Побег из Араманта

Глава 8 Семья Хазов пристыжена

У самой двери Кестрель замерла и осторожно выглянула в замочную скважину. Двое городовых расхаживали по внутреннему двору с воинственным, но бесцельным видом. Юная мятежница запрятала карту подальше в карман, глубоко вдохнула и закричала, распахнув скрипучую створку:

— Помогите! Император… Помогите!

— Что? Где? — рявкнули в один голос военные.

— Там, наверху! Император! Помогите, скорее!

Она так душераздирающе вопила, что городовые без лишних вопросов бросились вверх по витой лестнице сломя голову. Девочке только это и было нужно: не теряя времени, она тут же припустила через дворик, вниз по длинному коридору — и вылетела стрелой на главную площадь, где красовалась величественная статуя Креота Первого.

В Оранжевый округ беглянка возвращалась окольными путями, стараясь не попадаться никому на глаза. Вот и родная улица. Надежды Кестрель незаметно проскользнуть к себе рассеялись как дым. Вокруг дома Хазов собралась приличная толпа зевак, и чуть ли не из каждого окошка торчала чья-нибудь любопытная голова. У двери стояли два городовых, покручивая в руках служебные медальоны и бросая по сторонам сердитые взгляды. Все явно чего-то ждали.

Кестрель направилась к дому, хотя от пережитого страха и дурных предчувствий ноги едва несли ее. Руфи Блеш, который уже издали заметил мятежницу, сам подбежал к ней.

— Эй, у вас такая беда! — восторженно завопил мальчик. — Твоего любимого папочку забирают!

— Что?

— Уводят на городские Курсы Обучения. — Руфи понизил голос. — Наш отец сказал, это все равно что в тюрьму, только зовется по-другому. А мать говорит, будто туда попадать ужасно стыдно и хорошо, что мы переезжаем в Алый, там уже не придется разговаривать с такими, как вы.

— А чего ж ты сейчас говоришь со мной?

— Ну, пока-то его не забрали, — беззаботно ответил сосед. Подкравшись поближе, девочка нырнула в подворотню и, прячась за мусорными баками, побежала к заднему крыльцу. В окно она увидела, как мама возбужденно расхаживает по кухне, качая на руках малышку. Бомена с ними не было. Беглянка послала ему беззвучный зов:

Эй, Бо! Я здесь!

Ответ пришел в ту же секунду, а с ним — огромная волна радости:

Кесс! Ты цела!

Брат выглянул в окошко детской спальни. Девочка помахала ему рукой.

Только не показывайся им, Кесс. Они пришли за тобой. И папу забирают.

Мне надо с ним кое-что обсудить, — отозвалась Кестрель. — Я захожу в дом.

Бомен оторвался от окна и быстро спустился в прихожую. Папа стоял посреди комнаты и упаковывал чемодан. На диване для гостей важно сидели школьный учитель близнецов господин Бач и член Коллегии экзаменаторов господин Миниш. Что один, что другой выглядели мрачнее черной тучи. Господин Бач извлек из кармана часы.

— Уже на тридцать минут выбиваемся из расписания, — объявил он. — Нет никакого способа узнать, когда вернется этот ребенок. Думаю, нам пора уходить.

— Как только ваша дочь явится домой, немедленно сообщите квартальному городовому, — предупредил господин Миниш.

— Как же я сообщу, если меня здесь не будет? — вежливо возразил Анно.

— Давайте-ка, сэр, поторапливайтесь.

Господин Бач весь извелся, наблюдая за этим взрослым растяпой, который рассеянно глазел на горы книг и одежды.

— Не забудь бритву, пап, — невинным голосом произнес Бомен.

— Бритву?

Отец округлил глаза. Полчаса тому назад мальчик сам уложил ее в чемодан.

— И зубную щетку. Там, на зеркале в ванной.

— В ванной? — Папа все понял. — Ах да, точно.

— Ну так несите их, и побыстрее, — рявкнул господин Бач, доведенный до белого каления.

— Да-да, конечно.

И Анно Хаз заторопился вверх по лестнице. В прихожую вошла мама с крошкой Пинпин на руках. Тревога, царящая в доме, передалась малютке, и та негромко хныкала.

