Подмастерье палача

ГЛАВА 13

Выйдя, я почувствовал, как на меня тяжелым камнем навалилась усталость, до этого сдерживаемая адреналином, кипевшим в крови и чувством ответственности, требовавшим довести дело до конца. Раз все закончилось, мне теперь больше ничего не было надо, кроме мягкой кровати и крепкого сна.

Мое возвращение домой днем, настолько сильно удивило хозяйку, что, когда та пришла в себя, я уже прошел в свою комнату, где, закрывшись на ключ, лег спать. Проснулся в темноте, но стоило мне понять, что за окном стоит ночь, повернулся на другой бок и снова заснул, чтобы уже встать уже утром, под бой церковных колоколов. Комнату залил солнечный свет, а через открытое окно были слышны, уже ставшие привычными, многоголосые звуки проснувшегося города. Сладко потянувшись, я подумал, что жизнь здесь не так уж примитивна, как мне показалась сначала.

"Прямо приключения из исторического романа, — пришедшее мне в голову сравнение, заставило меня усмехнуться. — Вот уж никогда не думал, что когда-нибудь мне придется пережить подобное. Королевский шпион. Подумать только".

Мысли тут же привычно съехали на мою нынешнюю работу. Судя по собранной мною информации, а также по специфичности, полученных мною, заданий, все выглядело проще и одновременно сложнее той работы, которой мне приходилось заниматься в прошлой жизни. Если там передо мной ставили конкретные задания, то здесь средневековый шпион вместо добывания конкретных сведений, собирал данные о численности войск потенциального противника и его вооружения, о соотношении сил между придворными группировками, размерах государственной казны, сильных и слабых сторонах королей и императоров. Как я уже понял, разведчики средневековья должны были разбираться в дипломатии и военном деле, истории и географии, экономике и торговле, при этом быть хорошими актерами, чтобы выглядеть теми людьми, за которых себя выдавали. Вместе со всем этим они должны искать нужных людей — источники информации и одновременно плести интриги, чтобы уничтожить врагов короля, причем не стесняясь в средствах. Здесь все шло в ход — подметные письма и грязные слухи, яд и наемные убийцы, подкуп и предательство. При этом шпионов не мучили угрызения совести, потому что уже в эти времена возобладала идея еще не родившегося итальянского философа Никколо Макиавелли: не отклоняйся от добра, когда возможно, и становись на путь зла, когда это необходимо для блага государства. По его мнению, в государственных делах нельзя руководствоваться такими понятиями, как справедливость и несправедливость, гуманность и жестокость, слава и позор, а значит, для достижения цели все средства хороши.

Прокрутив все это у себя в голове, я вздохнул: — Тяжело придется, а с другой стороны, когда мне было легко? Вот только надо подучиться, да над психологией не мешало бы поработать. Пару специальностей бы освоить, а то ведь кроме палача, смогу изобразить лишь бродягу… да еще разбойника. Тут много ума не надо, но и важной информации не получишь. Для этого нужно поднимать планку на уровень дворянина, но для этого у меня нет ни родословной, ни соответствующих манер, ни умения сражаться на мечах. Интересно, а как выкручивался, в таких ситуациях, прежний Клод Ватель? Может на монаха поучиться, ведь латынь у меня временами проскакивает? Дьявол! срочно нужны учителя! Вот только что для меня лучше, не имею ни малейшего понятия, к тому же непонятно, какая ждет меня впереди работа? Хорошо, если в городе работать придется, а если прямо сейчас куда-то ехать надо? Посоветоваться бы! Только с кем? Палач и Жерар отпадают. Остается Анри. Только этот тип еще тот!".

Приведя себя в порядок, я вышел и поздоровался с мадам Бове, которая, судя по пустой корзинке, стоявшей на столе, собиралась на рынок.

— Сударь! Вы уже встали! А то я уже начала беспокоиться, не случилось ли чего с вами. Вы не заболели? У вас все хорошо?

— Спасибо, мадам Бове. У меня все хорошо, просто много дел.

Выйдя на улицу, с удовольствием вздохнул запах свежевыпеченного хлеба, поздоровался с пекарем и его учеником, после чего отправился по хорошо знакомому маршруту, в "Дубовый лист". Настроение было хорошее. Во-первых, выспался и отдохнул, а во-вторых, я уже прикинул, что если оружейник мне скинет двадцать процентов в цене, то я смогу себе позволить миланскую кольчугу, тем более что арбалет мне уже покупать не надо.

