Побег из Араманта

Глава 11 Сбор урожая

Когда близнецы наконец проснулись, через дымное отверстие над очагом сочились тусклые серенькие лучи дня. Хозяева куда-то ушли, только маленькая Поллум тихонько сидела у огня, дожидаясь, пока гости откроют глаза. Мампо нигде не было видно.

— Ваш друг на озере, — сообщила девочка. — Помогает собирать урожай.

Поллум поставила на стол тарелку с аппетитным печеньем, которое оказалось не чем иным, как обжаренными ломтиками грязевых орехов.

— Вы что же, ничего другого не едите? — поинтересовалась Кестрель.

Поллум, казалось, не поняла вопроса.

За завтраком близнецы обсудили свое положение. Ясно, что мама сходит с ума от страха за них; ясно, что они заблудились и сами боятся. И все же Кестрель наотрез отказалась возвращаться в Арамант:

— Я скорее умру, чем опять пойду мимо этих ужасных детей-старичков.

— Тогда ты знаешь, как нам поступить.

— Да.

Юная мятежница достала карту императора и вместе с братом задумчиво склонилась над пергаментом.

— Сначала надо найти дорогу, — произнес Бомен, проводя пальцем по долгой линии, обозначенной как «Великий Путь».

— А еще раньше — выбраться отсюда.

Дети спросили у Поллум, знает ли она какой-нибудь выход из этих пещер. Девочка округлила глаза и удивленно замотала головой: нет, разумеется, нет.

— Должен быть выход, — настаивала Кесс, — есть же у вас дыры для света.

— Ну… - Поллум пораскинула мозгами. — Падают обычно вниз, а не наверх.

— Ладно, лучше спросить у взрослых. Когда они вернутся?

— Не скоро. Сегодня день урожая.

— И что вы собираете?

— Грязевые орехи.

Дочка хозяев поднялась, чтобы навести порядок на столе. Брат с сестрой оживленно зашептались.

— Как поступим с Мампо?

— Пусть идет с нами, — решил Бо. — По крайней мере, от него больше проку, чем от меня.

— Пожалуйста, не говори так, а то опять расплачешься.

И действительно, на глаза мальчика уже наворачивались крупные слезы.

— Прости, Кесс. Я просто трусишка.

— Храбрость — это еще не все.

— Папа велел за тобой приглядывать.

— Вот мы и заботимся друг о друге, — сказала Кестрель. — Ты умеешь чувствовать, а я — делать.

Бомен поразмыслил и кивнул. Он и сам ощущал нечто подобное, да только не мог выразить словами. Поставив тарелки отмокать в лужице мокрой грязи, Поллум вытерла руки об одежду и сказала:

— Ну, мне пора на озеро. День такой. Все занимаются урожаем.

Гости решили пойти с ней и поискать Виллума. Надо же выспросить дорогу на равнины.

Выбравшись из землянки, дети удивленно огляделись по сторонам. Вчерашний угрюмый вид совершенно переменился. Повсюду через дыры в серебристых сводах падали столбы дневного света. Блики отплясывали на волнах так, что больно было смотреть. Огромные сияющие лужицы у основания столбов источали мягкое сияние, которое разбегалось мелкой рябью по всей глади озера, теряясь где-то в туманной дали. Прямо по этому великолепию бродили взад и вперед сотни занятых делом людей. Некоторые трудились, построившись в длинные ряды, другие выгребали на огромных плотах. Кое-кто хлопотал у громадных костров, а кто-то — у странных, похожих на лебедки приспособлений. И где бы подземные жители ни сходились, они дружно затягивали песню — красивую, рабочую песню. Ибо какое же нелегкое дело обходится без нее? Кестрель изумленно потянула носом.

— По-моему, больше не воняет.

— Да нет, — возразил Бомен. — Это мы притерпелись.

Близнецы осторожно пригляделись: нет ли поблизости седовласых карликов? Затем, успокоившись, поискали глазами кого-нибудь из вчерашних знакомых. Как на грех, обитатели соляных пещер казались гостям на одно лицо: все одинаково круглые и перепачканные. Поллум отправилась вперед, показывая дорогу, и дети боязливо тронулись за ней — вдоль по каменной грядке, к одному из ближайших костров. По пути они начали понимать, чем же занимаются местные жители.