— Не выпили бы вы чего-нибудь, чтобы скоротать ожидание? — спросила учителей Аира.

— О да, — обрадовался господин Миниш. — Стакан лимонада, если вас не затруднит.

— Господин Бач, а вам нравится лимонад?

— Пожалуй, мадам. Холодный стаканчик был бы в самый раз.

И госпожа Хаз деловито направилась на кухню.

Между тем Анно раскрыл дверь ванной, увидел свою дочь и молча заключил ее в объятия. Целуя мокрое от слез лицо Кестрель, он испытал глубочайшее облегчение.

— Милая моя. Я уже начал бояться.

Девочка шепотом поведала ему о школе для Особых уроков. Отец испустил громкий стон.

— Не позволяй им сделать это с тобой. Никогда-никогда, слышишь, Кесс?

— Почему? Что там такого?

Но папа только печально качал головой и повторял:

— Не надо, не позволяй им, Кесс.

Потом она рассказала про человека, называющего себя повелителем Араманта.

— Император! Ты его видела?

— Он хотел, чтобы я раздобыла голос Поющей башни. И дал мне вот это. — Девочка показала старую карту.

Отец развернул шуршащий свиток — и уставился на него в изумлении.

— Кесс, это же очень, очень… — Руки мужчины задрожали.

— А еще император говорит, что Морах — настоящая и держит нас под своей властью.

Анно задумчиво свел брови, потом кивнул.

— Здесь так и написано. Это наречие древних мантхов. А карту, конечно же, рисовало племя Певцов.

— Какое племя Певцов?

— Известно только, что жили они в давние времена и построили Поющую башню. О Кесс, милая, дорогая Кесс! Как же мне выбраться на волю? И что станется с тобой?

Заразившись волнением отца, девочка крепко схватила его за руку, словно боялась отпускать одного.

— Так это все правда?

— Получается, правда, милая. Папа умеет читать на языке Древних мантхов. Гляди, тут сказано: «Великий Путь». А здесь: «Трещина-Посреди-Земли». Вот «Чертоги Морах», а эта надпись гласит: «В полымя».

Анно перевернул свиток. Буква с длинным хвостиком, похожая на «S», сразу же привлекла внимание опытного библиотекаря.

— Видишь, это символ, которым обозначало себя племя Певцов.

— А император называл его «голос башни».

— Выходит, они придали голосу форму собственного знака.

Мужчина впился глазами в поблекшие строки, медленно складывая буквы в слова.

— «Голос Поющей башни… принесет вам свободу. Ищите… родную землю».

Анно посмотрел на дочь, и глаза его ярко вспыхнули.

— Ах, если бы мне только вырваться…

Он принялся мерить шагами ванную комнату. В голове будущего узника один за другим рождались великие планы, каждый из которых рассыпался, будто карточный домик. Наконец папа горько покачал головой.

— Нет, они забрали бы Аиру и детей… От этой мысли его передернуло.

— Лучше пойти проверяльщикам навстречу. Не так уж и страшно меня наказывают. До Великого экзамена можно и потерпеть. Подумаешь, Курсы Обучения.

— Темница, ты хотел сказать?

— Ну уж, — ласково возразил отец. — Не делай из мухи слона. Может, если я постараюсь как следует и наберу много баллов, тогда и тебе по моей просьбе дадут еще одну попытку.

— Не нужна мне вторая попытка. Я их всех ненавижу.

— Но мама и я не вынесем, если с тобой… — Анно прикусил губу. — Ради тебя я пошел бы на все, милая. Умер бы, если надо. Только, кажется, господам экзаменаторам отлично известно, что я ни на что не годен.

Мужчина умолк, задумчиво глядя на карту. Снизу донесся недовольный окрик:

— Спускайтесь же, сэр! Мы ждем!

— Император сказал, стоит башне запеть, и контрольных больше не будет, — подала голос девочка.

— Так и сказал?

Печать безысходной тоски на миг покинула ясные глаза отца.

