Под тихое мурчание...

Глава VII

Ближе к вечеру в пансионате, казавшемся почти пустым, стало более людно и шумно. Когда Егор, переодевшись в запасные джинсы и свитер, принесенные из фуры вместе с остальными его вещами, и накинув пальто, вышел из комнаты, в которой его поселили, в коридор, ему сразу попались на глаза несколько местных обитателей. Какая-то высокая и хрупкая, очень болезненного вида женщина запирала дверь комнаты напротив, еще пара человек медленно шли по направлению к лестнице, а на мягкой банкетке сидел, облокотившись на трость, седой старик. А еще по устилавшей коридор ковровой дорожке бежали кошки — уже знакомые Грушеву крупный пушистый серый кот и более миниатюрная белая кошечка с пышным, как метелка для пыли, хвостом. Старик проводил эту четвероногую парочку улыбкой, а женщина, когда они пробегали мимо нее, наклонилась к ним и быстро погладила белую кошку по спине.

Егору местные жители тоже вежливо кивнули, и он зашагал к лестнице, раздумывая, что он будет делать, когда придет в интернет-кафе, куда его обещала отвести Таисия. Девушка сказала, что он может написать письма, кому пожелает — но под ее присмотром, Грушев же в ответ покивал, но сам пока еще не решил, будет ли он сообщать кому-нибудь о том, что жив. Для начала надо было вообще выяснить, ищет ли его хоть кто-нибудь. Немногочисленные приятели привыкли к тому, что он подолгу отсутствует, так что, скорее всего, пока еще и не думали бить тревогу по этому поводу. Но Илья мог заявить об исчезновении напарника, чтобы отвести от себя подозрения. И скорее всего он уже это сделал — у него не могло быть сомнений в том, что разбившийся посреди зимнего сибирского леса три дня назад Егор точно не может быть найден живым.

Значит, приятели Грушева тоже должны были уже знать о его исчезновении, так что ему стоило сообщить им, что он жив. Но тогда об этом мог узнать и Серегин, а это в планы Егора не входило. Правда, Илья не мог ничего знать о секретном городе, где Грушев теперь находился, так что он не был для него опасен, но Егор не собирался оставаться здесь навечно, что бы там ни думали приютившие его местные.

Так и не решив, что ему лучше сделать, молодой человек спустился на первый этаж — и увидел поджидающую его у выхода Таю. Девушка была одета в пушистую темно-желтую шубку из искусственного меха и темно-коричневый, почти черный вязаный берет, прекрасно сочетавшийся с таким же темным вязаным шарфом и перчатками.

— Готовы? — улыбнулась она Егору и жестом поманила его к дверям.

На какое-то короткое мгновение молодого человека вдруг охватила нерешительность. Выйти из теплого здания в зиму, в черную полярную ночь, наполненную ледяным холодом, которая всего два дня назад едва не убила его… Как ни неприятно Грушеву было это признавать, но это оказалось просто-напросто страшно. Однако Таисия уже открывала дверь, оглядываясь на него, и он понял, что еще страшнее ему показать ей свою слабость и, чего доброго, заставить ее пожалеть себя. Стиснув зубы, молодой человек ускорил шаг, придержал ей дверь и вышел вслед за ней в зимний холод.

Морозный воздух после жаркого и даже несколько душноватого пансионата, показался ему, в общем-то, даже приятным. В целом же охватившее Егора ощущение было совсем необычным — казалось, он не выходил на улицу не два дня, а, как минимум, месяц. Все было каким-то чужим, непривычным, не таким, как прежде… Хотя на первый взгляд ничего особенного молодой человек не увидел. К входу в здание вела окруженная деревьями аллея, довольно темная — лишь ее начало освещали окна пансионата, да в конце, далеко впереди, горели золотисто-оранжевые фонари. В воздухе медленно кружились редкие снежинки, на алее переплетались многочисленные цепочки следов, человеческих и кошачьих…

— Тут недалеко, пара остановок, — сказала Таисия. — Дойдем пешком?

— Конечно, — кивнул Грушев, снова отметив про себя, что от вчерашней слабости у него не осталось и следа. Сейчас он мог бы пройти не то что пару остановок, а несколько километров. Хотя городок здесь вроде бы был таким маленьким, что настолько дальние походы ему в любом случае не грозили.

— У нас тут все очень близко, — словно угадав его мысли, добавила Полуянова. — При желании можно хоть весь город пешком пересечь. Но водители нам все равно нужны — грузы всякие перевозить, или людей маломобильных. Так что без работы вам сидеть не придется… Если вы согласитесь работать шофером.

