Поцелуй истины

Глава 14

Я первая разрываю объятие — просто отрываю себя от него силой. Потому что мне пора отвыкать. Я и так не представляю, как буду одна… но пострадать над бедной-несчастной собой я успею вволю потом. Сейчас бы выбраться живой — пока ещё кто-нибудь не явился. Поэтому…

— А теперь слушай повеление твоей госпожи. Освободи мои руки — обе. И… выведи из тюрьмы. Отвези обратно в Тормунгальдский лес.

Наверное, это не самое мудрое решение. Но я правда не знаю больше ни единого места во всём белом свете, где была бы в большей безопасности. А значит — снова в лес. Заберусь на этот раз в чащу так далеко, чтобы меня никто не нашёл. И никогда — никогда! — не буду отзываться ни на чей зов. Наверное, именно так люди и перестают быть добрыми. После первого предательства.

И о синих глазах забуду. Вот прямо сейчас и начну забывать. Вырву из сердца с корнем воспоминания. Поэтому и смотреть лишний раз не буду. Лучше на стеночку. Или под ноги.

— Как прикажешь, госпожа.

Нас выдёргивает из океана белого света — снова в затхлое тесное пространство камеры.

Инквизитор отстраняется и одним резким, рубящим воздух движением ладони снимает с меня цепи. Как же непривычно! Опускать руку даже больно немного. Растираю запястья по очереди, разгоняю кровь, трясу кистями — становится лучше.

— Теперь за мной. Быстро, молча, держаться за моей спиной.

Киваю в ответ на сосредоточенные, спокойные слова… такие невозмутимые, такие по-деловому сдержанные… да не буду я реветь! Не буду, сказала. Ну и на спину его широкую, пожалуй, всё-таки чуток полюбуюсь. Спина — это не лицо, а я себе насчёт синих глаз только зарок давала. Спина совершенно точно не считается.

Очнувшись, кидаюсь догонять — мой Инквизитор уже у двери, осторожно её открывает и в щель высматривает, что там в коридоре. Успеваю подхватить с пола коротко мявкнувшего Уголька… и, поколебавшись, скомканный пергамент приговора. Не хочу оставлять свиток. Мало ли, кто увидит и догонять бросится. Потом, в безопасности, в своём любимом лесу, порву на мелкие клочки и с удовольствием сожгу эту пакость.

Дальше становится некогда думать о постороннем — по кивку Инквизитора я осторожно выхожу за ним в коридор. Только… едва не спотыкаюсь на пороге.

Ловлю себя на ужасной мысли. О том, что мне не хочется покидать камеру. Кажется, никогда за всю свою бедовую жизнь я нигде не была так счастлива, как здесь. Я точно сумасшедшая.

А за дверью сразу становится ужасно неуютно. Даже за широкой спиной моего Инквизитора. Здесь темно, гуляют холодные сквозняки, и много-много одинаковых дверей по обе стороны — аж до самого выхода, который маячит где-то там, вдали. Интересно, который час — уже светает? Понятия не имею, а неба здесь не видно.

Идём по коридору быстро, но осторожно, даже Уголёк притих, притаился на моих руках. Но всё равно шаги слышны — и я то и дело вздрагиваю, когда кажется, что из какой-нибудь двери сейчас точно кто-то выйдет.

Ну, чего боишься, то обычно и случается.

Мы почти уже смогли — почти добрались до спасительного выхода… как скрипнула последняя дверь, и в коридор неспешно вышел тот самый мерзкий старикашка. И почему ему не сиделось спокойно на пенсии, спрашивается?! Что он тут забыл в Новогоднюю ночь? Неужели у него даже семьи нету? Хотя, при его-то вредности…

Он быстро мазнул по нам взглядом, и кончики его пальцев вспыхнули рыжими огнями.

— Куда вы ведете эту ведьму, Родерик? — обманчиво-спокойно произнёс он.

Я остановилась, прячась за спасительную спину своего Инквизитора и жмурясь от страха.

