вытащил из пучины. Кто же они такие? Не местные, это точно. Больно уж тощие, да и не ходят пещерные жители без веревок. Должно быть, ребятки свалились «оттудова», сверху.

— Я понял, кто вы есть, — объявил спаситель. — Вы худышки.

Мужчина повел близнецов и Мампо за собой извилистыми подводными тропами, видными только ему. Слишком измученные, чтобы задавать вопросы, дети молча шагали гуськом, по-прежнему не выпуская из рук веревку. Непривычный способ передвижения — приходилось то погружать ногу в темное озеро, то с силой извлекать ее наружу — быстро утомил их, но ничего иного не оставалось, и троица продолжала путь, пока большие дыры в соляном своде затягивал сумрак.

По дороге Виллум тихонько напевал под нос и поминутно ухмылялся. Это надо же, найти настоящих худышек! Вот супруга-то удивится! Ему не терпелось увидеть, как Джум разинет рот от изумления.

За день толстячок успел забрести очень далеко от дома, поэтому и возвращаться пришлось долго. В конце концов тени сгустились так, что дети стали натыкаться друг на друга и непременно заблудились бы, если б не надежная бечевка. Внезапно Виллум остановился, довольно выдохнул и произнес:

— Все-таки дома — это не где-нибудь, верно?

Да уж, разом подумали юные беглецы, дрожа от холода и перепугано озираясь. Вокруг расстилалось темное озеро. Из небольшой дырки в земле почему-то тянуло дымком. Ни единого признака жилья, ни намека на укрытие. Это вам «не где-нибудь», верно.

— Давайте за мной, маленькие худышки. Осторожней на лестнице, — промолвил спаситель и шагнул куда-то вниз.

Кестрель бесстрашно двинулась следом. Нога провалилась в грязь, однако потом нащупала первую ступеньку. Ага, вот она, лестница!

— Рот закрыли, — предупредил хозяин. — Глазки тоже.

Мятежница ощутила мокрую грязь вокруг шеи, потом на лице, а в следующий миг девочка уже стояла в подземном жилище, где пахло дымом и ярко пылал огонь в очаге. Сверху появился Бомен, за ним вынырнул Мампо. Мальчики плевались и яростно терли глаза. Черный ил над их головами спекся в толстую корку, образуя потолок.

— Так-так, Виллум, — сердито сказал некто. — Долго же тебя носило.

— Зато глянь-ка, Джум, чего я нашел!

Мужчина отступил в сторонку. У огня сидела полная, перепачканная грязью женщина.

— И что же? — нахмурилась она, помешивая варево в котле.

— Это худышки, милая!

— Ах, значит, худышки?

Джум неуклюже поднялась со стула и подошла к гостям, погладила чумазой рукой их головы, ласково ущипнула за щеки.

— Бедненькие.

Тут она резко повернулась к мужу и рявкнула:

— Зубы!

Виллум послушно предъявил супруге желтовато-коричневый оскал.

— Тикса. Так и знала.

— Только самый малюсенький листочек, любимая.

— И ведь знает, что завтра сбор урожая. Стыда у тебя нет, вот что!

— А я тебе орешков принес, — проворковал мужчина, торопливо развязывая чулки, и вывалил из них на удивление солидную горку бурых комьев.

Джум затопала обратно к огню, отказываясь даже смотреть на плоды усердного труда супруга.

— Ну, милашка моя! Лапочка! Драгоценная!

— И нечего подлизываться! Надоел ты мне со своей тиксой!

Забытые всеми дети с любопытством глазели по сторонам. Комната, куда они попали, оказалась просторной норой под правильным округлым сводом, в отверстие которого уходил дым. Посреди жилища, на каменной платформе высотою с обычный стол, пылал очаг, окруженный решеткой из железных прутьев, на которых удобно было подвешивать котлы и кастрюльки — сразу с нескольких сторон и на разной высоте, по желанию. Большой котел висел выше всех и слабо дымился; горшочек для тушения подпрыгивал внизу, кипел и шумно плевался брызгами.

У очага стояла деревянная скамейка, на ней удобно расположились остальные члены семьи. Все они были одинаково круглые и чумазые, так что на первый взгляд отличались разве что ростом, и только. Но приглядевшись, юные беглецы распознали ребенка, тетушку и старого деда. Домочадцы Виллума изумленно таращились на нежданных гостей, один дедуля продолжал посматривать на мужчину и украдкой моргать ему глазом.

На утоптанном полу как попало валялись мягкие, истрепанные коврики, покрытые неизменной грязью; они придавали норе сходство с большой неубранной постелью.

— Поллум, еще миски! — велела хозяйка, помешивая в котле.

Пещерное дитя подпрыгнуло и кинулось к стенному шкафу.

— Что, Виллум, удался денек? — подмигнул старик.

— Не жалуюсь, — подмигнул в ответ мужчина.

— Стало быть, без ужина перебьешься, — буркнула жена, громыхая горшком для тушения. — Сегодня все равно витаешь в облаках тиксы.

Виллум подкрался к супруге и крепко сжал ее в объятиях.

— А кто у нас любит свою Джум? — промурлыкал он. — А кто пришел к своей ненаглядной?

— А кто весь день где-то шлялся? — проворчала ненаглядная.

— Джум, Джум, мое сердечко: бум!

— Ладно, ладно, — смягчилась жена и, опустив поварешку, позволила чмокнуть себя в шею. — Ну и что мне делать с этими твоими худышками?

Тут в разговор вмешалась молчаливая тетушка.

