Поцелуй истины

Глава 13

Поцелуй длится, и длится, и длится… выворачивая мне душу наизнанку, заставляя забывать обо всём, кроме его рук и губ, и требовательных касаний, и запаха кожи так близко, что хочется им напиться…. А ещё было моё безграничное удивление — так что, бывает? Это правда со мной? Это мне не снится? Вот этот суровый страж законности, связанный по рукам и ногам Кодексом — он сейчас под угрозой наказания идёт против воли своего проклятого ордена и меня… целует?

Но постепенно удивление уходит, все посторонние мысли растворяются в пустоте, окружающий мир исчезает и я… словно проваливаюсь куда-то вглубь себя.

Мы стоим на ослепительно-белом поле в обнимку. Я прячу лицо на груди у своего Инквизитора, прижимаюсь тесно-тесно, положив ладони под щёку. Мои руки больше не скованы. А он успокаивающе гладит меня по спине. Всё вокруг залито белым светом, как будто мы сейчас в облаке.

И тут я вспоминаю. Заклятье подчинения через поцелуй. Оно же теперь начнёт действовать.

От этой мысли неожиданно становится горько. Мне не нужно никакое подчинение! Мне нужен он — настоящий, живой… любимый. Но уже поздно.

— Прости пожалуйста… я не хотела.

— Чего ты не хотела?

— Ну… подчинение через поцелуй. Нет, я думала об этом… какое-то время. Мне же нужно было как-то выбираться на свободу. Но когда я тебя попросила поцеловать меня… совершенно забыла обо всём на свете. Просто хотела, чтобы ты меня поцеловал. Веришь?

— Да. Поверь, за много лет я отлично научился распознавать ложь. Я её чую за милю.

Мы стоим молча пару минут. Шевелиться мне не хочется, и говорить, и даже думать… но придётся. Кто знает, сколько у нас осталось времени.

— Так что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал, моя госпожа?

Вздрагиваю от спокойной бесстрастности этого голоса. На душу как будто положили каменную плиту — не вздохнуть.

— А что ты можешь сделать? — спрашиваю устало.

— Что прикажешь. Хочешь, убью для тебя кого-нибудь. Я могу это сделать. Старика? Градоначальника Люпена?

— Нет, ты что! — пугаюсь даже мысли об этом.

Задумываюсь. Кажется, я вообще забыла разработать хоть какой-никакой самый завалящий план на случай удачи. Как идиотка думала только о синеглазом и поцелуях. Словно это уже была самоцель. И вот теперь немного растерялась. Хотя что тут долго думать, всё же очевидно…

— Я знаю, чего у тебя попрошу. Но сначала… пока мы здесь, в моей голове… хочу тебе кое-что показать. Пусть это останется на память — когда я уйду в свой лес. Хочу, чтобы мои воспоминания помогли тебе в поисках истины. И быть может… немного лучше меня понять. И если когда-нибудь, много лет спустя, ты вспомнишь хоть раз о маленькой глупой ведьме, которая повстречалась тебе на пути… мне этого будет довольно.

Беру его за руку, и белизна окружающего пространства вспыхивает яркими красками. Вот оно! Воспоминание, с которого хочу начать. В этот раз мы досмотрим его до конца. Я больше не боюсь, что лишусь его — теперь уверена, что мы просто его разделим и оно станет нашим общим.

…Цветочный луг, пьяный запах цветов и свежескошенной травы… мы стоим, держась за руку, на гребне пологого холма в потоке золотых лучей. Где-то далеко мычит корова. Тихо шуршит стрёкот кузнечиков. Зелёная лесная рама украшает мирный пейзаж там, вдали.

В густой недокошенной траве на краю луга прячутся от чужих глаз двое. Женщина в белом платье с тёмными волосами и девочка лет восьми, тоже в белом. Они присели на корточки и разглядывают что-то у своих ног. Я знаю, что это. Я помню.

Это кролик — очаровательное пушистое создание с чёрными бусинами глаз и перепуганно опущенными ушами. Пытается сбежать от нас, но не может. Он раненый, покалеченный — не такой, как другие кролики. Поэтому ему не выжить в одиночку — совсем как белым ведьмам.

— Мам, я не буду! — канючит девочка.

— Надо. Ты должна уметь себя защитить. Это первый шаг.

