«Иго-го! Скачу-скачу!» — эхом разнеслось по Конфетриону. Звуки стихли не сразу, некоторые — «го», «и», «чу» — задержались, прилипнув к стенам Конфетриона. «Чу» — внизу, «го» — вверху, прямо у огромной светящейся полосы. Но стены были мягкие и шершавые, к таким не прилипнешь и не ухватишься. Вот звуки и исчезли.
История наша о Конфетрионе — мире, в котором жили конфеты: «Мишки в лесу», «Маска», «А ну-ка, отними!». Да много еще разных.
Всякий раз, когда раздавались странные звуки: «Иго-го! Скачу-скачу!» — смысла которых никто не понимал, все конфеты просыпались и собирались вместе с разных уголков своего мира. Они строились рядами и поворачивались к огромной светящейся полосе.
— Иго-го! Иго-го! Иго-го! — громко скандировали они.
— Еще раз! — выкрикивала стоящая перед ними медалька из золотой фольги. Свет, падавший на нее из полосы вверху, горел золотым огнем.
— Иго-го! — повторяли конфеты.
— Кто я? — кричала медалька.
— Ты — Верховный Конфетрион! — отвечали конфеты.
— Почему я — главный?
— Ты не из шоколада, ты — чистое золото! — отвечали конфеты.
— Ради чего мы живем? — не унимался Верховный Конфетрион.
— Ради жертвы!
И действительно, иногда светящаяся полоса становилась внезапно огромной и через нее просовывалась рука, такая же, как у девочки на конфете «А ну-ка, отними!», только огромная, грязная, с обгрызенными ногтями.
Рука хватала какую-нибудь конфету. И вскоре полоса уменьшалась до своих обычных размеров.
— Жертва принесена! — кричала шоколадная медалька, то есть Верховный Конфетрион.
— Иго-го! — отвечали конфеты.
В самом дальнем и темном уголке этого мира, боясь показаться на свет, прятался шоколадный заяц.
Когда он попал в этот мир, конфеты сразу невзлюбили его.
— Здравствуйте, я шоколадный заяц, — представился он.
Но конфеты говорили только с конфетами.
— Если внутри тебя нет начинки, значит, ты не конфета. Если ты не конфета, ты никто! — провозгласил однажды Верховный Конфетрион. — А я не конфета, потому что я — Верховный Конфетрион, я из чистого золота! Во мне ни грамма шоколада!
Так и жил шоколадный заяц в своем уголке Конфетриона, и никто не хотел с ним дружить.
Никто.
Кроме старой конфеты.
Однажды шоколадный заяц прогуливался в одиночестве и увидел странный блеск — это свет отражался от чего-то. Не так ярко, как от золотой медальки, конечно, но все же.
— Ой, мамочки! Вы — Верховный Конфетрион?
— Я не Конфетрион! «Буревестник» я... Кхе, кхе, — раздался откуда-то снизу голос.
«Буревестником» оказалась старая конфета, которая совсем уже засохла, и никто не обращал на нее никакого внимания. День-деньской «Буревестник» сидел в уголке и бормотал себе под нос удивительные истории. Шоколадный заяц любил их слушать.
Старик говорил, что Конфетрион — это не единственный мир, что есть много других миров, которые находятся прямо за светящейся полосой.
— А что такое буревестник? — спросил шоколадный заяц.
— Это вот это, — гордо сказала конфета и указала на рисунок на своей обертке. — Это птица, большая и красивая, она может летать над морем и кричать «кли-кли».
— Откуда ты знаешь, что есть море и птицы? — не унимался шоколадный заяц.
Тут старая конфета вздыхала и бурчала себе поднос:
— Они мне снятся! И море, и птицы, и ветер, и соленый запах моря.
Заяц ничего из этого не понимал, но ему очень нравилось слушать эти истории, которые были так не похожи на проповеди Конфетриона и болтовню других конфет.
— А я, я увижу буревестника?
— Да! Только запомни волшебное слово: «Кли-кли...» Это настоящее имя буревестника. Стоит тебе произнести это там, наверху, — и он тотчас же прилетит. Знаешь, и хотя я совсем и высох, но и я отправлюсь с тобой.
— Когда же?
— Жди...
Вдруг полоса света начала увеличиваться все больше и больше, из пустоты появилась огромная рука. Пальцы с грязными ногтями схватили Верховного Конфетриона. Но не тут-то было! Медалька повернулась и... распалась на две половинки. Желтая блестящая половинка осталась в руке, зато шоколадная начинка с другой половинкой упала вниз.
Потрясенные происходящим конфеты сначала не могли слова вымолвить!
— Конфетрион... тоже... шоколадный... Молочный... О, ужас... Какой стыд!.. — наконец послышались отовсюду голоса.
Воцарилась тишина. Затем раздался детский плач. «А ну-ка, отними!» из первого ряда молящихся упала в обморок.
— Это наш шанс... — шепнул «Буревестник». — Бежим!
Но Заяц встал как вкопанный. Его глаза округлились, рот замер в виде буквы «О».
— Заяц, миленький, что с тобой?
— О-О-О, — сказал Заяц.
— Что значит «О-О-О», — возмутился «Буревестник».