— Наполнить их бедные тощие животики, — объявила она.

— Так-то лучше, — ухмыльнулся Виллум и, пристроившись на скамейке с дедом, принялся с ним о чем-то шушукаться.

Поллум расставила по столу миски, и мать заполнила их густым горячим варевом из горшочка.

— Садитеся, худышки, — пригласила она заметно подобревшим голосом.

Изголодавшиеся приятели заняли свободные места, но подозрительно покосились на странную бурую смесь, не осмеливаясь попробовать.

— Ореховая похлебка, очень вкусно, — подбодрила хозяйка.

И сунула себе в рот пару ложек: вот, мол, как это делается.

— Простите, мэм, — учтиво промолвил Бомен, — какие именно здесь орехи?

— Грязевые, конечно, — несказанно удивилась Джум. Мампо загреб полную ложку. Он даже не поморщился, так что Кестрель подумала и тоже решила попробовать. Против ожидания оказалось и вправду вкусно. Грязевые орехи чем-то напоминали печеную на костре картошку. Вскоре все трое жадно уписывали сытную похлебку. Джум наблюдала за ними с довольной улыбкой. Маленькая Поллум обняла мать за колени и зашептала:

— Мам, а это кто?

— Худышки, доча. Оттудова, сверху. Бедные ребятки.

— А почему они здесь?

— Удрали, наверно. Сбежали к нам.

Горячий ужин поднял гостям настроение, и приятелей снова разобрало любопытство.

— Значит, вы живете на Низменном озере? — уточнила Кестрель.

— Этого не знаю, — пожала плечами хозяйка. — Внизу, да. Все мы внизу.

— А грязь, она… Ну, в смысле… — Девочка так и не придумала, как вежливо закончить вопрос, поэтому перескочила на другое: — А здесь почти не пахнет.

— Как это? — не поняла супруга Виллума. — Надеюсь, очень даже пахнет. Сладкой землицей.

— И… все?

— А чего еще надо?

Тетушка, сидевшая у огня, прыснула в ладонь.

— Сквоч! — воскликнула она. — Думают, наша грязь — это сквоч!

— Не-е, — протянула Джум. — Тупые они, что ли?

— А ты спроси, — подначила родственница. — Спроси, спроси.

— Худышки, вы же не приняли нашу грязь за сквоч?

— А что это? — вежливо осведомился Бомен.

— Не знаете? — поразилась вопросу хозяйка, а Поллум захихикала. — Сквоч — это… сквоч.

Виллум решил встрять в занятную беседу.

— Ну да, сквоч. А что такого? Все в конце концов уходит в землю и добавляет аромата. Один большой котел, вот что это.

Он зачерпнул из горшка половник наваристой похлебки.

— Когда-нибудь и я лягу и не встану, и сладкая землица заберет меня назад, и ей станет лучше. Это ничего, худышки, что вокруг сквоч. Все мы из него сделаны, ежели глянуть хорошенько. Каждый человек — только часть землицы.

И он шумно хлебнул из половника. Супруга одобрительно закивала.

— Ну и удивляешь ты меня порой, Виллум.

Мампо первым прикончил свою порцию варева. Усталый мальчик тут же повалился на пол, свернулся калачиком и немедленно заснул.

— Вот так и надо, худышка, — нежно сказала хозяйка и укрыла его драным ковриком.

Близнецы тоже падали с ног, но как же улечься, если все тело покрывает неприятная корка?

— Пожалуйста, мэм, — попросил Бо, — где тут можно помыться?

— Что, ванну захотели?

— Да, мэм.

— Поллум! Готовь ванну!

Пещерная девочка сняла с очага дымящийся котел и опрокинула его в некое углубление в земле. Горячая вода заплескалась меж грязных стенок ямы.

— Ну, кто первый?

Брат и сестра недоуменно переглянулись.

— Покажи им, Поллум, — вмешалась тетушка. — У них там, поди, и мыться не умеют. Бедняжечки.

Подземной девочке не часто доставалось нежиться в «первой» — самой чистой — ванне, поэтому она прыгнула без разговоров. Довольная, Поллум распласталась на дне, точно краб, заерзала и перекатилась туда-сюда, повизгивая от восторга, пока ее тело зарастало свежей кашицей из тепловатой слизи.

— Хватит, Поллум. Оставь немного худышкам.

Близнецы как можно учтивее объяснили, что им уже расхотелось: ноги, мол, совсем не держат. Хозяйка заботливо набросала две мягкие кучи половичков, и гости по примеру Мампо свернулись калачиками. Бомен, утомленный пережитыми ужасами дня, сразу же крепко заснул, а девочка все лежала, не смыкая глаз, и наблюдала за подземными жителями. Виллум поделился с дедулей какой-то травкой из мешка, и теперь они вполголоса хихикали в углу. Джум по-прежнему сидела у огня и зачем-то варила гигантский котел похлебки. А Поллум донимала ее расспросами.

— Почему они такие тощие, мам?

— Кушают мало, доча. У них там и орешков-то нет.

— Нету орешков?

— Понимаешь, наверху ведь и грязи нет.

— Нету грязи?!

— Вот и не забывай, Поллум, как тебе повезло. Не то что им.

Кестрель хотела послушать еще, но тут голоса смешались, поплыли, а теплые блики, плясавшие на потолке, завертелись у нее перед глазами. Девочка зевнула, укуталась поуютнее, подумала об уставших ногах и о том, как приятно лежать в постели, а через миг уже сладко спала.