— Я не хочу! Этот кролик такой милый!

— У него лапа ранена. Он всё равно не выживет.

— Так давай возьмём его с собой и вылечим?

Умоляющий голос девочки, раздражённый — матери.

— Эби! Ты уже не маленькая. Ты должна понимать, что рано или поздно тебе придётся защищать собственную жизнь. Ты должна знать гибельные чары и уметь их применять! А я буду молиться, чтобы тебе никогда в жизни не пришлось.

— Не буду! Лучше его вылечу. У меня же есть магия! Я что-нибудь придумаю.

— Магия не работает так. Чтобы лечить, нужно собирать травы, сушить, толочь, готовить целебные порошки… а магия только вдыхает в лекарство целебные свойства. Не занимайся глупостями — лучше делай, что тебе говорят! Зачерпни как следует силы, представь, что этот кролик — твой злейший враг, и хочет тебя убить. Представь, что это Инквизитор… Эби. Эби, что ты делаешь?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Девочка смешно взмахивает руками и шевелит пальцами, будто плетёт невидимый венок.

Кролик замирает на мгновение, прядёт ушами, а потом стремглав вскакивает и в два прыжка исчезает в густой траве без следа.

— Ай-яй-яй!..

Девочка хватается за ногу и оседает на траву. По её щекам катятся слёзы. Мама кидается осматривать её. Бормочет с безнадёжностью в голосе:

— Ну вот что ты натворила! Исцелила кролика, и… забрала себе его боль? Какая же ты у меня глупышка, Эби…

Ослепительная вспышка белого света — и вот уже воспоминание меняется. Мы плывём дальше по реке моей памяти.

…За окном снег. Такие пушистые огромные хлопья падают с тёмного неба в ранних сумерках. Девочка в белом платье с двумя туго заплетёнными косичками сидит у окна и смотрит, как мимо идут нарядные люди. Смеются, поют песни. Семьи, дети. Девочка одна — она почти всегда одна, но у неё есть целая свеча, обережный круг света, разгоняющий тьму по углам, и она ждёт возвращения дорогого ей человека. Терпеливо ждёт, прислонившись лицом к стеклу, увитому морозными узорами.

Домик совсем маленький — один этаж, две комнаты и закопчённая кухня с печкой. Но это всё равно намного лучше, чем было летом, когда девочка с мамой жили в лачуге на окраине деревни. В городе вообще лучше — интереснее, есть на что посмотреть за окном. Здесь девочка с мамой живут уже два месяца, им удалось убедить горожан, что они просто пекут хлеб на продажу. Всё-таки, у них обеих белые платья, а это рождает меньше подозрений. Да и булочки у мамы получаются выше всяких похвал.

Скрип двери. Девочка срывается с места так быстро, что падает стул. Бежит навстречу со всех ног… и замирает у порога.

В открытую дверь входит женщина в чёрном. Белые хлопья снега не тают на её плечах и потерянном, бледном лице.

В руке женщины зажата горсть золотых монет. Целое состояние. На них можно купить здоровенный дом в центре города и вообще не работать. Вот только…

— Мам… что ты сделала, мам?! Почему оно стало чёрное? Почему твоё платье чёрное?!

Женщина молчит, не отвечает и будто даже не видит девочку.

Она подбегает к матери и хватает её за руку. Побелевшие пальцы разжимаются, монеты падают на пол и со звоном разбегаются, прыгают и закатываются по углам.

— Прости, Эби. Наверное, ты больше никогда не будешь больше смотреть на меня такими доверчивыми глазами. Я… убила человека. Невинного, простого человека.

— Зачем…

— Потому что так надо было. Потому что мне приказали — иначе… иначе у меня забрали бы тебя. А я сделаю всё, что угодно, только чтобы защитить мою девочку. Теперь всё будет хорошо, Эби! Нас обещали не трогать. Мы сможем жить в этом городе, сколько захотим. Ты пойдёшь в школу. Я куплю тебе много-много кукол…

Девочка в ужасе прижимает ладони ко рту и ничего не отвечает.

За окном раздаётся какой-то шум, грохот, крики.

— Ведьма! Она живёт здесь! Убейте ведьму!

