Подчиняйся, будешь моей!

Глава 44

Мне стало плохо еще в самолете.

Внезапные рези, боли в самом низу живота.

Я едва дотерпела до конца полета, а когда спускалась по трапу, внезапно поняла, что у меня между ног потекло.

Светлые брюки намокли.

Мне стало страшно, а еще очень стыдно, что такое произошло на глазах у других людей.

Я опустила сумочку, прикрываясь ей, едва передвигала ногами.

– Мисс, вам плохо? Вам плохо, мисс? – обратились ко мне по-английски, но ответить я так и не успела.

Все потемнело перед глазами. Я свалилась в обморок.

Очнулась в палате.

Светло, тихо, жужжат приборы какие-то. Пахнет лекарствами…

Все надписи на французском, дублируются на английском языке. В руке катетер.

Я сглотнула, пошевелилась.

На едва слышный шорох отозвался знакомый голос.

– Эва, лежи…

Я закрыла глаза, снова их открыла с большим трудом.

– Тебе хочется пить?

– Па? Что стряслось? Почему я здесь? – голос сухой-сухой, как пергамент.

– Держи.

Отец бережно поднес к моему рту стакан с соломинкой для питья. Вода прохладная, безвкусная, скатилась в горло, словно ее и не было. Я попросила еще.

– Много нельзя.

– Почему я в больнице? И ты здесь… Тоже? Разве ты не должен был прилететь позднее?

– Мне позвонили. Тебя ждал в аэропорту мой помощник, именно он и позвонил, сообщив, что тебе стало плохо. Я сразу же вылетел.

– Да, спасибо. Я рада, что ты здесь.

Отец сел и сжал мою руку, накрыл ладонью.

– Все будет хорошо.

Его голос прозвучал необыкновенно тепло.

Почему-то мне захотелось плакать. Тихо-тихо…

– Почему так всегда говорят, перед тем, как сообщить дурные вести?

– Потому что это правда.

Он опустил взгляд и потер глаза.

Кажется, я догадалась, но не могла в это поверить. Не могла!

– Знаешь, мы еще успеем. Все впереди. Правда… У тебя будут дети, а у меня еще появится внук или внучка. Может быть, целая куча… – голос отца дребезжал, как эхо моего разбитого сердца в опустевшей грудной клетке.

– Нет-нет-нет! – зачастила я.

– Это моя вина. Надо было обследовать тебя лучше. Прежде, чем отправлять на самолете. Моя вина, – повторил глухо.

– У меня выкидыш? У меня выкидыш? – меня затрясло в сухой, бесслезной истерике.

– Нет. Другое. У тебя внематочная беременность обнаружилась. Это чревато осложнениями. Тебе сделали операцию и спасли все репродуктивные органы.

Я слышала только одно: у меня забрали малютку.

– Зачем они это сделали?! Зачем?! надо было оставить все, как есть.

– Милая, внематочная беременность прерывается всегда. Всегда. Как сказали, это патология могла возникнуть из-за некачественного предыдущего лечения.

Все как в тумане. Да, я лечилась. Когда простыла очень сильно, по-женски тоже отразилось неблагоприятно. Я заболела, были осложнения, я лечилась… Меня заверили, что все хорошо. Неужели ошиблись?!

– Это моя вина.

– Это не твоя вина. Ты не могла это контролировать. Не могла…

– Нет, это моя вина. Это ответ законов природы. За то, что я дурно обошлась с Адамом. В наказание.

– Ты не права, Эва. Все не так. Нет такого закона в природе… Зато есть другой закон. Закон репродуктивности. Сейчас ты под наблюдением лучших врачей. Лучших, Эва… Они дают гарантию, что ты сможешь иметь детей, если захочешь… Восстановление займет время, минимум полгода. Лучше, если подождать год.

– Год?

– Год, Эва. Это самое большее, чтобы гарантированно все восстановилось и прошли все необходимые циклы, – отец смахнул пот со лба, глаза у него были покрасневшие.

– У тебя много работы, наверное, а я… тебя отвлекаю. Тебе надо поработать. Срочно… уверена, есть много важного.

– Эва.

– Если ты не понял, это означает, что я хочу побыть одна. Пожалуйста.

– Как скажешь, Эва.

Отец поднялся.

– Еще один вопрос. Нужно ли сообщить…

– Адаму? – догадалась я. – Нет! – выпалила.

Боже, теперь у него появится повод меня ненавидеть и презирать еще больше.

Я поступила, как сука.

Хотела, чтобы ему было больно, чтобы тот гнойный нарыв, который созрел во мне, прорвало и стало легче.