"Кстати, надо узнать цену на кольцо, которое мне "подарили" ювелиры. В конце концов, если я заберу треть суммы, что лежит у ювелиров, то вообще без проблем куплю себе железную одежку. С другой стороны, что я уперся именно в эту кольчугу? Есть же б/у. Почему их не взять? Треть цены от миланской. Или купить кирасу. Снял — надел. Черт, как трудно судить о вещах, при этом не зная, что для меня будет лучше. Нет, надо посоветоваться со знающим человеком".

На эту роль я определил хозяина постоялого двора, ведь кому, как не ему, бывшему наемнику, знать все о доспехах. Жерар встретил меня со своей традиционной зловещей ухмылкой. Другой бы человек посчитал, что тот вынашивает нехорошие планы в отношении него, но я видел, что тот искренне рад моему появлению.

— Вот теперь ты, Клод, на приличного человека похож. Тебе бы живот отрастить, да в глазах благодушия прибавить, можно и в лавку сажать, — пошутил он.

— Не дождешься. Что нового?

— Шотландцы тебя спрашивали.

— Что на завтрак?

— Тушеная зайчатина, жаркое из баранины в чесночном соусе, телячий паштет…

— Давай жаркое. Только чуть попозже. Сначала зайду к шотландцам.

Всю компанию я нашел в комнате, в которую сняли для раненого, где они, похоже, отмечали успешное окончание дела. Пришлось и мне с ними выпить, после чего я закрыл с ними договор, сказав, что остальные деньги они могут забрать у Жерара, которого прямо сейчас предупрежу. Им было очень интересно понять, что я за человек, но получив скользкие и уклончивые ответы, прекратили расспросы, что никак не сказалось на их радушии и доброжелательности.

— Ты действительно был подмастерьем палача? — спросил меня Алан.

— Это что-то меняет?

— Для нас — нет. Просто сначала ты мне не показался человеком, который умеет держать в руке меч.

Насколько я понял, это было образное выражение, означавшее похвалу человеку, в котором шотландец видел настоящего мужчину. Еще раз пожелав скорейшего выздоровления раненому, я спустился вниз и предупредил хозяина насчет расчета с наемниками, потом поинтересовался его мнением по поводу кольчуг.

— Миланская? Это еще смотреть надо. Наши оружейники, незнающему человеку, могут что угодно продать. Только я тебе так скажу, Клод, кольчуга, скрытая под одеждой, хороша для тайных дел, когда у твоего врага кинжал или нож, а для путешествий, про которые ты говоришь, она бесполезна. Она не защитит тебя ни от стрелы разбойника, ни от меча наемника. Лучше поинтересуйся у купцов, которые половину жизни проводят в дороге, носят ли они кольчугу, и они тебе скажут, что нет, а нанимают себе для охраны наемников. Так что, когда соберешься путешествовать, езжай лучше с купеческим обозом. Или найми себе телохранителей.

— А по оружию что посоветуешь?

— Ты же сам мне сказал, что кроме кинжала ничем не владеешь, так что нет смысла попусту болтать языком. Добавлю только, что мог бы взяться за твое обучение, но даже в этом случае понадобится полгода, что ты смог научиться прилично владеть мечом.

— Я подумаю над твоими словами, Жерар, а пока пойду поем.

После сытного завтрака, встал, расплатился, махнул рукой бывшему наемнику и получив в ответ его кривую ухмылку, вышел на улицу.

Я рассчитывал, что у меня будет несколько дней отдыха, пока Анри и остальные будут заняты делом "Красных плащей". Правда, была вероятность, если у них что-то пойдет не так, они могут списать свою неудачу на меня. Как бы то ни было, мне оставалось ждать и надеяться, что все сложится хорошо.

Решив не терять времени попусту, я направился к оружейнику, держащему тир. Пока шла тренировка, хозяин подсказывал и давал советы.

Честно говоря, веры в арбалет у меня не было, но тут мне приходилось довольствоваться фразой: пусть хоть что-то будет. На меня произвела весьма сильное впечатление схватка гиганта Франсуа с шотландцами, которая дала мне четко понять, что такое профессиональный солдат.

