Над золотистыми дюнами взвился красно-белый флаг. Знамя реяло на длинном шесте, а его основание, пока что укрытое за окоемом, без сомнения, надвигалось на детей, потому что флагшток возносился все выше. Впрочем, оказалось, никакой это не флагшток, а самая настоящая мачта: ниже на ней трепетал парус. На всякий случай приятели забрались в разбитую повозку и продолжали наблюдать из укрытия.
За первым парусом появились другие. Их было множество, и чем ниже, тем крупнее — целый лес мачт. Позже выплыл и корпус невиданного сухопутного корабля — затейливо сработанная обшивка с бесчисленными окошками, хитро сплетенная паутина такелажа. На лестницах суетились толпы людей. А судно по-прежнему вздымалось над горизонтом. До юных беглецов долетал уже отчетливый, густой механический ропот. Как ни странно, из-за барханов показались новые паруса, под которыми обнаружилась еще одна палуба, гораздо шире и больше верхней: сумбурное нагромождение будок и маленьких домиков, соединенных деревянными и веревочными лестницами. Люди деловито сновали туда-сюда; теперь ветер доносил их обрывочные крики. При помощи веревок матросы в красиво развевающихся одеждах ловко перелетали с одного яруса на другой.
Корабль со скрипом полз вперед. Заходящее солнце окрасило багряным новую армию несметных, гордо выпятившихся на ветру парусов. Дети, охваченные благоговейным ужасом, разинули рты. Над песками воздвигнулся третий — если считать сверху — этаж деревянных построек. Этот выглядел еще диковинней прочих: классические ряды домов с изящными окнами над благородными портиками окружали три открытых зала с колоннадами. Громадные мачты пронизывали здания насквозь, возносились к следующим уровням и так далее, до самых верхних флагов. А меж тем гигантское судно росло и росло на глазах. Шум сделался невыносимым: стоны, лязг и скрип заполонили собой — как мнилось детям, спрятавшимся в развалине, — всю землю. Знамена полоскались уже где-то под небесами. А из-за дюн с грохотом выкатили колеса, каждое высотой со столетнее дерево. Представьте себе: между ними висела еще одна палуба, где располагались обширные склады, мастерские, кузницы, фермы!.. Нет, это был не простой сухопутный корабль, а целый город на колесах, целый мир, послушный вольным ветрам.
Несмотря на колоссальные размеры, судно держало курс прямиком на разбитую повозку. Юные беглецы не придумали ничего лучше, как съежиться внутри, горячо надеясь, что движущаяся гора пройдет себе мимо. Но их беззвучные мольбы пропали втуне. Едва лишь обломки накрыла огромная тень, воздух огласили новые крики, матросы взяли рифы, чудовище содрогнулось и встало будто вкопанное в нескольких ярдах от хрупкого укрытия.
Послышались резкие команды. Из последнего уровня выдвинулся длинный деревянный кран, с которого опустилась пара железных челюстей. Люди на корабле отлично знали свою работу. Не успели дети сообразить, что происходит, как челюсти захлопнулись вокруг парусника, выдернули его из песка и потащили вверх, под небеса.
Выше и выше взлетали друзья. Вот и нижний ярус; люди бегают по нему, тычут пальцами в покалеченное сухопутное суденышко; деревянная стрела втягивается вовнутрь и опускает добычу сквозь гулкую длинную шахту на палубу. Отдан приказ отправляться. Сухопутные матросы подняли паруса, и непомерная громадина, дребезжа, тронулась с места. Груду железа обступили сердитые мужчины. Все они походили друг на друга: высокие, в одеждах песочного цвета, подвязанных поясами из дубленой кожи, бородатые, с множеством длинных косичек, в каждую из которых искусно вплетена яркая нить.
— Вылезайте! — скомандовал один из людей, скрестив на груди руки.
Дети повиновались. В ту же секунду их крепко схватили.
— Шпионы — чаки! — объявил главный и с омерзением сплюнул. — Вредители!
— Сэр, прошу вас… — начала Кестрель.
— Молчать! — рявкнул бородач. — Презренные чака! Откроете рот, когда я скажу!
И он повернулся к маленькому паруснику. Кое-кто из мужчин уже осматривал судно, оценивая нанесенный ущерб.