Хотела, чтобы Адам хоть на минуточку понял… Хоть на секунду почувствовал!

У меня получилось, но легче не стало. Нарыв не прошел, его яд словно растекается во мне, пробирается до каждого уголка тела, в каждый завиток мыслей проникает.

Сначала идея мне понравилась, а потом я поняла, что ничего не почувствовала, когда выждала время и написала Адаму гадкое сообщение со словом «Прощай!»

Если я хотела сделать ему больно, то обидела, прежде всего, саму себя, выставив в плохом свете.

Еще больше…

А что теперь?

Теперь моя беременность и эта операция могут выглядеть так, будто я от беременности сама избавилась. Хотя, думаю, ему нет никакого дела до моей беременности.

Ему не нужны были дети от меня. Он четко обозначил позицию, для семьи годится только ТА девушка…

И, даже если Адам узнает, скажет, что я виновата…

Свысока подумает, что я не пригодная даже для рождения.

Даже глупые овцы несут приплод каждый год, а я не смогла…

Точно испорченная! Слишком долго в девках ходила, проблем только нажила…

То ли дело его невеста – свежая и прекрасная, как лепесток розы в росе.

Пусть эта красотка Адаму и родит… Кучу здоровенных сыновей. На чистом воздухе, в хорошей обстановке…

– Эва, подумай. Не спеши с выводами. Я бы хотел видеть тебя счастливой.

– А я хотела бы быть счастливой. С ним, – добавила с горечью. – Но все, что происходило рядом с этим мужчиной, было самообманом. И вот чем это обернулось для меня… Прости, па. Я не хочу его ни видеть, ни слышать, ни говорить о нем.

В глазах отца промелькнул какой-то протест.

– Этот мужчина прилетел тебя спасать, снес ворота элитного заведения, как фантик, и дал в рожу министру. Я готов спорить, что он меня узнал, но все равно не побоялся двинуть мне кулаком по лицу, когда подумал, будто я представляю для тебя опасность. Все очень неоднозначно, Эва. Хочешь знать мое мнение, он должен быть в курсе того, что стряслось. Думаю, это важно.

– А мне важно сохранить себя. Я по кусочкам разваливаюсь, как ты этого не понимаешь?! – я отвернулась к стене. – Уходи. Не жду, что ты поймешь. Ты же совсем меня не знаешь. Совсем… Может быть, ты начнешь строить мою жизнь, как считаешь нужным! Если так, то я зря тебе открылась и доверилась… Лучше быть одной, совсем без родителей…

– Я так не сделаю. Просто сказал свое мнение. Как информация к размышлению. Во вред тебе и за твоей спиной я ничего делать не стану. Обещаю.

После случившегося мне понадобилось долгих несколько месяцев, чтобы побороть тотальное нежелание делать что-либо. Ничто меня не радовало, все казалось серым, тусклым, лишенным смысла. Мне достались лучшие врачи из лучшей клиники, они восстановили меня, сделав, как новенькую! Даже психолог со мной поработал.

Но я все равно не испытывала страсти к жизни, как раньше. Ничего не хотелось… Даже есть.

Я смотрела в зеркало и грустно улыбалась самой себе: смотри, Эва, ты похудела, как и хотела. Тут, наверное, даже сорок четвертый размер будет велик!

Первый месяц был пущен мной на самотек. Слишком больно. Слишком печально… Я понимала, что такую беременность оставить было нельзя, ни в коем случае. Умом понимала, но сердце кровоточило. Было сложно переступить через это тотальное, всеобъемлющее горе и принять его, как данность.

Нанятый хороший психолог был бессилен. Мы многое обсудили, я поняла и приняла и потерю беременности, и разрыв отношений… С Ринатой, в том числе. Но я не получила особенного облегчения, потому что и без этого ощущала себя пустой.

Я чувствовала, что живу бесцельно, что дальше так продолжаться не может. Начала возвращаться к работе. Мое заведение курировали люди отца, и я точно знала, что он из кожи лез, чтобы не ударить в грязь лицом, чтобы все было, как раньше. Мне постоянно присылали отчеты. В том числе и о здании, которое перестраивали под мое новое заведение. Я старалась держаться плана, придуманного мной ранее, потому что сейчас неспособна была выдавать новые идеи.

В поисках нового смысла я много гуляла, посещала мастер-классы, впитывала новые знания, как губка, практиковалась. Все получалось, но, пробуя, я не чувствовала ничего, лишь понимала, что сделала все идеально.