Через увитое морозными узорами стекло видно, как те самые нарядные весёлые люди, которые только что мирно прогуливались с праздничными лицами, теперь бегут к дому девочки. В руках некоторых — факелы. У других — вилы и топоры.

— Ведьма убила ту девушку! Это она сделала! Отомстим!

Женщина в чёрном отшатывается от окна. Сдавленно бормочет в панике:

— Но как?! Он же обещал, что никто не узнает… Люпен мне клялся… ах, теперь понятно. Заметает следы. Убирает ненужного свидетеля… Эби!

Она опускается на корточки и берёт девочку за плечи. Встряхивает, чтобы вывести из ступора.

— Немедленно уходи в лес! Найди тётю Малену. Она тебя приютит.

— Мамочка, а ты?..

— А я их немного задержу и приду. Я обязательно приду — слышишь?! А теперь беги. Через заднюю дверь. Беги — и не оглядывайся!..

Снова вспышка. И снова воспоминание.

…Сизые ели тянутся мохнатыми верхушками к небу, которого почти не видно так глубоко в лесу. Переклик редких птиц над головами, пахнет прелой листвой и грибами. В лесу — пряный уютный полумрак. В лесу хорошо, безопасно. Но ужасно тоскливо и одиноко, когда тебе шестнадцать.

По едва заметной звериной тропе неспешно бредут двое — женщина в белом и худенькая девушка с волосами, забранными в одну недлинную косу.

Тётя Малена идёт чуть впереди, то и дело наклоняется и заглядывает под еловые лапы, ворошит длинной палкой спутанную мешанину трав. Мы ищем грибы на ужин. Лучик солнца, прорвавшийся-таки к нам через переплетение ветвей, заставляет медно-рыжие тётины волосы вспыхнуть огнём.

— Абигель, ты опять ходила сегодня на опушку?

Девушка вздыхает.

— Да, тётя Малена!

— Сколько тебе раз повторять, что подглядывать опасно! Что, если тебя заметят? — тётя раздражается. Она вообще не сильно обрадовалась, когда на её голову свалилась племянница. Наверное, чувствовала, что на этом её спокойная размеренная жизнь закончится.

— Что-нибудь придумаю, тётя Малена! — легкомысленно отмахивается девушка.

Женщина останавливается и ставит корзинку у ног.

— Так, ладно! Я откладывала этот разговор, но ты уже достаточно взрослая. Послушай, ты конечно у меня дурочка и отказываешься учить самые важные заклинания, но есть такие, без которых точно не обойтись…

— Тётя! Вы мне уже всю голову проковыряли этими заклинаниями. Не хочу и не буду! — девушка даже ножкой топает от упрямства. — Я свои собственные придумала!

— Твои — ужасно медленные и не помогут спастись, если случится беда и нас поймают! Как ты этого не понимаешь? Да, я тоже не хочу, чтобы когда-нибудь мне довелось применять гибельные чары. Я давным-давно ушла в этот лес и носу из него не показываю, чтобы такого не случилось. Но я их, по крайне мере, знаю в теории, Абигель! В случае чего я не останусь безоружной.

— Всё равно не буду! — упрямо бурчит девушка, потупясь.

Женщина вздыхает.

— Ладно, сейчас не об этом хотела. У ведьмы есть ещё один способ защиты, о котором я тебе ещё не говорила. Он может пригодится, если опасность будет исходить от мужчины… Поцелуй ведьмы. Он заставляет мужчину подчиняться и выполнять любое твоё желание. Не красней, не красней! Лучше слушай внимательно…

И она долго рассказывает смущённой племяннице, как именно работает магический поцелуй, если суеверные крестьянские мужчины не спешат помогать ведьме заиметь ребёночка. А в диких лесах так одиноко и неуютно в одиночку…

Посреди разговора тётя внезапно осекается и замирает. Вскидывает голову и прислушивается. А потом и принюхивается. Теперь и девушка чувствует это — тяжёлый, тёмный и давящий запах гари, пускающий паралич ужаса по венам.

— Что это? — испуганно вскрикивает она.

Старшая ведьма бросает корзинку на тропу. Её огненные волосы начинают шевелиться, глаза сверкают нестерпимым блеском. Её платье всё ещё бело — но тени уже падают на лицо, а в голосе — тёмный, бурлящий гнев.