— Лучше погасите заклинание, Элдрин. Кому вы собираетесь отправлять магпочту в такой час?

— Вы не ответили на вопрос!

— Я веду ведьму на исполнение приговора. Я убедился в её виновности.

И вроде знаю, что врёт, но всё равно сердце сжимается от горечи.

— В таком случае я сопровожу вас.

— Нет никакой необходимости!

— Я настаиваю. И даже очень.

— Что ж, тогда…

Взмах руки, затянутой в чёрное. Снежный вихрь взметается, послушный велению этой руки, бросается к старику, окутывает его — а тот успевает лишь слабо вскрикнуть, и огни в его ладонях уже погашены, сожраны голодной стужей…

Расширенными от ужаса глазами смотрю из-за спины своего Инквизитора, и вижу, что старик превратился в оледеневшую статую с выражением немого изумления на заиндевевшем лице.

— Ты что же… ты его…

— Разморозится к утру, будет как огурчик. Не переживай. Идём быстрее.

Послушно киваю, ускоряю шаг, провожая невольно взглядом ледяную фигуру. Я и не знала, что синеглазый умеет так… действительно, потрясающе сильный маг! Теперь только начинаю осознавать и ценить, с какой мягкостью он обращался со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ На улице неожиданно оказывается совсем темно. Вот прямо глаз выколи — только звёзды слабо перемигиваются в вышине, да снег переливается серебряными искрами на широком дворе возле двухэтажного приземистого кирпичного здания на отшибе города, которое все обычно обходят десятой стороной. По счастью, ночами тут, кажется, работают только Инквизиторы, тем более, сегодня Новый год наступает, как-никак. Неужели и правда есть шанс прорваться?..

— Интересно — скоро рассвет? — задумчиво проговорила я, даже не ожидая ответа.

— Сейчас около часа ночи. Так что — не скоро, — ответил синеглазый, осматриваясь.

— Сколько?!.. — не удержала я удивлённого возгласа. — Мне казалось, мы провели с тобой целую вечность…

— Часа два, не больше. Течение времени субъективно. Зависит от наполняющих его событий. Забирайся сюда!

— Сюда — это куда?

Ох, лучше бы не спрашивала!

Мой Инквизитор распахнул передо мной дверцу небольшого крытого чёрного возка с решетками на окнах. В двери снаружи имелись щеколда и амбарный замок. Я растерянно смотрела на эту конструкцию, не внушающую доверия, пока он выводил из конюшни и поспешно впрягал в это вот всё сонно пофыркивающую гнедую кобылку.

— Лезть… внутрь?

— Да. Быстрее!

Я прижала к себе Уголька и всё-таки послушалась. Хотя, признаться, от лязга захлопнувшейся решетчатой двери было очень не по себе. Синеглазый уселся на козлы, повозка тронулась и со скрипом покатилась по снегу, выворачивая на неширокий тракт.

Внутри было очень темно. Вдоль стен две холодные лавки. В доски на уровне плеч вделаны кольца с толстыми цепями. Бр-р-р… перевозка для пойманных ведьм. Жуткое место, пропитанное злостью и отчаянием. Надеюсь, мне повезёт больше, чем ведьмам, которые путешествовали в нём до меня. Хотя я не сказала бы, что так уж сильно осуждаю Инквизиторов — далеко не все ведьмы были такими чудесными женщинами, как мои мама и тётя. Далеко не у всех платья потемнели, потому что их владелицы защищались. Я слышала о тех, кто совершал ужасные вещи просто потому, что мог — из ненависти к людям. Тёмные ведьмы насылали мор на целые города, жуткие проклятия, варили кошмарные отравляющие зелья…

А потом мне пришло в голову, что и мои мама с тётей, наверное, были не такими уж невинными. Я любила их безумно, потому что они были моими единственными близкими людьми. Но ведь мама совершила убийство… за деньги. Да, её явно шантажировали безопасностью дочери — но ведь всегда есть выбор, и она могла не соглашаться и просто бежать. А тётя… ведь в деревне, которую она сожгла, жили невинные люди, дети!