Грязевые орехи росли на полях неглубоко от поверхности озера, в мутной серовато-бурой жиже. Прилежные жнецы шагали по этим полям, низко кланяясь и погружая руки по локти в грязь. Сорванные орехи, каждый чуть больше крупного яблока, отправлялись в деревянные ведра, которые приходилось таскать за собой. Двигаться нужно было в одном ритме, поэтому каждый ряд хором тянул свою песню.

Близнецы, как завороженные, смотрели на эти бесконечные цепочки, раскачивающиеся вверх и вниз, точно морские воды в час прилива, и слушали мелодичные голоса, чей звон долетал до высоких пещерных сводов и возвращался обратно приглушенным эхом. Люди у больших костров тоже пели, однако не столь слаженно, сбиваясь то на один, то на другой мотив и ничуть не заботясь об этом. По-видимому, им досталась работа полегче, а некоторые, казалось, и вовсе бездельничали, поминутно заливаясь хохотом. Кое-кто жарил на углях орехи, а потом выкатывал их длинными палочками, иные счищали со скорлупы присохшую грязь, а большинство носилось по Низменному озеру с деревянными ведрами в руках.

Поллум тоже ухватила три посудины, для себя и для гостей.

— Идем, я покажу, что делать.

Она ни капли не сомневалась в готовности близнецов помочь. Да и Виллум куда-то запропастился… К тому же все вокруг столь усердно трудились, что Бо и Кесс показалось невежливым отлынивать от общих обязанностей. Они пошагали за девочкой, выслушивая нехитрые объяснения.

Детям соляных пещер надлежало менять у собирающих полные ведра на пустые. Работать приходилось быстро, кидаться по первому же кличу: «Готово!» Урожай сваливали большими кучами у костров, разложенных на каменных грядках вдоль ореховых полей, так что бегать было совсем недалеко. И все-таки уже через некоторое время близнецы взмокли от напряжения. Непросто, очень непросто носиться с тяжелым ведром по липкой грязи, особенно если та доходит почти до середины голени. Ноги и руки детей гудели с непривычки, а грязная корка пропиталась соленым потом. Впрочем, вскоре и к большому своему облегчению, юные гости поняли, что и в этой работе имеется свой четкий ритм. Тогда дружные песни собирающих несколько взбодрили приунывших брата и сестру. За тихими секундами покоя обычно следовал зов: «Готово!», и опять начинался бег с препятствиями. Возвращаясь к палящему костру и слушая хохот подземных жителей, которые выкатывали из углей печеные орехи, дети по-настоящему изнывали от жара. Но вот наступал счастливый миг: ведро опрокидывалось, поклажа высыпалась наружу и тело словно бы обретало крылья. Путешествие обратно по озеру казалось полетом наяву, танцем среди солнечных лучей и темной ряби.

Прошел, как почудилось детям, целый день; сияние в небесных дырах заметно поблекло, когда сборщики урожая начали выпрямляться, потирая натруженные спины и оглядываясь на костры.

— Обед, — сказала Поллум.

Работники потянулись к огромным лоханкам, в которых уже дымились печеные, с пылу с жару, орехи, а главное — рядом стояли кадки с чистой — ну, сравнительно чистой — водой. Первым делом каждый напился из ковшей с вытянутыми ручками, второпях проливая себе за шиворот. Потом все чинно уселись небольшими группками, а лохани пустили по кругу. Обедающие стали грызть орехи, точно спелые яблоки.

Близнецы уже никого и ничего не искали, кроме хорошего плода пожирнее. С полминуты брат и сестра изумленно жевали то, что досталось, потом их глаза встретились. Дети молчаливо кивнули: это самый роскошный обед в их жизни. Сладкая, вроде сливочного крема, но с привкусом орешков, мякоть нежно таяла во рту, после того как прокусишь хрустящую корочку с невероятно соблазнительным ароматом костра…

— Бесподобно, а? — Виллум сам нашел своих гостей и теперь ухмылялся от уха до уха. — Из милой землицы, а потом еще из огня. Я вот что скажу: кто не едал орешка в день урожая, тот не знает вкуса жизни.