— Они… подожгли… мой… лес!! Чтобы выкурить нас. Тебя заметили, Эби, как я и предупреждала.

— Но тётя, как же так… я же осторожно…

— Некогда, Эби. Уходи вглубь леса.

— Нет!! — в панике цепляется за её руку девушка. — Ни за что! Так уже было! Больше никогда не пущу! Я останусь.

Лицо женщины смягчается, она ласково касается щеки племянницы.

— Иди, Эби! В этом мире невинности и доброте нет места. Но возможно, хотя бы у тебя получится. Я сделаю всё, чтобы тебе не пришлось убивать. Я возьму это на себя.

— Не пущу! — упрямо повторяет девушка. — Что толку мне оставаться в белом платье, если для этого другие должны темнеть? Моя доброта будет куплена слишком большой ценой. На такую цену я не согласна. Я останусь. Я…

Огненноволосая делает взмах рукой — и девушка оседает на землю, засыпает, свернувшись калачиком под еловыми лапами.

— Не волнуйся, моя хорошая. Я потушу огонь, он до тебя не доберётся. И эти люди до тебя не доберутся тоже. Я обещала когда-то твоей маме, что позабочусь о тебе, если что-то случится. А ведьмы держат свои обещания.

…Как же сильно болит голова… после тех воспоминаний. Осталось совсем чуть-чуть. Еще парочка. Ну просто, чтобы он увидел всё до конца. Чтобы понял, как так получилось, что мы с ним встретились этой Новогодней ночью — самой длинной и самой тёмной ночью в году…

…Выбираться из леса ужасно страшно. Даже если просто стоишь у корней дуба на самой опушке леса и осторожно выглядываешь из-за ствола. Два года одна в лесу — это не шутки. И вроде бы в безопасности, никто не рискует заходить глубоко в лесную чащу после того ужасающего погрома, уничтожившего целую деревню, который учинила тётя перед смертью… Но со временем просто невозможно начинает давить тишина. До безумия хочется увидеть человеческое лицо. Хотя бы услышать слова настоящей человеческой речи.

Чтобы не сойти с ума, приходится в конце концов наплевать на инстинкт самосохранения и снова выйти. Просто смотреть издали на людей. Когда так долго выживаешь в лесу, учишься инстинктам диких зверей и птиц и подглядывать незаметно не составляет большого труда.

А на месте сожжённой деревни давно уже новая. И люди тоже поселились. Человек привыкает ко всему — а место недалеко от города слишком удобное, да и река близко, земли плодородные, так что пустовало оно не долго.

Наблюдать интересно. Прислушиваться к речам, приглядываться к поступкам… кажется, среди них много действительно хороших людей — по крайней мере, они добры друг к другу. Особенно парочки, которые иногда убегают с покоса, чтобы обниматься подальше ото всех. А какие песни поют деревенские девушки, когда приходят в лес собирать ягоды!

Но страх мешает сделать шаг и подойти к людям ближе. Страх — а еще воспоминания, которые жгут калёным железом.

И всё же… рано или поздно, гонимая другим инстинктом, что сильнее инстинкта самосохранения, юная ведьма в белом платье сама сделала бы этот шаг. Если бы случай не решил за неё.

В тот день мальчишки нашли где-то чёрного как уголь котёнка и мучали его, привязав за хвост глиняные черепки. Котёнок был маленький, взъерошенный и отчаянно мяукал. И рядом не было никого, кто оттаскал бы мальчишек за уши и не дал мучать беззащитное существо.

И сердце маленькой глупой ведьмы не выдержало.

Она появилась рядом очень тихо — всегда умела ходить неслышно.

— Как вам не стыдно! Пустите котёнка! Вы… просто маленькие чудовища!

Дети немедленно бросились в рассыпную. Кто-то испуганно кричал: «Ведьма, ведьма!!»

Девушка сняла всю дрянь с хвоста котёнка и прижала дрожащий комок к груди.

— Пойдём со мной, Уголёк… как же несправедливо, что люди могут делать любые гадости, и при этом носить яркую разноцветную одежду, которая никогда не темнеет.

Как ни странно, никто не сунулся в лес, чтобы проверить, правду ли говорят мальчишки. Поэтому спустя некоторое время юная ведьма снова рискнула пойти к опушке. И в этот раз случилось неожиданное — она увидела старушку, собирающую хворост. Старушке прямо на её глазах стало плохо, и она упала. И тогда девушка снова приняла решение — бросилась на помощь, применила дар, вылечила.