Из моей жизни пропало вдохновение. Это эфемерное понятие, еще более неразличимое чувство или просто веяние момента, но без него все шло по накатанной, по знакомым маршрутам. Даже разговоры с отцом начали выстраиваться по одному и тому же сценарию.

Думаю, я могла бы прожить так еще черт знает сколько, если бы отец не пригласил меня на открытие нового офиса маркетингового агентства. Рината под давлением бросила свой прибыльный бизнес, отдала распоряжение продать его кому угодно.

Отец не стал упускать шанс и купил эту фирму. Через доверенных лиц, разумеется.

Мы говорили об этом. Помнится, я была удивлена, что он решил купить дело Ринаты. Отец же пожал плечами:

– Бизнес хороший, действующий. Рината собрала вокруг себя профессионалов дела. Было бы откровенно несправедливо лишать сотни людей рабочих мест… Почистим немного персонал, но основная масса останется. Проведем ребрендинг названия. Фирма продолжит работать под новым именем со старыми профессионалами своего дела.

Сначала фирма сменила название, буквально в первый же месяц после того, как Рината покинула страну. Через полгода отец решил окончательно избавить от упоминаний Ринаты.

Под новый офис сняли целый этаж в одном из самых дорогих бизнес-центров. Аренда стоила бешеных денег, но и расположение говорило само за себя. Если компания может позволить себе аренду долгосрочную, значит, она крепко стоит на ногах, отбоя от клиентов не будет!

При виде знакомых мест на меня нахлынули воспоминания. Сердце оживилось, пульс участился. Я ощутила, как в меня хлынула жизнь потоком. Это было так необычно! Черт побери… Я поймала свое отражение в зеркальной витрине и посмотрела на себя по-новому, будто видела впервые.

Новое красивое платье, идеальная прическа. Ровный цвет лица. На губах бархатная помада винного цвета. Интересно, оценил бы это Адам?

Прошло много времени. Полных несколько месяцев, а я так и не избавилась от мыслей о нем. Они были приглушенными, я научилась думать о нем без острой боли, обиды, признавала, что хотела от него слишком многого и не говорила об этом прямо, а он просто действовал, как привык.

Отношения – это движения с обеих сторона, а мы двигались рассинхронно, каждый в свою сторону. Поэтому ничего не вышло. Пусть живет, как ему нравится, я тоже буду жить, как смогу.

Я отдавала себе отчет, что могу пересечься с Адамом после возвращения, но, каюсь, хотела, чтобы это не произошло. Я была не уверена, уцелеет ли после этой встречи мой внутренний хрупкий мирок, выстроенный мной на руинах.

В то же время жить вдали от родины стало больше невыносимо. Поэтому, вдыхая воздух большого города, я решила, что больше не сбегу за тысячи километров от дома.

Даже если встречу Адама… Особенно, если встречу Адама.

В старую квартиру я возвращаться не стала. Мне присылали фото, там был сделан хороший ремонт. Все выглядело стильно и так по-новому, дизайн продуман до мелочей. Но я пока жила в отеле и была не готова что-то менять. Я еще не решила, смогу ли я жить в опасной близости от Адама, ведь мы соседи по лестничной площадке.

Однако посетить квартиру все-таки пришлось, когда мне привезли последние предметы мебели, а люди отца якобы были слишком заняты, не смогли приехать и проконтролировать. Наверняка это была одна из уловок отца – дать мне понемногу вернуться к прошлой жизни, коснуться прошлого безболезненно в самом начале.

Я не стала отказываться, взяла на себе ответственность. Приехала на старое место, стараясь контролировать эмоции и думать только о том, зачем я сюда приехала.

Мне установили шкаф во всю стену, с полками-ячейками. Я нагрузила их приятными мелочами. Стало намного уютнее. Капля за каплей начали просачиваться воспоминания, и я поспешила уйти, чтобы не раскиснуть.

Вышла на лестничную площадку и вдруг услышала, как дверь квартиры Адама тоже открывается.

Ощутив себя пойманной, будто на месте преступления, я спешила открыть дверь и выронила ключи. Нагнулась, чтобы поднять их и поняла, что из квартиры кто-то вышел.

Стройные женские ножки в красивых сапожках. Девушка…

Я не осмелилась посмотреть ей в лицо.

Сердце кольнуло неприятно.

Наверное, та самая… Невеста. Нет, скорее уже жена. Мне-то откуда знать, я специально не интересовалась жизнью Адама! Не знала ничего о нем.

Сунув ключи в карман, я поспешила уйти, но встала, как вкопанная, услышав, что меня зовут по имени:

– Эва? Эвелина, это вы, да? Постойте!