— Итак, наш корвет разрушен?
— Да, сэр!
— Запереть их! Ну, вы за это заплатите, негодяи! Головами ответите!
Командир важно пошагал прочь. Подчиненные довольно загоготали. Троицу запихнули в какую-то клетку на краю палубы, стражник зашел следом и гаркнул:
— Вниз! До самого конца!
Клетка немедленно заскользила по рельсам из гладко струганных досок. Другие охранники уже поджидали внизу, косясь на детей с нескрываемой злобой и отвращением.
Подъемное устройство громыхнуло и встало. Узников провели по темному коридору и грубо, взашей, затолкали в трюм для пленных. Железная дверь захлопнулась, тяжелый ключ со скрипом повернулся в замке.
Друзья поднялись с пола, потирая ушибленные места, и осмотрелись. Темница была совершенно пуста, не было даже скамеечки, чтобы присесть. Единственное окно выходило на плац. Снаружи оглушительно топали десятки ног. Дети припали к решетке. По плацу маршировал отряд бородачей. Главный из них отдал приказ, и все извлекли из ножен длинные клинки.
— Убьем ненавистных чаков! — гаркнул командир.
— Убьем ненавистных чаков! — грянули хором остальные. Последовал ряд яростных воплей и движений, призванных, по всей видимости, обозначать смертоносную пляску войны.
— Баррака! — пронзительно прокричал главный. Отточенная сталь засвистела в воздухе. Мужчины взревели во все глотки:
— Рака! Ка! Ка! Ка!
И:
— Убьем ненавистных чаков!
Так повторялось много-много раз, и с каждой минутой бородачи все больше входили в раж. Вскоре они уже топали ногами, багровые от злости, готовые давить и сокрушать кого или что угодно.
Близнецы смотрели на эту сцену с нарастающей тревогой, и только Мампо восторженно вторил воинственным танцам. Больше всего ему понравились чудные прически.
— Как они это делают? — бормотал мальчик, накручивая на пальцы свои жесткие волосы. — Видали, а? В каждой косичке по нитке! Красные, белые, желтые, зеленые… Точно радуга!
— Заткнись.
Громыхнул увесистый замок. Дверь отворилась и впустила мужчину, в точности такого же, как и те, что маршировали по плацу, разве что чуть постарше и поприземистей. Охранник шумно пыхтел, держа в руках целую гору еды.
— Не вижу смысла, — бурчал он, опуская огромный поднос. — Все равно вас наутро вздернут. Верно, Морах так пожелала.
— Морах! Вы о ней знаете? — встрепенулась Кесс.
— Кто же не слышал про Морах? — хмуро усмехнулся бородач. — Она ведь приглядывает за каждым. Даже за мной.
— Вы хотели сказать, защищает?
Стражник расхохотался.
— Надо же, защищает! А как же. То бурю нашлет, то болезнь, то вдруг дойная корова без причины сдохнет. Вот погодите, она и о вас позаботится. Сегодня — как огурчики, а завтра болтаться вам в петле. Да-да, Морах приглядит за любым, будьте спокойны.
На подносе оказались кукурузные лепешки с сыром и молоком. Первым, разумеется, на еду накинулся Мампо. Немного подумав, близнецы обстоятельно присоединились к нему. Охранник прислонился к стене и подозрительно сощурился.
— Мелковаты вы для лазутчиков, — заметил он.
— Мы не лазутчики, — насупилась Кестрель.
— Презренные чаки, не так ли?
— Нет.
— Еще соврите, что вы барраки!
— Нет…
— А кто не баррака, тот и есть самый настоящий чака, — попросту рассудил стражник.
Девочка не нашла что возразить.
— Чаков мы убиваем, — солидно прибавил бородач.
— Красивые у вас волосы, — вмешался Мампо, разделавшись со своим ужином.
— Тебе нравится?
Похвала явно застала мужчину врасплох. Впрочем, нельзя сказать, чтобы слова юного узника ему не польстили. Стражник немилосердно подергал себя за косички.
— На этой неделе решил попробовать голубой и зеленый.
— А трудно их заплетать?
— Не то чтобы трудно… Надо лишь руку набить, должно ведь получаться равномерно и туго.
— Могу поспорить, что вы в этом дока.
