Под солнцем горячим

Поиски возобновляются

Не трудно понять, как Гера ждал утра! Он еле досидел вечером у огромного костра дружбы, который разожгли сообща с соседями. И еле дослушал объединенный концерт. К костру подтянулись все туристы-островитяне. Выступали, пели, играли на гитарах. Гере особенно понравились «туристские матрешки». Три парня с рюкзаками за спиной повязались платочками и, пританцовывая, пронзительными голосами спели частушки. У них был припев:

А в одной частушке говорилось про какую-то Зину.

— Это они сами сочинили, — пояснила Муврикова.

— Не мешало бы и нам про себя сочинить, — заметила учительница.

— А что? И сочиним, — тряхнула Райка «хвостом». — К новому костру дружбы будет готово! — Она сказала о новом костре дружбы потому, что этот, первый, всем понравился, решили через несколько дней провести такой же. Конечно, и Гере костер понравился, но все-таки он раньше других ребят ушел в палатку.

Кругом шумели, укладывались, ожидая отбоя, а он уже лежал смирно. Скорее заснешь — скорее настанет утро.

Желающих идти в сельсовет набралось много — чуть не весь отряд. А в сельсовете Семен обратился к черноволосой девушке-секретарю. «Мы туристы, спустились с гор, нам нужно выяснить кое-какие вопросы», — так он сказал, а девушка смотрела на него с любопытством, будто не верила, что они «с гор». Потому что стоял Семен перед ней в тщательно отглаженных брюках, словно были они только что из-под утюга. Гера еще в лагере заметил: ухитрился чемпион пронести свою одежду в рюкзаке так аккуратно, что «не подумаешь, будто неделю жил в палатке. Да и все ребята были в белоснежных рубашках с красными галстуками на груди. Такой тоже у туристов закон — где бы ни шагал, через какие дебри ни продрался, а в населенном пункте принарядись, как на праздник!

— Какие же вопросы вы хотели выяснить? — поинтересовалась девушка-секретарь.

— Во-первых, нам надо узнать, где живет один человек, — начала Райка. — Он однополчанин Героя Советского Союза Гузана. Вместе с ним под Ленинградом воевал.

— Майор Ливанов? — сразу догадалась секретарь. — Жил такой у нас. Да только весной уехал.

— Куда? — вырвалось у ребят.

Выяснилось, что майор Ливанов уехал в Подмосковье и нового его адреса в сельсовете нет.

— Можно узнать, если надо, — добавила секретарь.

— Надо, очень надо, — подтвердила Муврикова. — Мы хоть письмо ему напишем.

— Так я вам сообщу, как узнать, — пообещала девушка и спросила: — А какой вопрос «во-вторых»?

Вперед высунулся Гера:

— Еще — про партизан с гражданской войны. Были они в вашем селении?

— Про гражданскую войну вам лучше поговорить с Валентиной Федоровной, — ответила секретарь и открыла дверь, на которой была табличка «Председатель сельсовета В. Ф. Худякова». — Валентина Федоровна, к вам пионеры из города.

Председатель сельсовета В. Ф. Худякова оказалась молодой, красивой, с большой косой, закрученной сзади узлом. Она стояла посередине комнаты и сказала ребятам: «Садитесь, товарищи». А в комнате был еще один человек — он стоял перед Валентиной Федоровной, громоздкий, неуклюжий, небрежно одетый, даже какой-то вроде помятый. Вот про него можно было подумать, что он спустился с тор и живет в палатке, да еще и спит в одежде. Когда ребята вошли, этот дядька хмуро покосился на них: помешали ему разговаривать с председателем сельсовета. Но Валентина Федоровна сказала ему:

— Значит, вот так я вам советую — не обижать старушку.

— Да я не обижаю, — забасил дядька. — У меня ведь по закону. Где граница участка? По ее малиннику. Вот я и борюсь за свое. Мне чужого не надо.

— Да неужели из-за тридцати сантиметров вы будете судиться? Или у вас земли не хватает?

— Хватает не хватает, товарищ Худякова, это параграф другой. А вы, как представитель власти, помогите в моем законном требовании.

— Да лучше бы вы помогли бабушке перенести малинник. Ей одной не справиться. Тогда бы она вам сама отдала этот несчастный клочок земли.