«Интересно, что будет, если я сейчас скажу, что не соглашусь на это?» — мысленно проворчал Грушев, но вслух решил пока этой темы не касаться. Надо было сперва освоиться в этом крошечном городишке — и узнать, что делается во «внешнем мире».

— А что насчет того шофера, который меня сюда привез? — спросил он девушку. — Вы обещали меня с ним познакомить.

— А он… ммм… его сейчас нет в городе, он уехал в Туруханск, — ответила Тая после секундной заминки. — У него там родственники, а у них какие-то проблемы. Когда он вернется, я вас познакомлю, обязательно.

«Уж не сама ли она меня нашла и сюда притащила?» — мелькнула у Грушева мысль. Его спутница явно чего-то недоговаривала, если вообще не сочиняла историю про уехавшего шофера на ходу, но пытаться выяснить у нее правду пока тоже было преждевременно.

Они дошли до конца аллеи и оказались на лишь немного более широкой улице, ярко освещенной фонарями. Полуянова повернула налево, поманив за собой своего спутника, и он двинулся следом за ней, оглядываясь по сторонам. Слева от них по-прежнему возвышались деревья — вековые черные ели, покрытые снегом, справа же, через дорогу, стояли вплотную друг к другу небольшие двухэтажные дома со светящимися теплым желто-оранжевым светом окнами. В некоторых окнах занавески были не задернуты, и Егор мельком увидел в одном из них уютную комнату — мягкий диван с горкой подушек и, кажется, с лежащей на широкой спинке этого дивана белой кошкой…

В этой комнате кто-то жил — люди, которые могли назвать ее своим домом. Наверное, им нравилось там жить, и они с радостью возвращались туда каждый вечер… Кошка ждала их возвращения и с мурлыканьем бросалась к ним навстречу… Грушев заставил себя отвернуться от чужого окна — ему и раньше, случалось, приходили в голову подобные мысли, сменявшиеся потом другими, мрачными, о том, что у него собственного дома не было и что все комнаты, которые он снимал, как ни старался он поддерживать в них порядок, всегда оставались пыльными, запущенными и неприятными. Чужими.

Но тогда он, по крайней мере, мог с полным правом называть эти комнаты своим жилищем, пусть даже и временным, а сейчас у него не было вообще никакого дома во всех смыслах этого слова. Правда, комната, в которой его поселили, отличалась именно таким уютом, о котором он мечтал, заглядывая в чужие окна… И она могла стать его домом — весь пансионат мог стать им, если бы Егор согласился остаться в этом городе…

«Неужели я уже готов им подчиниться?!» — разозлился на себя молодой человек и потряс головой, отгоняя крамольные мысли. Надо было срочно сосредоточиться на чем-то другом, не относящимся к городку, в котором он оказался. И к кошкам, которые мешали ему думать о побеге своим мурлыканием. Вот только о чем еще можно было разговаривать с жительницей этого городка, выращивающей кошек?

— Тая, скажите, — попытался все-таки завести разговор на нейтральную тему Грушев, — Вам не холодно в этом климате? Если вы родом из тропиков…

— Ну, я здесь не так мерзну, как мама — все-таки в этом климате родилась, — отозвалась девушка. — И одеваюсь всегда очень тепло, только в шерстяное, иначе было бы хуже. А вот мама — да, ей привыкнуть к такой жизни не удалось, поэтому и она улетает на зиму к себе домой.

— А ваш отец? — продолжил расспросы Егор.

Девушка улыбнулась:

— А папе слишком жарко в Таиланде, он летом оттуда домой сбегает. К счастью, это единственное разногласие между моими родителями.

Грушев снова помрачнел. Своих родителей он помнил плохо — слишком рано остался сиротой. Гораздо более яркими были другие его воспоминания из детства: многочисленные дальние родственники отца и матери, всевозможные двоюродные и троюродные тетушки и дядюшки, спорившие о том, кто возьмет его на воспитание, перебрасывающие его друг другу, как надоевшую игрушку, бесконечные переезды из одной квартиры в другую, новые школы, новые компании во дворе, в которые каждый раз нужно было заново вписываться…

Мысли Егора опять вернулись к той теме, о которой он старался не думать: о том, что своего родного дома у него не было вообще никогда, даже в детстве, если не считать почти не отложившихся в памяти первых нескольких лет жизни. К счастью, в тот момент они с Полуяновой свернули на другую, более широкую и светлую улицу, и он смог отвлечься от этих невеселых размышлений, разглядывая ее.