— Да уж, не новичок, — ухмыльнулся охранник. — А ты, я гляжу, смышленый парень. Для презренного чаки, конечно.
Всякая враждебность улетучилась из его голоса. Близнецы только диву давались.
— Голубой идет к вашим глазам, — продолжал Мампо.
— Так и задумано, — кивнул бородач. — Многие предпочитают красные, горячие оттенки, а мне по душе холодные.
— Наверно, с моими волосами даже вам не справиться, — тоскливо вздохнул мальчик. — Хотел бы я походить на вас.
Мужчина смерил пленника задумчивым взглядом.
— Почему бы и нет. А чего, это без разницы, ты ведь почти что покойник. Тебе какой цвет?
— Не знаю. Какие у вас есть?
— Да любые, на выбор.
— Тогда я хочу все, — загорелся ребенок.
— Да уж, со вкусом у тебя нелады. — Охранник почесал в затылке. — С другой стороны, в первый раз…
И вышел из темницы.
— Честное слово, Мампо! — воскликнула Кестрель, когда Железная дверь затворилась. — Нас хотят повесить, а ты нашел, о чем думать!
— О чем же еще?
Стражник вернулся с расческой и мешком, полным пестрых мотков. Усевшись на пол со скрещенными ногами, бородач занялся волосами мнимого лазутчика. Чем дальше продвигалась работа, тем охотнее мужчина болтал с юными пленниками. Поведал, к примеру, что зовут его Салимба и что в обычное время он работает на ферме. Рассказал о несметных стадах Омбараки. Тысяча с лишком коров, а еще козы и длиннорогие овцы мирно паслись на лугах этого гигантского поселения на колесах. Девочка решила воспользоваться дружелюбием охранника и вытянуть побольше сведений: вдруг пригодится. Первым делом, кто такие чаки?
Салимба осклабился и погрозил пальцем.
— Меня не проведешь, хитрющая… Вот, какой пурпурный, как играет! Не мешало бы тебе иногда мыть голову, парень.
— Знаю, — вздохнул Мампо.
— И что, чаки давно враждуют с барраками? — не сдавалась Кестрель.
— Спросила, надо же! Не то слово — «враждуют». Вы, чаки, бессердечно истребляли нас веками! Думаете, мы забыли кровавую Резню Полумесяца? Или подлое убийство Раки Четвертого? Не бывать этому! Барраки не смирятся, пока дышит на свете хоть один презренный чака.
Мужчина так разволновался, что у него впервые дрогнула рука и косичка пошла наперекосяк. Выбранившись, охранник распутал тонкие пряди, чтобы начать сызнова.
Девочка повторила вопрос, только в более вежливой форме:
— Значит, барраки в конце концов победят?
— Это уж непременно.
По словам Салимбы, каждый местный юноша с шестнадцати лет числился на армейской службе и ежедневно проходил военное обучение. Стражник мотнул головой в сторону плаца, где только что завершились очередные занятия. Каждый из доблестных рекрутов имел еще и мирное ремесло — трудился матросом, плотничал или пас на лугах скотину, однако первым и главным долгом была защита Омбараки. Услышав боевой рог, любой мужчина бросал свои дела, цеплял на пояс острый меч и являлся в означенное место. И люди шли добровольно, многие даже бежали со всех ног. Ведь истинный баррака больше всего на свете мечтает увидеть крушение Омчаки. И великий день придет, придет обязательно, ибо на то воля Морах.
Охранник провозился целый час, зато и плод его усилий поражал воображение. Грязнуля смотрелся фантастически. Его жесткие, перемазанные волосы торчали над головой, как острые иглы. Салимба и сам никогда не видел подобного, однако же отметил:
— Что-то в этом есть…
И довольно причмокнул губами.
Зеркала в темнице, понятное дело, не оказалось, а мальчику очень хотелось увидеть себя со стороны.
— Ну чего, как? Тебе нравится, Кесс? Нравится?
Девочка потрясенно молчала. Радужный дикобраз — ну и ну!
— Ты совсем другой, — наконец выдавила она.
— Лучше, да?
— Просто… другой.
Тут охранник догадался перевернуть поднос блестящей поверхностью наружу и протянул его Мампо. Дурачок восхищенно замер, глядя на размытое отражение своей разноцветной головы.