— Нехорошие слова употребляете, товарищ Худякова, — укорил дядька. — «Несчастный клочок». Это же наша родная землица. Сколько бы ее ни было, а наша. За нее люди кровь в войну проливали. А чужой малинник, еще раз скажу, мне ни к чему. Пусть куда хочет, туда и девает.

— Ничего вы так и не поняли из нашего разговора, — вздохнула Валентина Федоровна. — Очень жаль.

— И мне жаль, товарищ Худякова, да что поделаешь. По закону своего добиваюсь. Я ведь не за чужое хлопочу.

— Вот это вы правильно сказали, — усмехнулась Валентина Федоровна. — За чужое хлопотать не будете.

— Опять намеками разговариваете?

— Какие уж там намеки! — махнула рукой Валентина Федоровна и села за свой столик. А толстый дядька сказал «прощевайте» и вышел. Валентина Федоровна помолчала, потом что-то записала на листке календаря, и когда подняла на ребят глаза, они смотрели весело: — Ну, с чем пожаловали, юные туристы?

Семен объяснил.

— Партизаны с гражданской войны! — обрадовалась Валентина Федоровна. — А как же! Есть! Галочка! — позвала она. И когда в дверях появилась девушка-секретарь, попросила: — Разыщи-ка нам бумаги партизанского вечера. Собирали мы тут недавно старичков — красно-зеленых, — объяснила она, пока Галочка искала бумаги. — Вечер воспоминаний устроили. Чуть не до петухов просидели. Ох и порассказали они нам разного, записать да издать, целая книга получилась бы. Вот, — раскрыла она папку, которую принесла Галочка. — Особенно у Степана Бондарева интересные воспоминания.

— Как? — выкрикнул Гера. — Степан Бондарев?

— Да. А что?

— Так мы же его ищем, — сказала Муврикова. — В краевом музее про него написано.

— Совершенно верно, — кивнула Валентина Федоровна. — Мы посылали туда материал.

«Подождите, подождите, — хотел сказать Гера. — Мы ищем не Бондарева, а Бондаря». Но его опередила Гутя.

— В записке-то Бондарь! — сказала она. Серега и Райка дружно ополчились на нее.

— А может, искажено в записке? Вот у него и узнаем. Ты посуди, — начала доказывать Райка. — И тот партизан, и этот партизан. И тот в музее, и этот в музее. И тот Степан, и другой. Нет, нет, он и есть! — закончила она уверенно.

Гера не знал, что думать. Очень хотелось верить, что все именно так, как убеждают Серега и Райка. А они уже закидали Валентину Федоровну вопросами: «Где Бондарева найти? Да как к нему пройти? Далеко ли он живет?»

— Галочка, — сказала она. — Дай туристам адрес.

Отыскать на улице Подгорной дом номер двадцать восемь не составило никакого труда. Только хозяина-то не оказалось дома. Стучали в калитку, потом вошли во дворик, снова стучали — на двери не было замка. А из хаты никто не отзывался. В соседнем доме открылась дверь, молодая женщина крикнула:

— Нема же там никого!

— А где Бондарев?

— Карпыч? Так кто ж его знает. Как зимой его старая вмерла, сам в хате редко бывает. У моря побачьте.

— Где у моря?

— А кто ж его знает. — Ребята в растерянности переглянулись. — Как ему пересказать-то? — спросила женщина. — Виткеля были?

— Туристы мы, из города. На острове живем, — ответил Семен. — Окажите, хотели познакомиться. Завтра еще придем.

Когда вышли на улицу, Гера протянул недовольно:

— Опять жди «завтра».

— Ну ничего, — успокоил его Семен. — Зато теперь мы знаем, к кому обращаться.

— А сейчас в лагерь? — спросил Кулек-Малек и, свернув за угол, прочитал табличку на доме: — Приморская улица.

— Стоп! — воскликнула Райка. — Приморская? Так на этой же улице Чертков живет, ну тот, который с Гузаном вместе учился, помните? — Она вынула записную книжку и заглянула в нее. — Так и есть: Приморская, шесть или восемь. Сходим к нему? — повернулась она к Семену. — Это нам по пути.