"Любой из них за минуту порубит меня в капусту и даже не вспотеет. Начать тренировки с оружием? Даже не знаю. Полгода, это приличный срок. Хм. Но тот же Клод Видаль как-то выкручивался. Охмурял служанок, подкупал слуг. Хм. Все-таки интересно, кто его хотел убить?".

Снова походил по лавкам ремесленников, но теперь у меня был специфический интерес, так как я присматривался не к товару, а к профессии. Если мне придется куда-то ехать, то надо кого-то изображать.

"Только кого? Нет, можно, конечно, стать мелким торговцем горшками или сыром, вот только скажите мне: где и у кого тогда добывать нужную информацию? С другой стороны, а почему мне будет нужна маскировка?

Ведь все будет зависеть от задания".

Несмотря на сомнения и колебания, два дня промелькнули быстро, а на утро третьего дня прибежал мальчишка от Жерара. Мне предлагалось к полудню прибыть на постоялый двор. На встречу шел с чувством тревоги, так как вопрос со мной был еще не закрыт. С Анри мы встретились в той же комнате, на втором этаже, и опять королевский резидент пил вино.

— Садись, Клод. Вина хочешь? — лицо спокойное, а глаза, как два сверла.

— Не хочу, — ответил я, сел и замер в ожидании. Что меня ждет: пряник или кнут?

— Ты даже не понимаешь, Клод, как тебе повезло. Впрочем, как и мне. Ты мне жизнь спас, а я, поверь, умею быть благодарным. Но об этом позже. М-м-м… Скажу прямо: королевский прево остался не совсем доволен, как был выполнен его приказ, но насколько мне стало известно, ты и так не ходишь в его любимцах. Ему очень хотелось отправить тебя на виселицу, но за тебя перед королем вступился Оливье, поэтому все закончилось почти хорошо. Твой друг Гошье, как оказалось, тоже не пылает к тебе любовью, — и Анри засмеялся своей глупой шутке.

По всему было видно, что у резидента отличное настроение. Последний раз, когда мы виделись, он на меня зверем смотрел, а теперь смеется и шутит. Верить его словам я не стал, но выводы определенные сделал. Похоже, они все же сумели взять всех, кого наметили, а значит, Анри без награды не остался. Меня тоже козлом отпущения не делает, или как здесь любят говорить: не повесили — уже хорошо.

— Молчишь? Ну и молчи. Еще скажу. Не зря Оливье о тебе хорошо отзывался. Да и мне ты понравился, Ватель. Ловкий, сообразительный, храбрый, а то, что ты излишне прыток, так эту дурь я бы из тебя быстро выбил. Мне такой человек нужен, вот только не судьба. Опять молчишь?

— Честно говоря, сударь, из того, что вы тут наговорили, я мало что понял, за исключением того, что вешать меня пока не будут.

— Смешно тебе, да? А я, между прочим, просил оставить тебя при мне. Со временем вырос бы до моего помощника. Так нет, отказали.

— Благодарю за доверие, сударь. Мне весьма лестны ваши слова, — и я слегка поклонился Анри.

— Это плата за твою работу, — и на стол плюхнулся с приятным звоном кошелек.

— Всегда готов к услугам его величества, — произнес я слова благодарности, а затем с довольным видом сгреб кошелек, так как несмотря на скептицизм Жерара, все еще не расстался с мыслью о покупке кольчуги. — И вас, сударь, еще раз хочу поблагодарить за хорошее ко мне отношение.

При моих словах на лице Анри появилась снисходительно- покровительственная улыбка, которая означала: гни спину, кланяйся ниже — человеком будешь. Ничего обидного в этом для меня уже не было, так как лесть была здесь широко распространённой практикой в человеческих отношениях.

— Я перед тобой в долгу, Клод. И не надо делать смущенное лицо, все равно не верю. Так вот, сегодня я верну тебе долг, а для начала доверю тебе государственную тайну. Два дня тому назад был схвачен лейтенант городской стражи, Бертран ле Ватре. Ты его знаешь?

— Видел. Мужчина лет сорока пяти, с седыми висками и усами.

— Так вот, Бертран ле Ватре, оказался государственным преступником.

— Зачем вы мне это говорите? Или я имею к нему какое-то отношение?