Старушка рассыпалась в благодарностях, но всё, чего просила ведьма взамен — не рассказывать никому в деревне о ней. Старушка пообещала — и не сдержала обещания.

Ведьма боялась, что теперь-то ей точно придёт конец… но эффект получился прямо противоположный. Узнав, что рядом с ними объявилась целительница, ближайшие соседи старушки принялись ходить в лес, звать её и даже оставлять дары с пирогами и кринками коровьего молока, чтобы задобрить. В конце концов она не удержалась и вышла на зов. Выяснилось, что в семье болеет ребёнок — мальчишка пяти лет — и никакие городские лекари, к которым водили малыша, не смогли его вылечить. Родители мальчика готовы были на самый отчаянный поступок. Даже обратиться к ведьме.

Разумеется, она вылечила и ребёнка.

А после этого слух о чудесных исцелениях пронёсся по деревне со скоростью лесного пожара. Сначала украдкой, потом в открытую, всё чаще и чаще крестьяне стали наведываться в лес. Опьянённая радостью, окрылённая надеждой юная глупая ведьма никому не отказывала. Даже если ночами просыпалась потом от боли чужих людей, которую взяла себе.

А потом слух дошёл до города. И однажды добрые знакомые ведьмы привели при очередной встрече на опушку незнакомца — тучного мужчину в алом бархате с золотой бургомистерской цепью на груди и с масляным взглядом крохотных поросячьих глазок, которые немедленно загорелись при виде девушки. Он обратился к ней с льстивой речью.

— Говорят, ты умеешь целить. Я уже не молод, меня снедает множество болезней, а я хотел бы прожить очень долгую и очень счастливую жизнь. Золота у меня много, но есть вещи, которые за деньги не купишь. Пойдём со мной, милая! Станешь моей личной целительницей. Будешь спать на мягчайших постелях, есть на серебряных тарелках, ни в чём не знать отказа…

Но те же самые инстинкты дикого зверя подсказали ведьме, что от этого человека нужно бежать без оглядки. Что она и сделала. Даже слова не ответила на предложение этого человека.

И так страшно ей стало, когда она вспоминала, какой злобой полыхнули его глаза, когда она убегала, что с тех пор она даже носу не показывала из лесу. Скрылась в самой дальней, самой глухой чаще, не выходила больше в деревню. Потому что загнанный зверь прекрасно знает, когда охотник выходит на его след.

Прятаться получалось до самой Новогодней ночи. Не раз и не два за это время она чувствовала присутствие в лесу чужаков, но каждый раз путала следы, отводила глаза, зачаровывала лесные тропки.

В самую длинную, самую чёрную ночь в году, в которую, по поверьям, легче всего творятся злые дела, удача всё-таки изменила ведьме. Видимо, отчаявшись найти её, градоначальник придумал свой самый хитрый план.

Когда в лес вошла уже знакомая ведьме крестьянка — мама исцелённого мальчика — и принялась её звать, она всё-таки откликнулась. Потому что ей сказали, что мальчику снова плохо. Потому что она не смогла промолчать и остаться в стороне.

А крестьянка завела её в заранее разложенный на земле магический капкан. Хитроумное изобретение Инквизиторов. Стоило ведьме наступить, как портал перенёс её прямиком в тюремную камеру. Последнее, что она помнила — это испуганное мяуканье кота, который как обычно шёл за своей хозяйкой, да слезливые причитания и извинения предательницы…

…Выхожу из воспоминаний обратно — в чистое белое поле, залитое светом. Оглушённая, потерянная, вымотанная. Это было действительно тяжело — теперь понимаю, почему синеглазый в прошлый раз не хотел так долго копаться в моей голове. Ощущение, будто по телу потоптался медведь. А потом ещё и уселся сверху.

Одно радует — мой Инквизитор по-прежнему меня обнимает. Стискивает в сильных руках так, будто боится отпустить даже на секунду. Вздыхаю.

— Ну вот. Теперь ты всё видел. Теперь ты всё обо мне знаешь. Кажется, у нас и правда получился настоящий… поцелуй истины.