— Большое спасибо, — выдохнул он. — Я так и знал, что у вас получится.
Громкий топот, раздавшийся в коридоре, вернул и стражника, и юных узников, так сказать, с неба на землю. Салимба поспешно скорчил мрачную мину и кинулся отпирать дверь.
— Пленные, встать! — рявкнул он. Дети повиновались.
В темницу вошел господин преклонных лет с длинными седыми косами, вплетенными даже в бороду. За его спиной, грозно сложив на груди волосатые руки, высилась дюжина бравых вояк. Старик покосился на радужноголового Мампо, но притворился, что ничего не заметил.
— Я — Кемба, советник Раки Девятого, Военачальника барраков, Сюзерена Омбараки, Главнокомандующего Ветряным флотом и Властителя Равнин, — провозгласил он. — Стражник, оставьте нас!
Салимба тихо удалился, дверь затворилась. Главнокомандующий прошагал к окну и выглянул на улицу, задумчиво теребя бесчисленные косички. Затем испустил вздох и повернулся к детям.
— Ваше присутствие здесь крайне нежелательно и создает массу неудобств, — промолвил он. — Хорошо, что завтра все будет исправлено.
— Мы никакие не чаки, — подала голос Кестрель.
— Конечно чаки, кто же еще. Не барраки же.
— Мы прибыли из Араманта.
— Не порите чушь. Вы чаки, а значит, поутру качаться вам на рее.
— Но вы не имеете права нас вешать! — горячо воскликнула девочка.
— Это ты верно заметила, — пробормотал Кемба. — Не имеем права, договор есть договор. Хотя, судите сами, не оставлять же вас в живых. Щекотливое положение. — Он еще раз протяжно вздохнул. — Ужасно, ужасно щекотливое. Но ничего, я что-нибудь надумаю. Как всегда.
Седовласый мужчина звонко хлопнул в ладоши, очевидно подавая сигнал тем, кто ждал снаружи.
— Открыть!
И прибавил, будто спохватившись:
— Придется показать вас самому Раке. Это чистая формальность, однако все приговоры он подписывает лично.
Дверь распахнулась.
— Отвести пленных ко двору, немедля! — приказал Кемба.
Детей под строгим конвоем прогнали по нижнему ярусу кочующей громадины, именуемой Омбарака, к центральной подъемной шахте. На сей раз клетка была такая просторная, что в ней разместилась еще и вся стража. Деревянная платформа со скрипом поползла вверх, мимо лестниц и переходов, на придворную палубу — туда, где роскошная площадь вывела процессию к одному из дворцов с колоннадами. Случайные прохожие, оборачиваясь на близнецов, злобно шипели вдогонку, но потом замечали Мампо — и только рты разевали от изумления. Даже конвоиры по дороге вполголоса обсуждали его прическу.
— Слишком уж пестро, — фыркнул один.
— А оранжевый! — подхватил товарищ. — Какая пошлость.
— Интересно, чем он их намазал для жесткости? Мне-то, конечно, такое и даром не нужно, а все же…
Высокий потолок над колоннадой громким эхом вторил шагам узников и стражи. В дальнем конце зала перед ними распахнулись двери, за которыми обнаружился вытянутый кабинет. Посередине громоздился стол, целиком накрытый военной картой. Вокруг него важно стояли с хмурыми лицами несколько бородачей; в том числе и господин, что встретил детей на палубе в первый день, — глава вооруженных сил Танака, пунцовое лицо которого сплошь изрезали глубокие хищные морщины. При виде Мампо тот удивленно крякнул и тут же воскликнул:
— Разве я не говорил! Один из них уже маскируется под нашего!
Самый низкорослый из мужчин с весьма напыщенным видом выступил вперед и враждебно уставился на пленников. Рака Девятый, Военачальник барраков, Сюзерен Омбараки, Главнокомандующий Ветряного флота и Властитель Равнин имел несчастье быть коротышкой. Этот природный недостаток он с лихвой возмещал взрывным характером и особо свирепыми замашками. Рака один во всем городе переплетал свои косы тончайшими лезвиями, которые опасно блистали при каждом повороте головы. От шеи до пят Властителя опутывали ремни с бряцающими ножнами, где размещался целый арсенал разнообразных мечей и сабель. Передвигаясь, Главнокомандующий напоминал бродячего пса, ощетинившегося на весь белый свет.
