Уже в школе близнецы обнаружили, что забыли принести Домашнее задание.
— За-бы-ли? — рявкнул господин Бач. — То есть как это — забыли?
Близняшки стояли бок о бок у доски, глядя то на длинные ряды парт, за которыми сидели ухмыляющиеся однокашники, то на учителя, который важно поглаживал тяжелый живот и облизывал кончиком языка жирные губы. Господин Бач обожал наказывать оплошавших в назидание прочим. Он полагал, что в этом и заключается работа педагога.
— Итак, начнем по порядку. Почему вы забыли принести урок?
— У нашей маленькой сестры была первая контрольная, — отвечал Бо. — Мы рано вышли из дома и не взяли тетради.
— Ах, просто не взяли? Так, так, так.
Господин Бач питал особую неприязнь к неубедительным отговоркам.
— У кого еще, — обратился он к остальным, — дети в семье сдавали сегодня контрольную?
По рядам взметнулась дюжина рук; ладонь Руфи Блеша тянулась выше всех.
— А теперь, кто еще забыл уроки?
Руки тут же опустились. Все до единой. Учитель уставился на виноватых:
— Похоже, только вы.
— Да, сэр, — кивнул Бомен.
Хотя Кестрель не издала ни звука, однако брат прекрасно понимал, как бурлят ее мысли, чувствовал, как поднимается в ней дикая ярость.
Ни о чем не подозревая, господин Бач расхаживал взад-вперед и беседовал с учениками.
— Класс! Что случается с теми, кто не трудится?
— Нет работы — нет продвижения! — затвержено отчеканил пятьдесят один юный рот.
— А что бывает с теми, кто не движется вперед?
— Нет продвижения — нет баллов!
— А что будет с тем, у кого нет баллов?
— Баллов нет — и ты в хвосте!
— В хвосте, — с наслаждением повторил преподаватель. — В хвосте. В хвос-те-е-е!
Ученики содрогнулись. Как это — в хвосте? Как Мампо, самый глупый мальчик в школе? Кое-кто украдкой обернулся к нему, съежившемуся на задней парте — парте позора. Мампо — дурачок, с его вечно мокрой верхней губой, потому что мамы у него не было и никто не выучил его вытирать нос. Мампо — вонючка, к которому брезговали подходить, потому что папы у него тоже не было и мальчугану не говорили, когда мыться.
Господин Бач подошел к оценочной доске, где он ежедневно расставлял новые баллы и в соответствии с ними переписывал имена детей по порядку.
— Каждый из вас теряет по пять очков, — возвестил учитель и произвел нехитрые вычисления.
В итоге Бомену досталось двадцать пятое место, а Кестрель — двадцать шестое. Класс внимательно наблюдал.
— Ползем, ползем, ползем, — промурлыкал Бач, когда положил мел на место. — Дети, как мы поступаем, обнаружив, что сползли ниже?
И класс отчеканил хором:
— Стараемся больше, тянемся выше! Любой ценой быть завтра лучше, чем сегодня!
— Больше. Выше. Лучше. Надеюсь, вы больше не забудете дома тетради, — ехидно сказал Бач близняшкам. — А теперь займите свои места.
Шагая между долгими рядами, Бомен опять ощутил, как закипает в сердце сестры горячая ненависть к учителю, и к этой громадной доске, и к школе, и ко всему Араманту.
Ерунда, — попытался он мысленно утешить Кестрель. — Мы быстро наверстаем.
Даже не собираюсь, - прозвучало у Бомена в голове. — Мне без разницы.
Прежняя парта осталась позади. Вот и новая. Бомен остановился, но Кестрель пошла как ни в чем не бывало дальше — в самый конец, туда, где постоянно сидел в одиночестве несчастный Мампо, — и опустилась на свободное место.
Господин Бач выпучил глаза. У дурачка отвисла челюсть.
— При-ве-ет, — выдохнул он и окутал соседку облаком смрада.
Девочка отвернулась и зажала нос.
— Я тебе нравлюсь? — продолжал вонючка, подсаживаясь ближе.
— А ну, брысь! — прошипела Кесс — От тебя несет, как из помойки.
— Кестрель Хаз! — прорычал учитель из другого конца класса. — Сейчас же займи свое место!
— Нет, — отрезала девочка. Все окаменели.
— Что ты сказала? — сдвинул брови господин Бач. — Нет?
— Да, — отозвалась Кесс.
— Хочешь, чтобы я вычел еще пять баллов?
— Ну и пусть, мне не жалко.
— Ах, не жалко? — побагровел учитель. — Тогда я заставлю тебя пожалеть. Делай, как говорят, иначе…
— Что иначе? — перебила сестра Бо. Господин Бач лишился дара речи.
— Я и так уже в хвосте, — заявила Кестрель. — Что вы еще мне можете сделать?
Класс затаил дыхание. Учитель беззвучно разевал рот, не находя подходящего ответа. Тем временем самый глупый мальчик в школе склонился еще ближе к соседке; та невольно шарахнулась в сторону с гадливой гримасой. Господин Бач заметил это, и сердитое замешательство на лице педагога сменила злорадная ухмылка. Медленными шагами он измерил проход и встал, возвышаясь над нарушительницей спокойствия.
— Дети, — произнес учитель совершенно ровным голосом, — повернитесь и посмотрите на Кестрель Хаз.