— Имеешь, так же, как и я. Его величеству я служу верой и правдой уже много лет, оказывая королевскому дому многие важные услуги и вот теперь, в качестве награды мне даровали дом изменника, а также все, что в нем находится.

— Достойная награда для слуги короля. Поздравляю вас, сударь, от всей души.

— У меня уже есть хороший, удобный дом, рядом с улицей Менял, а этот я попросил… — он замолчал, нагнетая напряжение, затем хитро усмехнувшись, продолжил, — для своего сына. У нас назначена свадьба на день Господнего Преображения. Это будет отцовский подарок моему сыну.

Если он думал, что я сейчас ощутил большое разочарование, то сильно ошибался, так как я немного изучил его характер, поэтому ожидал от него нечто подобное. Ему одновременно хотелось и поддеть меня, и похвастаться. Да, я спас ему жизнь, но кто я такой, чтобы получать такие ценные подарки? С другой стороны, он мог просто кинуть мне кошелек, а затем показать на дверь, но видно в нем осталась капелька благородства, раз он решил отблагодарить меня еще чем-то, кроме королевских денег.

— Замечательный подарок. Я думаю, что ваш сын оценит его по достоинству.

— У меня хороший сын. Он, как должно, почитает своих отца и мать. Мне… Так к чему я все это тебе говорю? Сегодня, в часу девятом (около трех часов дня) к бывшему дому изменника придут два чиновника и писец из мэрии, которым я вручу дарственную. Они ее засвидетельствуют, получат плату, а затем вручат мне ключи от дома. Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Думаю, ты не откажешься выбрать себе там что-нибудь достойное, в подарок.

После столь необычного предложения я долго и многословно благодарил Анри, а тот в ответ благосклонно кивал в такт моим похвалам. После чего мы выпили, теперь уже вместе, за успех нашего дела, а затем отправились к дому бывшего лейтенанта городской стражи. Я шел рядом со счастливым Анри и думал о том, что ведь он в действительности чувствует себя честным и благородным человеком, отблагодарив человека, который спас ему жизнь, чужим добром.

Процесс передачи дома не занял много времени, так как был решен и согласован в мэрии, и передача ключей была скорее дань традиции, правда, при этом владелец должен был убедиться, что дом, пока стоял без хозяина, не ограбили подчистую. Впрочем, подобное могло заботить лишь обычного покупателя дома, но не Анри, доверенного человека Тристана Л" Эрмита, главы королевской судебной и уголовной администрации.

Сначала переступил порог новый хозяин дома, а вслед за ним зашли чиновники и писец. Последним вошел я. Новый хозяин дома быстро прошелся по комнатам, а когда убедился, что все в полном порядке, отдал деньги чиновникам для городской казны, после чего те удалились.

— Походи по комнатам, посмотри, может тебе что-то понравится, а потом поговорим, — сказал мне Анри, садясь в резное кресло, стоящее в гостиной. — Я буду здесь.

Коротко кивнув, я отправился осматривать дом. Судя по тому, что новый хозяин дома не пошел вслед за мной, он уже был здесь. Некоторые шкафы и сундуки были открыты и заглянув внутрь, можно было увидеть одежду и обувь. На втором этаже, в спальне хозяина дома, я нашел только с десяток баночек и пузырьков с духами и притираниями, зато в кабине на стенах висели доспехи и оружие, вот только кольчуги там для меня не нашлось.

"Может прихватить какой-нибудь меч? — мельком подумал я, глядя на тройку мечей, висевших веером на стене, но стоило мне отвести от них взгляд, как мысль исчезла. Подошел к гобелену с изображением четырнадцати человеческих фигурок. Одни из них отображали человеческие пороки, а другие — достоинства. Неожиданно в коридоре послышались шаги, а затем на пороге показался Анри.

— Понравился? — поинтересовался он.

— Просто интересно.

— А мне очень нравится этот гобелен. Он называется "Семь добродетелей и семь грехов". Гнев, гордыня, печаль, прелюбодеяние, сребролюбие, тщеславие, уныние и чревоугодие, которым противостоят кротость, любовь, смирение, терпение, умеренность, усердие, целомудрие. Все это знают, но до сих пор ведутся споры между богословами и теологами о том, по какому пути должен идти человек, чтобы сохранить свою бессмертную душу: сосредоточиться на борьбе с грехами или просто следовать добродетелям, — я с некоторым удивлением посмотрел на него, так как он открылся для меня с неожиданной стороны. Увидев это, он усмехнулся и неожиданно спросил. — Удивил тебя?