— Дорогая, тебе нельзя идти, ты еще маленькая. И вообще, из города просто так не выпустят. За тобой следят. Нет-нет, обязательно подожди, пока я не вернусь домой.

Тем временем внизу, в прихожей, учителя в нетерпении хрустели пальцами. В горле у обоих давно пересохло, а госпожа Хаз почему-то не спешила с обещанными стаканами. Наконец она появилась на пороге. Крошка Пинпин мирно спала на руках у мамы. Господин Бач так и прожег обманщицу испепеляющим взглядом, а господин Миниш нахмурился и в который раз посмотрел на часы.

— Мадам, вы что-то сказали про лимонад, — возмущенно промолвил классный учитель.

— Разве? — подняла брови Аира.

— Вы предложили нам выпить, — с нажимом продолжал мужчина.

— Неужели? — удивилась госпожа Хаз.

— Вот именно, мэм. Вы спросили, не мучит ли нас жажда.

— Как же, как же, прекрасно помню…

— И мы ответили утвердительно.

— Было и такое.

— Ну и где же он?

— Кто, господин Бач? Вы изъясняетесь загадками.

— Вы осведомились, нравится ли нам лимонад… «… глупая», — чуть не вырвалось у него по старой учительской привычке.

— Мы сказали, что не откажемся выпить. Теперь вы обязаны принести по стаканчику.

— С какой стати?

— Потому что… Потому что нам хочется.

— Господин Бач, боюсь, произошло недоразумение. В доме нет ни капли лимонада.

— Как это ни капли? Мадам, вы сами предложили нам напиток. Будете отрицать?

— Нельзя предложить то, чего у тебя попросту нет. Я только спросила, нравится ли вам лимонад. А это совсем другое дело.

— Славная шутка! Спрашивать человека, любит ли он что-то, не собираясь его этим угощать!

— Странно вы рассуждаете, господин Бач. Мало ли что кому по душе, а я — вынь да положь? Вам, без сомнения, приятны долгие летние вечера. И где же я их возьму?

Господин Миниш поднялся с места.

— Довольно цирка. Зовите городовых.

Классный учитель встал следом за ним.

— Мы непременно разыщем вашу дочь и побеседуем с ней по-своему. Увидите.

— Вы идете, сэр? — прокричал член Коллегии экзаменаторов. — Или привести вас силой?

Дверь ванной комнаты отворилась. Пока приговоренный спускался по ступенькам, учитель высунул нос на улицу и предупредил городовых:

— Господин Хаз уже выходит. Заинтересованные зрители подступили ближе.

Анно простился с родными: чмокнул уснувшую крошку Пинпин, поцеловал жену — в глазах гордой Аиры Хаз блеснули слезы. И нежно прижал к себе сына, успев напоследок шепнуть:

— Присмотри за Кестрель.

Но вот он поднял чемодан и шагнул за порог. Городовые тут же пристроились по бокам, а учителя угрюмо побрели сзади. Ротозеи молча попятились, пропуская маленькую процессию. Хазы стояли на переднем крыльце, держались прямо и махали вслед отцу, как если бы тот уезжал на выходные. Зрители качали головами, глядя на подобное унижение.

— Вот бедняга, — сочувственно перешептывались соседи. На углу Анно Хаз остановился, бросил прощальный взгляд на близких и помахал им в ответ. Бомен навсегда запомнил и широкий взмах, и особенную улыбку. В ужасный миг разлуки мальчик словно прозрел: он разом постиг чувства папы, ощутил его безграничную любовь к семье, горячую, сильную и неистребимую, но вместе с ней услышал безмолвный вопль отчаяния: «Увидимся ли мы когда-нибудь вновь?!»

Отец Руфи Блеша тоже заметил полный достоинства жест Анно и, наклонившись к уху жены, прошипел во всеуслышание:

— Пусть себе скалит зубы сколько угодно, родных ему больше не видать.

Тогда Бомен поклялся в самой глубине сыновнего сердца, что не остановится ни перед чем, лишь бы вернуть папу, — если придется, разнесет по камешку весь этот чистенький, прилизанный город. Ибо что значат судьбы Араманта по сравнению с одной-единственной улыбкой отца, полной отваги и нежности?