— Шпионы Омчаки!
Даже в его голосе отчетливо слышался лай.
— Нет, сэр, мы…
— Не сметь возражать! Я — Рака!
Кестрель съежилась и умолкла.
— Танака!
— Да, господин. — Глава вооруженных сил сделал шаг вперед.
— Это они разрушили боевой корвет?
— Так точно, господин.
— Презренные чаки дорого поплатятся! — Яростно заскрипев зубами, он топнул по палубе. — Доложить расположение Омчаки! Надеюсь, она в пределах нашей досягаемости?
— Никак нет, сэр, — ответил мужчина, склонившийся над картой, и быстро произвел на бумаге некие вычисления. — Еще день пути, сэр.
— Курс на перехват! — вскричал Рака. — Враг меня рассердил — теперь пускай пеняет на себя!
— Вы намерены дать сражение, господин? — приглушенно спросил Кемба.
— Да, шут их возьми! Пусть знают, что на любой подлый удар я отвечу вдесятеро!
— Истинная правда, мой господин.
Посыпались новые приказы; вскоре по грохоту и содрогающимся балкам даже близнецы поняли, что судно меняет курс.
— Танака! Приготовить атакующий флот к спуску!
— Есть, сэр!
— А как поступить с лазутчиками, господин?
— Вздернуть их, да и дело с концом.
— Я не уверен, что это мудро, — задумчиво подал голос Кемба.
— Мудро? Мудро?! — завизжал Военачальник барраков. — О чем ты? Разумеется, мудро. Что же еще делать с предателями?
Советник почтительно склонился и зашептал Раке на ухо:
— Допросите их. Выведайте секреты вражеского флота.
— А потом повесить?
— Именно так, мой господин.
Коротышка кивнул, прошелся по кабинету в глубоком раздумье. Подчиненные стояли, вытянувшись по струнке, и ждали распоряжений.
Наконец Властитель Равнин остановился и звенящим от натуги голосом объявил свое решение:
— Сперва допрос, а затем — вздернуть!
Кемба покачал головой и снова принялся нашептывать:
— Пообещайте сохранить им жизнь в обмен на ценные сведения. Иначе из лазутчиков ничего не вытянешь.
— А потом — в петлю их?
— Именно так, мой господин.
Рака встрепенулся.
— Мы не повесим их, если получим ценные сведения.
Танака чуть не подавился от удивления.
— Как — не повесим, господин?
— Это называется военная смекалка, — раздраженно бросил Сюзерен Омбараки. — Тебе не понять.
— Зато я прекрасно понимаю, что господин советник уклоняется от своих обязанностей, — процедил сквозь зубы глава вооруженных сил и гордо выпятил грудь.
Рака Девятый пропустил реплику мимо ушей.
— Ступайте, советник, — махнул он. — Уведите их, допросите…
И прибавил, шагая обратно к огромной карте:
— А мы с вами, Танака, займемся подготовкой к сражению.
Детей вернули в темницу. Кемба отпустил конвоиров, а сам остался.
— Что же, немного времени я выиграл, — промолвил он. — И уж конечно, не собираюсь тратить бесценные минуты на всякие расспросы.
— Мы не знаем никаких военных секретов, — тоненько сказала Кесс.
— Да это уже не важно. Главное сейчас — найти выход из тупика, в который мы все угодили. Видите ли, повесив вас, барраки нарушат договор. Отпустить — значит навеки опозорить своих предков и всю Омбараку. Ведь каждый из нас клялся отмстить за наших мертвых, обагрив пески неприятельской кровью. До сих пор ни единой трудности с этим не возникало, поскольку вы первые пленные за очень долгое время. И поверьте на слово, без вас было гораздо лучше.
Бородач продолжал объяснять. Как выяснилось, много лет тому назад, во имя прекращения бесконечной резни между двумя непримиримыми племенами, вожди заключили нехитрый договор, согласно которому ни один чака не падет от руки баррака, если только его соотечественник не будет убит вражеской стороной. И наоборот. Все просто как дважды два.
— И война завершилась?