Мужчина подмигнул и ни с того ни с сего расхохотался.

— Ой, пожалуйста, — испугалась Кестрель, видя, что Виллум собирается брести дальше, — не могли бы вы нам помочь?

— Помочь, худышки? Это как же? — усмехнулся он, ощутимо раскачиваясь из стороны в сторону.

— Нам нужен выход из пещер — туда, на равнины.

Мужчина сморгнул, нахмурил брови, снова расплылся в улыбке.

— Из наших соляных пещер? На равнины? Шутники! Нет-нет-нет, вы меня не проведете!

И он заковылял прочь, негромко посмеиваясь себе под нос.

Близнецы огляделись: оказывается, многие работники вели себя похожим образом — шатались по полю и заливались хохотом. Здесь и там они сбивались в целые стаи, вместе качались и ржали в голос.

— Может, это из-за листьев, которые они жуют? — предположил Бомен.

— Истинная правда, — промолвил со вздохом знакомый голос — Сегодня все мужчины отправились в страну таксы.

Это была Джум, она как раз принесла новую лохань с печеными орехами.

— Мы, женщины, слишком разумные существа. И слишком заняты для всяких шалостей.

— Прошу вас, мэм, — взялась за свое Кестрель. — Как нам отсюда выбраться?

— Выбраться? Ну, это смотря куда.

— На север. В сторону гор.

— Вот оно как? — Джум изогнула левую бровь. — А чего там интересного, в горах-то?

— Нам нужно попасть в Чертоги Морах.

Вокруг повисла гробовая тишина. Люди стали подниматься и уходить, суеверно косясь через плечо.

— О таких вещах не говорят, — наставительно произнесла супруга Виллума. — Здесь их даже по имени не кличут.

— А почему?

Джум помотала головой.

— У нас тут ничего такого нет, и не надо. Довольно и сверху этого добра.

Она возвела глаза к потолку пещеры.

— В Араманте?

— Сверху, — повторила женщина, — живет народ этого… кого мы не называем. Да вы и сами знаете, худышки, раз убежали оттудова.

— Мы не… — начала девочка, но брат перебил ее:

— Знаем, знаем.

— Разве? — удивилась Кестрель.

Мальчик решительно кивнул, хотя и не смог объяснить свои слова. Кажется, впервые до него смутно дошло, что мир, который он принимал и любил от рождения, был не чем иным, как извечной темницей, а близкие и соседи — всего лишь узниками, заточенными за высокой стеной.

— Все они там, — продолжала Джум, указывая взглядом наверх, — так или иначе повязаны с этим… Только нас оно и не трогает, из-за милой, сладкой землицы.

— А вот когда проснется Поющая башня, — проговорил Бомен, — то и мы освободимся от… ну, кого вы не называете вслух. Навсегда.

— О, правда? Поющая башня?

— Вы слышали о ней?

— Всякие ходят басни. Старики у нас говорливые. Хотела бы и я порадоваться на эту самую башню. Песенки-то мы любим.

— Тогда, пожалуйста, помогите найти дорогу.

— Что ж, — промолвила супруга Виллума после короткого раздумья. — Наверное, вам лучше потолковать со старой королевой. Она чего только не знает.

Толстый палец женщины указал на дальний курган, на вершине которого красовался низкий деревянный частокол.

— Вон ее дворец.

— А нас туда пустят?

Джум удивленно заморгала.

— А как же? Ну, сходите да побеседуйте.

Близнецы поблагодарили ее и двинулись в путь по каменной грядке. Пещерные жители вокруг похохатывали, пели во все горло, а то и бесшабашно отплясывали на глади озера. Листья тиксы явно переполнили мужчин любовью к целому свету: оборачиваясь, дети повсюду видели теплые улыбки, приятельские взмахи рукой и даже страстные объятия.