Все глаза устремились на девочку.
— Кестрель нашла себе приятеля. Как видим, это не кто-нибудь, а наш общий любимец Мампо. Смотрите, они сидят бок о бок. Что ты думаешь о новой подружке, Мампо?
Мальчишка тут же закивал с довольной улыбкой.
— Мне нравится Кесс.
— Слышишь, Кестрель, ты ему нравишься, — продолжал господин Бач. — Можешь подсесть поближе и положить ему руку на плечо. Можете обняться, вы же теперь друзья. Кто знает, что принесет вам будущее? Люди вырастают и женятся. Наверно, ты мечтаешь превратиться когда-нибудь в госпожу Мампо и воспитывать его маленьких детишек? Дюжину мампонят, грязных и хлюпающих носами? Загляденье!
Послышались первые смешки. Учитель с удовлетворением почувствовал, что удар попал точно в цель. Сестра Бо сидела, устремив невидящий взор прямо перед собой, красная, словно вареный рак, от стыда и злости.
— Но может быть, здесь какая-то ошибка. Что, если Кестрель нечаянно села не на то место? Случается же такое.
И Бач замолчал, пристально глядя на бунтарку. Девочка поняла, ей предлагают сделку: повиновение в обмен на спасенную гордость.
— Думаю, Кестрель сейчас поднимется и пересядет за свою парту.
Несчастная задрожала как осиновый лист, но не двинулась с места. Господин Бач подождал еще немного, а затем процедил сквозь зубы:
— Ну-ну. Кестрель и Мампо. Сладкая парочка.
Все утро учитель не прекращал нападок. На уроке грамматики класс получил издевательское упражнение:
«НАЗОВИТЕ ВРЕМЯ ГЛАГОЛОВ: Кестрель любит Мампо. Кестрель любима Мампо. Кестрель полюбит Мампо. Кестрель любила Мампо. Кестрель будет любить Мампо».
На уроке арифметики на доске появилась следующая задача:
«Кестрель подарила Мампо триста девяносто два поцелуя и девяносто восемь объятий; половина из последних сопровождалась поцелуями, которые на одну восьмую часть были слюнявыми. Сколько слюнявых поцелуев с объятиями досталось Мампо?»
И все в таком же роде, без передышки. Дети то и дело хихикали, прикрываясь ладошками. А учителю только это и было надо. Не раз и не два Бомен тайком бросал выразительные взгляды на сестренку, но та молча сидела за партой, выполняя все задания.
Настало время школьного завтрака. Во время перемены Бо и Кестрель постарались незаметно выскользнуть из класса. Не тут-то было: Мампо увязался следом.
— Исчезни, — поморщилась Кесс.
Однако сопливый урод и не думал исчезать. Он просто семенил за ними, не отводя глаз от новой соседки. Время от времени, хотя его никто не спрашивал, дурачок бормотал: «Кесс хорошая». И утирал мокрый нос рукавом рубашки.
Девочка решительно пробиралась к выходу.
— Ты куда, Кестрель?
— Подальше отсюда. Ненавижу школу.
— Да, но ведь… — Бо не нашелся что сказать. Разумеется, сестра ненавидела школу. А кто из них любил? Однако все ходили.
— Как же оценка нашей семьи?
— Не знаю. — Маленькая мятежница ускорила шаг.
Мампо — дурачок первым увидел на щеках Кестрель дорожки от слез. И не смог этого вынести: бросился к «подружке», облапил ее немытыми руками, заскулил, полагая, что утешает ее:
— Не плачь, Кесс. Я твой друг. Только не плачь.
— Отвяжись! — сердито оттолкнула его девочка. — Ты воняешь!
— Я знаю, — смиренно потупился Мампо.
— Пойдем, сестренка, — сказал Бомен. — Сядешь на свое место, и Бач от тебя отвяжется.
— Нипочем не вернусь, — ответила Кестрель.
— Но ведь надо.
— Я расскажу папе. Он все поймет.
— И я пойму, — вмешался сопливец.
— Убирайся! — заорала ему в лицо новая соседка. — Убирайся, пока я тебе не надавала!
Она замахнулась кулаком, и мальчик упал на колени.
— Ударь меня, если хочешь, — захныкал он. — Пожалуйста, я готов.
Рука нарушительницы спокойствия замерла на полпути. Девочка удивленно уставилась на приставалу. Бомен похолодел. Внезапно, против своей воли, он ощутил, что это значит — быть вечным изгоем. Холодный ужас и пронизывающее одиночество сковали мальчика с ног до головы; ему захотелось кричать в голос, требуя хоть капли доброты и сострадания.
— Она пошутила, — промолвил Бо. — Она тебя не тронет.
— Пусть колотит, если ей нравится.
Полные немого обожания глаза дурачка заблестели, соперничая с мокрой верхней губой.
— Скажи, что не станешь его бить, Кесс.
— Не стану, — эхом откликнулась девочка и опустила кулак. — Руки марать неохота.
Она развернулась и быстро зашагала по улице. Бомен тронулся следом. Мампо выждал немного и тоже побрел за ними.
Не желая посвящать его в беседу, Кестрель заговорила с братом на языке мыслей:
Не могу я так дальше, не могу.
А что нам еще остается?
Не знаю. Надо что-то придумать. Что угодно, и поскорее, а не то я просто взорвусь.