Мне стало совсем грустно от этих невесёлых мыслей. Человека определяет выбор. Выбор есть всегда. Я всю жизнь в это верила и старалась поступать правильно. Жаль, что для тех, кто старается поступать правильно, не всегда наградой бывает справедливость. Мне ведь на самом деле просто повезло сегодня — повезло, что в Новогоднюю ночь один синеглазый Инквизитор решил сменить место работы. А иначе где бы я была сейчас?

Вполне возможно, в этой же самой повозке. Только с другим возницей и совершенно другими перспективами.

Тем временем мы выехали на более широкую дорогу. Город остался позади. Родерик вёз меня молча — я лишь могла видеть очертания его спины и плеч сквозь маленькое окошко в торце повозки.

Какое-то время я боялась того, что нас могут остановить на городской заставе — но сонные сторожа даже не шевельнулись при виде знакомой чёрной кареты Инквизиторов, продолжили клевать носом. Видимо, хорошо отметили Новый год.

Ещё полчаса мы тряслись молча по заснеженной дороге. Цокот копыт лошади казался мне звуком стрелок часов, которые отсчитывали последние минуты вместе. Наверное, нужно было как-то использовать их с толком, о чём-то поговорить… но слова не шли. В сердце застыл противный ком льда, который было не растопить, и я просто молчала, забившись в угол повозки на твёрдой скамье, прижимая к себе притихшего кота.

Наконец, повозка дёрнулась, и мы остановились. Я осторожно выглянула в окно. Это место было мне знакомо. Перекрёсток. Дорога направо идёт вдоль Тормунгальдского леса. Вон он — уже виднеется чёрной зубчатой стеной на горизонте. Всего-то широкое белое поле перейти, укрытое глубокими рыхлыми сугробами.

Я постучала в прутья окошка.

— Выпусти меня здесь!

Лязг замка, скрип двери… Родерик подал мне руку, я спустилась с высоких ступеней, по-прежнему не глядя ему в лицо. Момент прощания приближался неумолимо, как бы сильно я не хотела его оттянуть.

Пора признаться хотя бы самой себе — я влюбилась. Ведьма влюбилась в Инквизитора — какая ирония судьбы! Отчаянно, до боли, до безумия, до хруста сердца. Понятия не имею, что буду делать дальше и как с этим жить.

Посмотрела вдаль… лес, который был всегда для меня надёжным убежищем, сейчас выглядел неуютно, глядел на меня исподлобья мрачно и недоверчиво. Интересно, как долго идти с этого края, чтобы добраться до моей землянки? К утру успею хоть? Некстати вспомнилось, как прошлой зимой отгоняла волков огненными заклятиями, прижавшись спиной к дереву, когда эти оголодавшие звери до такой степени забыли страх, что кинулись даже на ведьму.

Но ничего. Я сильная, я справлюсь со всем. Так всегда было и так всегда будет. Нежный цветок с железным стеблем — так говорила обо мне тётя.

Подчинённый моей воле Инквизитор стоял рядом молча, не торопил — видимо, ждал дальнейших указаний. Придётся дать ему их.

— А теперь… я уйду, и ты меня искать не будешь. Пусть… да, так будет лучше всего — пусть в твоей памяти останется, что ты исполнил приговор, тогда тебе не влетит от начальства. А перед этим хорошенько покопался в памяти ведьмы и выудил все нужные воспоминания. Я хочу, чтобы у тебя остались те, которые были так важны для тебя. Ну, про твою жену. Вдруг это поможет. А больше ничего не должно остаться. Не было никакого прощания. Не было… никакого поцелуя. И меня больше нет.

Всё-таки смотреть на него не буду. Иначе решимость даст трещину. Непременно полезу обниматься, а то и целоваться ещё захочется… и тогда не смогу уйти. А уйти должна. Ведьма и инквизитор — у нас ведь нет никакого будущего.