Немного погодя брат и сестра миновали грязевые поля, где урожай созревал чересчур глубоко и для сбора требовались большие плоты, которые крепко держались на поверхности, перемещаясь при помощи больших веревочных лебедок. Собирающие лежали ничком по краям и погружали руки в грязь до самых подмышек. Теперь, когда работа остановилась на обед, стояли без дела и плоты, и лебедки, так что у наиболее безрассудных молодых людей появилась отличная возможность посостязаться в нырянии.

Зачарованные Бомен и Кестрель даже замедлили шаг. По углам деревянных плавучих сооружений были установлены двадцатифутовые столбы. Обвязавшись бечевкой вокруг пояса, смельчаки с обезьяньей ловкостью взбирались по ним и для начала раскачивались наверху, отрывая то правую, то левую руку, дабы похвастать ловкостью перед товарищами. Потом издавали дикий крик и бросались в озеро, а веревка змеилась следом. Грязь в этих местах была настолько жидкой, что ныряльщики немедленно пропадали из виду. Несколько мгновений ничего не происходило, и у зрителей замирало сердце. Но вот бечева еле заметно вздрагивала, дергалась посильнее, и на поверхность под радостные вопли выпрыгивал довольный храбрец-молодец. Самые бурные восторги зрителей доставались тем, кому удавалось продержаться на глубине дольше других.

Кестрель восхищенно следила за состязанием, когда вдруг заметила на столбе знакомый перепачканный силуэт.

— Эй, это же Мампо!

Так оно и было. Среди прочих ныряльщиков мальчик выглядел непомерно стройным и хрупким, но зато и самым бесстрашным. Казалось, он смеялся над чужой осторожностью — влезал, прыгал и снова карабкался обратно, как заводной, в пучину бросался дальше остальных, подолгу не выныривал и быстро превратился во всеобщего героя.

— Где он успел научиться? — поразились близнецы.

— Мампо! — громко позвала девочка. — Мы здесь!

— Кесс! Кесс! — Мальчишка еще раз покувыркался в воздухе, просто чтобы показать себя, потом отцепил веревку и затопал к своим друзьям по узкой грядке.

— Видели? — радостно вопил он. — Вы меня видели?

Чрезвычайно довольный собой, одноклассник чем-то смахивал на щенка, дождавшегося вечерней прогулки. Бомен первым разглядел желтоватые пятна у него на зубах.

— Опять эти листья.

— Кесс, любимая! — воскликнул Мампо и сграбастал ее в объятия. — Как же мне здорово! А тебе? Я хочу, чтоб нам обоим было здорово!

И он запрыгал вокруг девочки, хохоча и размахивая чумазыми руками.

Бомен посмотрел на ее лицо и тихо сказал, пока сестра чего-нибудь не отмочила:

— Не трогай его сейчас.

— Да он сам тронулся.

— Возьмем парня с собой, — решил Бо и, поймав расшалившегося товарища за локоть, внятно произнес: — Пошли, Мампо. Нам нужно поговорить со старушкой королевой.

— Мне так здорово! — повизгивал тот. — Здорово, здорово, здорово!

— Честное слово, скучный он мне больше нравился, — посетовала Кестрель.

Брат не ответил. Перед его глазами так и застыл однокашник, летящий с высоты в черную бездну. В тот миг Мампо выглядел таким грациозным. Презираемый всеми вонючка оказался диким гусем — неуклюжим на земле, но изящным и легким среди облаков. Бомену понравилась эта мысль: в ней не было прежней жалости, которая, как мальчик с отвращением понял, скрывала всего лишь равнодушие. Почему раньше никто не заинтересовался Мампо? В конце концов, этот изгой сам по себе — одна сплошная загадка. Откуда он взялся? И почему остался без семьи? Все в Араманте жили с родителями.

— Послушай, Мампо… — начал брат Кестрель.

— Здорово, здорово, здорово! — в упоении распевал тот.

Да уж, не лучшее время для расспросов. Троица друзей двинулась дальше. Всю дорогу Мампо без устали скакал, веселился и горланил залихватские песни.