— Ни в коем разе! Об этом и речи быть не могло! Война никогда не кончится. Ее вечным духом пропитана вся жизнь. Каждый из нас уже с пеленок растет бойцом, готовым с оружием в руках защищать свой странствующий остров. Любой имеет армейское звание. Даже во главе общества стоит не кто-нибудь, а настоящий командир. Так что битва продолжается. Прекратились только убийства. Вот уже целое поколение ни мы, ни наши противники не пролили ни капли чужой крови.
— Как же вы сражаетесь?
— При помощи машин.
Советник указал за окошко, на лес мачт, заметный позади плаца.
— Наш флот воюет с их флотом. Иногда побеждают наши, а случается, что и чаки. Но люди не страдают. Корветы, истребители, крейсеры ездят сами по себе.
— Так это всего лишь игра!
— Ну уж нет. Это жаркая сеча, и мы отдали ей наши сердца без остатка. Вам, чужакам, не растолкуешь… Рака и вправду надеется когда-нибудь уничтожить Омчаку и сделаться единовластным правителем Равнин. Все мы искренне верим ему, даже я в каком-то роде. Видите ли, без этой веры барракам уже не быть барраками.
— Ну вот, получается, необязательно казнить нас? Вы же не такие жестокие и бессердечные!
— Да нет, как раз такие… — отрешенно произнес Кемба. — Не заблуждайтесь, меня ни капли не заботит ваша судьба. Однако договор — дело серьезное. Как только чаки прослышат о том, что лазутчики повешены, они примутся мстить за вас, и реки крови польются снова.
— Ага! Значит, мы должны жить!
— Да, но вся Омбарака уже знает о проклятых шпионах. Люди жаждут вашей смерти, ох, как жаждут. Столько лет они мечтали убить хоть одного захудалого чака — и вот целых три неприятеля сами попали в руки! Нет-нет, убийство — дело решенное…
Мужчина рассеянно смотрел в окошко невидящим взглядом и говорил скорее самому себе:
— Знаете, я ведь лично обсуждал условия прославленного договора. Это был мой звездный час.
Он грустно вздохнул.
— Может, устроите нам побег? — сказал Бомен.
— Что вы! Это несмываемый позор.
— Тогда проведите казнь понарошку.
— А толку-то? Если обман удастся, чаки объявят наш договор расторгнутым, а если правда выплывет наружу, барраки растерзают вас голыми руками, да еще, пожалуй, и меня в придачу. Нет уж, или предложите что-нибудь дельное, или помолчите, не мешайте думать.
В темнице повисла тишина. Не считая, конечно, грохота и скрипа, с которыми Омбарака грозно катила по песчаным барханам.
Шли минуты. Внезапно советник замер и хлопнул себя по лбу.
— Разумеется! Каким же я был дураком! Вот он, ответ, глядит мне прямо в лицо!
Близнецы заторопились к окошку — посмотреть, на что он там уставился. Однако плац по-прежнему пустовал. Вроде бы ничего не изменилось.
— Боевой флот! Пусть кара сравняется с преступлением!
Кемба просиял от гордости.
— Я так и знал, что вывернусь! Ну что за светлая голова! Вы только послушайте…
И он изложил свой блестящий замысел. Назавтра Омбараку ожидала горячая пора. Флотилии столкнутся в беспощадной сече, бронированные парусники будут с огромной скоростью налетать друг на друга, вращая лезвиями. Можно ли желать лучшей смерти для подлых шпионов? Послать на поле брани в одном из корветов, и пусть сами чаки о них позаботятся, хе-хе!
— Нет, вы поняли, как изящно? Во-первых, лазутчики мертвы, а барракам того и надо. Во-вторых, наша совесть чиста и договор не нарушен! Ну, разве не прелесть?
Мужчина принялся расхаживать по темнице, размахивая руками, точно ветряная мельница.
— О, сколько поэзии! Какое безупречное чувство симметрии!
— Но что будет с нами?
— Умрете, конечно же! На глазах у всей Омбараки! Клянусь, это самая остроумная идея в моей жизни!
Советник Раки Девятого в возбуждении пробежал еще один круг и наконец направился к двери. Дети его больше не интересовали.
— Стража! Открывайте! Я ухожу.
— Постойте, — взмолилась Кестрель. — Мы могли бы…
— Молчать, презренные чаки, — спокойно бросил Кемба, не оборачиваясь.