Делаю шаг с утоптанной дороги, проваливаюсь до середины икры в сугроб. Хорошо, что ведьминское платье надёжно защищает от мороза. Плохо, что оно не защищает от ран в сердце.

Как назло, ветер дует прямо в лицо — противный, колкий, с мелкими кристалликами то ли снега, то ли льда. Будто лес не хочет пускать меня обратно.

Уголёк чувствует что-то неладное, начинает беспокоиться у меня на руках. Сжимаю кота крепче, но действие обратное — он выкручивается, мяукает, царапается… в конце концов, просто отпускаю его, и он с мяуканьем кидается обратно. И мне трудно его осуждать. Пусть остаётся с ним, раз уж я не могу. С ним ему будет лучше.

Ещё пару шагов… вязну почти до колен. Трудно идти, но что поделаешь…

— Глупая, глупая ведьма… ну что ты делаешь?..

Вздрагиваю и останавливаюсь. Снег хрустит за спиной, сильные руки обнимают меня за талию и подхватывают, выдёргивают из сугроба.

— Иду. Домой.

— Тебя что, кто-то отпускал?

Прижимает к себе крепко-крепко — чёрному, большому, тяжело дышащему, родному… Наверное, действие подчиняющих чар кончилось. Надо обновить!

Хватаюсь за эту мысль, как за спасительную соломинку. Как здорово!! Ещё хотя бы пять минут — хоть капельку урвать у судьбы.

Оборачиваюсь к нему резко, поспешно, обнимаю за шею, тянусь к губам. У него на ресницах иней, а глаза под нахмуренными бровями — совсем тёмные, и холодная кожа на колючих щеках.

Обнимает меня так, словно хочет раздавить. Из таких объятий я сама ни за что не выберусь. Придётся снова приказывать, хотя это будет самое трудное приказание из всех.

И напившись вволю нашим последним, нашим пьяным поцелуем, я отдаю этот приказ.

— А теперь… отпусти меня!

— С чего это вдруг?

Прогоняю секундное замешательство, успокаиваю бешеное сердцебиение и повторяю строгим голосом:

— Отпусти немедленно! Кому говорят.

— И не подумаю.

Мне кажется, или у него улыбка сейчас промелькнула на краешке губ? Ну что за неправильный Инквизитор мне попался. Труднопрошибаемый. Ничего, сейчас немножко поднапрягусь, побольше магии задействую…

Снова тянусь и от все души чмокаю его прямо в губы.

— Я, Абигель из Тормунгальда, повелеваю тебе, Родерик… как там тебя… чтобы ты…

— Послушай, «Абигель из Тормунгальда», — раздери меня леший, но он абсолютно точно улыбается!! — А с чего ты вообще взяла, что на одного из сильнейших магов Королевства, возглавляющего древний род Алантер, подействует твоё примитивное заклинание подчинения, рассчитанное на немытых деревенских мужиков?

Хлопаю ресницами и пытаюсь осмыслить то, что он сейчас сказал.

Получается с трудом.

Вернее, вообще никак не получается.

То, что я сейчас крепко прижата к этому самому Алантеру, и ноги мои болтаются в воздухе, мыслительному процессу сильно не способствует.

Кажется, подступает паника.

— То есть… ты хочешь сказать… ты мне вообще совсем ни капельки не подчинялся?!

— Нет, разумеется.

— И… мои команды на тебя не действовали?!

— Смотря что считать действием. Выглядела ты при этом очень забавно, так что посмешили уж точно.

Вскидываю взгляд и теряюсь в синем бархате, который обволакивает меня теплом. Боюсь поддаться безумной радости и счастью, которое лесным пожаром вспыхивает у меня в груди. Боюсь обмануться, принять желаемое за действительное. Спрашиваю недоверчиво:

— То есть… ты хочешь сказать… ты освободил меня на самом деле, потому что…

— Это же очевидно, Эби! Никто на свете не может заставить мага из рода Алантер сделать что-то против его воли. Я освободил тебя, потому что захотел.