— О-О-О-чень страшно, — ответил Заяц. — БО-О-О-Юсь.
«Буревестник» все понял. Он повернулся к Зайцу, подогнул хвостик фантика (какой из двух — не скажу).
— Зайчик... За-а-айчик... Да пребудет с тобой сила, она вокруг нас...
«Буревестник» поднялся в воздухе на сантиметр, потом на два...
— Ты на распутье... Выбирай... Или жизнь, полная страха, ради молочного шоколада, — «Буревестник» поморщился, он даже не хотел называть имя Конфетриона, — или жизнь, полная приключений. Но не здесь. — «Буревестник» посмотрел вокруг. — А там! — И он указал куда-то вдаль. — Истина, Заяц, где-то рядом.
— Истина где-то рядом, — повторил шоколадный заяц и в ту же минуту почувствовал, что стоит в центре Вселенной, огромной-преогромной. И мир Конфетриона вдруг показался ему таким маленьким... Лапки зайчика сжались в кулачки, фольга на обертке захрустела. Зайчик расправил плечи — фольга растянулась. — Я готов, учитель.
В следующее мгновение он подхватил конфету, и они бросились к руке. Пальцы с обгрызенными ногтями шарили то тут, то там, разыскивая шоколадную медальку.
Заяц и конфета подоспели вовремя. Пальцы уже ухватили Верховного Конфетриона, властелина целого мира, и потянули его вверх.
— Цепляемся! — закричала старая конфета и изо всех сил прижалась к краю холодной блестящей мантии, спадающей со спины правителя.
Заяц тоже уцепился за медальку, которую крепко сжимали грязные пальцы с обгрызенными ногтями, зажмурился и... сорвался вниз, на что-то теплое и мягкое.
Рука и половина Верховного Конфетриона исчезли. Вокруг не было никого, только море света. Свет был тихий и ласковый, он расплывался вверху, слева, справа. Заяц и конфета оказались на чем-то пушистом и белом.
— Иго-го! Скачу-скачу!
И вслед за этим из-за тонких белых волосков стало подниматься что-то огромное, потом это что-то повернулось к ним и...
— Лошадка! — в один голос закричали Заяц и конфета. Они видели ее на обертке одной жительницы Конфетриона.
— Фр! — сказала огромная лошадиная голова, а добрые стеклянные глаза уставились на нежданных гостей. — Кто вы?
— Я Заяц, а это «Буревестник».
— Иго-го! — закивала она головой. — А меня с конфетами внутри подарили мальчику Васе, и он съел почти все и сломал мне молнию!
«Кли! Кли! Кли!» — вдруг послышалось в вышине.
— Это... — прошептали изумленные Заяц и «Буревестник».
— Птицы! — закончила за них лошадь.
— Ты помнишь слова? — спросила конфета и закашлялась.
Тогда Заяц посмотрел на прекрасных белых птиц и закричал:
— Кли! Кли! Кли!
К ним тотчас спикировала одна из них. Огромные красноватые лапы с перепонками опустились рядом с лошадкой.
— Спасите нас, — попросили шоколадный заяц, «Буревестник» и лошадка. — Мы не хотим, чтобы нас сломали и испачкали. Не хотим служить в Конфетрионе.
— Ну что ж... — Прекрасная птица, казалось, на секунду задумалась над чем-то...
— Мама! Мама! Мои КОНФЕ-Е-Е-ТЫ!
Добрая лошадка, шоколадный заяц и старая конфета не произнесли ни слова. Лошадка даже боялась шевельнуться, ведь внутри нее осталось еще много жителей. А в ее огромном стеклянном глазе, как в зеркале, отражался Вася, который никогда не мыл руки и вечно грыз ногти. А теперь он бежал к ним со всех ног.
Только мальчик становился все меньше и меньше. Вот он превратился в крохотную точку.
— Иго-го...
Шоколадный заяц, старая конфета и лошадка смотрели вперед. Крепко держа за уздечку, их нес огромный альбатрос.
— Ой! У тебя ухо растаяло! — воскликнула старая конфета.
Заяц поднял лапку и потрогал свое ухо. Под горячей фольгой шоколад стал совсем мягким и липким. Заяц, однако, помял ухо лапой, придав ему прежнюю форму. Под порывами прохладного ветра ухо снова стало как ухо.
— До свадьбы заживет... — проговорил шоколадный заяц.
Так они летели вперед.
Огромный светящийся шар впереди опускался все ниже и ниже.
На фольге шоколадного зайца оранжевые отблески шара сначала были красными, потом розовыми, бордовыми, а потом и вовсе исчезли.
— А когда мы долетим до конца, мы ударимся о стену мира? — спросила старая конфета. — Я во сне всегда ударялась о край мира.
— Нет, доверяй глазам! Кли! Кли! — раздался спокойный голос буревестника. — Они видят только преграды!
— Иго-ОГО! Сам придумал? Скачу-скачу! — Лошадь продолжила перебирать в воздухе ногами, ей казалось, что так они будут лететь быстрее.
Буревестник ответил не сразу.
Он как раз поймал восходящий поток и теперь парил, расправив свои огромные крылья!
— Одна чайка рассказала...