Эта улица тоже была уютной. Несмотря на возвышающиеся на тротуарах сугробы снега — а может быть, как раз благодаря им? Молодому человеку показалось, что он попал на рождественскую открытку из какого-нибудь крошечного европейского городка: на первом этаже каждого дома на этой улице находился или маленький магазинчик, или кафешка с нарядным крыльцом и с окнами, украшенными вырезанными из бумаги снежинками. А еще на этой улице было светло, как днем. Красивые старинные фонари заливали все желтым светом, к которому примешивался столь же яркий свет от фонарей, висящих на стенах домов, и от витрин кафе и магазинов. Света было так много и он был такого яркого золотистого оттенка, что укутывающий тротуары снег казался залитым солнечными лучами, и лишь черное ночное небо над головой напоминало прохожим о том, что солнце давно скрылось за горизонтом и покажется из-за него очень не скоро. Егор время от времени запрокидывал голову и смотрел в это небо с тусклыми из-за света внизу звездами, и эта ночная тьма над ним делала улицу, по которой он шел, еще более уютной. Ему даже стало не так холодно, словно на дворе стояла вовсе не зима, а лежащий повсюду снег был на самом деле ватой.

Они с Таисией миновали пару кварталов и остановились перед одним из домов с вывеской «Интернет-кафе». На окнах его первого этажа тоже были наклеены серебристые бумажные снежинки, но среди них кое-где красовались еще и ажурные значки-«собаки». И такие же украшения Грушев увидел на стенах внутри кафе — вокруг нескольких одинаковых циферблатов, каждый из которых показывал время в какой-нибудь из столиц: московское, лондонское, токийское…

Компьютеры в кафе были совершенно допотопные — Егор начинал играть на чем-то подобном еще в конце ХХ века. Он представил, насколько медленно на них будут загружаться виртуальные страницы, и чуть не застонал — по всему выходило, что выйдут они с Таей отсюда глубокой ночью. При этом заняты были всего лишь две машины из десятка — за одной сидел парень, попивающий кофе и, похоже, с кем-то переписывающийся, а за другой женщина лет сорока просматривала новости. Грушев тихо присвистнул: ему-то казалось, что в единственном интернет-кафе на весь город, пусть даже маленький, должен круглыми сутками толпиться народ, желающий узнать, что делается во внешнем мире!

Полуянова, тем временем, подошла к кассирше и протянула ей пару купюр:

— Два по полчаса. Один — для новичков.

Кассирша молча кивнула, и Таисия подвела Егора к самому дальнему от двери компьютеру.

— Извини, — сказала она, — здесь нельзя открыть почту. Если захочешь кому-нибудь написать, это сделаю я, а ты мне продиктуешь письмо.

Грушев еще раз окинул кафе взглядом. Итак, кроме него, здесь был один парень и три женщины… а еще два кота, рыжий и черный, спавшие на мониторах, за которыми никто не сидел. Черный кот свесил через весь экран свой пушистый хвост, а рыжий — не менее пушистую полосатую лапу. Если бы Егор попытался отпихнуть Таю от ее компьютера, когда она уже зайдет в его почту, и отправить кому-нибудь сообщение… Молодой человек недовольно тряхнул головой. Дурацкая идея. Пока он будет писать, да пока сообщение будет отправляться, эти люди его скрутят и свяжут подручными средствами, а кошки наверняка им помогут. И что он может написать своим знакомым? Что его держат в городе, который находится неизвестно где?

— Я для начала только красноярские новости гляну, — сказал Грушев и уселся за крайний компьютер.

Таисия устроилась за соседним столом и сразу же открыла один из почтовых сайтов, после чего, как заметил краем глаза Егор, начала читать чье-то длинное письмо. Сам же молодой человек, как и сказал, для начала открыл сайт с новостями Красноярска и стал просматривать раздел «Происшествия» за последние три дня. Он не ожидал, разумеется, что его исчезновение станет главной сенсацией, но предполагал, что хотя бы пару строк в хронике происшествий ему уделят — однако, как оказалось, ошибся. О нем в новостях не упоминалось вообще, и это выглядело странно: Илья ведь должен был заявить в полицию о том, что его напарник пропал, чтобы отвести от себя подозрения. Или он решил выждать несколько дней, чтобы Егора стало еще сложнее найти? В принципе, если бы он обратился в полицию не сразу, это выглядело бы вполне естественно — мало ли по каким причинам с коллегой-дальнобойщиком была потеряна связь, может, у него просто телефон «сдох»?

«Видимо, именно так Илюха и решил, — подумал Грушев. — Надо будет еще через день-два новости глянуть — тогда, наверное, в них что-нибудь будет…» Он открыл сайт своей теперь уже бывшей фирмы — на нем тоже ничего не изменилось, они с Серегиным по-прежнему числились ее соучредителями. Заглянул в ЖЖ Серегина, но в него Илья писал редко, и за время отсутствия Егора новых записей тоже не появилось.

Грушев откинулся на спинку стула — больше ему делать в сети было вроде как нечего. Разве что заглянуть в дневники и соцсети к приятелям — но они наверняка еще не заметили его отсутствия, а написать им ему все равно не дадут. И опять же, к ним может случайно заглянуть Серегин…

Молодой человек покосился на Таисию: она, закусив губу, с сердитым видом молотила пальцами по клавиатуре. Не удержавшись от любопытства, он наклонился в ее сторону, чтобы присмотреться к ее монитору, и удивленно вскинул брови — писала девушка по-английски. При этом не сбиваясь и не задумываясь, чтобы подобрать нужное слово — она явно знала этот язык очень хорошо. Сам Егор английский знал только в пределах школьного курса, так что Тая могла не опасаться, что он поймет, о чем она пишет. Хотя девушка, похоже, не пыталась ничего скрыть — дописав еще пару фраз, она отправила письмо и повернулась к Грушеву, заметив, что он смотрит на нее, но не рассердившись.

— Эта наглая, бессовестная, воображающая о себе невесть что паршивка у меня еще попляшет! — объявила Полуянова, выходя из почты и закрывая все окна на мониторе.

— Я не знаю, о ком речь, но не хотел бы оказаться на месте этой дамы, — усмехнулся в ответ Егор.

Таисия польщенно фыркнула.

— Эта дама, — сказала она, — а точнее, нахальная бесстыжая девица, работает в японском кошачьем питомнике. Если хочешь, могу про нее рассказать. Только скажи сначала, ты все, что хотел, посмотрел?

— Ну да, — кивнул Грушев.

— Тогда пошли — скоро ужин начнется, — девушка встала со стула, и Егор последовал ее примеру, тоже закрыв все окна на своем компьютере.

Вскоре они вышли на улицу и направились обратно в пансионат. С черного бездонного неба начал падать снег — мелкие снежинки кружились в воздухе, плавно опускаясь на землю. Грушев посмотрел на фонари — под каждым из них эти снежинки, освещенные особенно ярко, напоминали стаи крошечных роящихся насекомых, мошек или ночных мотыльков…

— Эта Юрико — всего лишь простая ветеринарша, она совсем недавно работает в своем питомнике, но именно ее начальство посылает на все выставки и конференции, из-за ее смазливой физиономии, — рассказывала Полуянова с таким презрением в голосе, что можно было не сомневаться — с японской коллегой ее связывает давняя «заклятая дружба». — И сейчас именно ей поручили готовить все для выставки, которая будет в их кошачьем городе — о чем она тут же побежала хвастаться всем и каждому! В том числе и мне, — Таисия фыркнула, как рассерженная кошка. — И она уже заранее уверена, что их питомник победит, представляешь!

— А когда будет эта выставка? — спросил Егор, не отрывая взгляда от роящихся снежинок.

— Планируется в феврале, — ответила его спутница.

— И вы повезете туда своих кошек?

— Ну да, повезем самых лучших, тех, кто особенно хорошо умеет лечить. Не всех, конечно, только нескольких — остальные будут и дальше работать с пациентами. Котят тоже возьмем, чтобы обменять их там на японских. Будет скрещивать их породы с нашими.

— Так ты тоже туда поедешь? — уточнил Грушев, почему-то почувствовав, что ему совсем не хочется расставаться с этой девушкой, пусть даже это должно было произойти не прямо сейчас, а через пару месяцев.

Полуянова покачала головой:

— Я туда летала в прошлый раз, два года назад. В этот раз на выставку пошлют других наших сотрудников, тех, кто еще не был в Японии. Но, в общем-то… — она посмотрела на своего спутника, и ее раздраженное из-за ссоры с японской коллегой лицо внезапно расслабилось и стало спокойным и даже, как ему показалось, радостным. — В общем-то, это, может быть, и к лучшему…