— Честно говоря, да.

Я ожидал, что он пуститься в дальнейшие разъяснения, попытается еще чем-то удивить меня или похвастаться, но вместо этого он спросил:

— Ну что? Ничего не присмотрел для себя?

— Нет. Я снимаю комнату…

— Знаю, у вдовы пекаря Бове. Даже, наверно, могу сказать, что у тебя лежит в сундуке. Пара нижнего белья, шоссы, две рубашки, камзол и плащ. Угадал?

— Не совсем, сударь. Плаща у меня нет, зато есть праздничный костюм.

— Да ты, богатый человек, Клод Ватель, — засмеялся Анри, которого еще не отпускало хорошее настроение. — Меч не нужен?

— Нет, благодарю.

— Тогда пошли. Хочу тебе кое-что показать.

Спустя несколько минут мы вошли в комнату, где хранился гардероб бывшего хозяина. Анри подошел к большому сундуку, откинул крышку, порылся в груде вещей, и вытащил на свет плащ с капюшоном, подбитый мехом какого-то животного.

— Ты сказал, что у тебя плаща нет, так вот, держи. Почти новый. Мех выдры, так что не промокнешь, — он снова засмеялся.

"Плащ, это хорошо, — подумал я, взяв в руки подарок, — вот только у Анри уж больно хитрое выражение на роже. Неужели какой-то сюрприз приготовил?".

Подойдя к другому сундуку, он достал из кармана ключ, щелкнул замком и откинул крышку. Я подошел поближе. Сверху лежал наряд, вот только он не морщился складками, как обычная, свернутая одежда. Анри бросил на меня внимательный взгляд: понял ли я его секрет?

— Тайная броня?

— Догадался. Держи, твое.

Положив плащ на табурет, я взял в руки камзол из темно-синего бархата. Он был тяжелым, не менее шести-семи килограмм весом. Положив его, на крышку стоящего рядом сундука, начал прощупывать его изнанку. Все оказалось очень просто: внутри оказалась, искусно вшитая в верхнюю одежду, мягкая кожаная куртка с короткими руками, обшитая металлическими пластинками. О такой куртке я думал в свое время, но не в сочетании с верхней одеждой. Бархат был не только сильно потерт, но и зашит в двух местах.

"Отличная идея. Закажу себе новый, только посажу на пуговицы. То, что мне нужно".

— Как тебе? — с некоторым бахвальством в голосе спросил меня Анри, заметив, как у меня загорелись глаза.

— Просто нет слов благодарности…

— Погоди. Ты посмотри еще на это, — и он достал пышный берет с серебряной заколкой, крепящей перо. Правда, как головной убор, он был безнадежно испорчен, проще сказать, разрублен, но стоило Анри перевернуть его, как я увидел внутри металлическую основу.

— Бери. Теперь это все твое.

— Сударь, просто не нахожу слов для вашей щедрости…

— Клод, я люблю лесть, но при этом неплохо разбираюсь в людях, поэтому брось валять дурака, — Анри сбросил маску радушного хозяина. — Буду рад, если когда-нибудь эти вещи спасут тебе жизнь, как ты спас ее мне. Теперь идем, я тебя провожу.

Уложив подарки в полотняную сумку, я попрощался и ушел. Неожиданные дары Анри показали мне другую, неизвестную мне возможность использования обычной одежды в качестве тайной защиты. Напрочь выбросив из головы мысли о кольчуги, я сразу отправился к ворчуну — портному. Хотя при виде меня он опять состроил недовольную гримасу, но я-то видел, что он мне рад, как человеку, который дает ему работу и платит неплохие деньги. Выложив перед ним камзол, я спросил его, сможет ли он сделать нечто подобное, так как подарок Анри для носки был мало пригоден. Портной какое-то время крутил камзол, щупал материал, изучал швы на кожаной основе, потом сказал, что сделает, причем намного лучше. Мы немного поспорили из-за пуговиц, но я сумел настоять на своем, зато портной отыгрался на мне, предложив свою модель. Тут я не стал спорить. Затем мы определились с тканью, решив, что для камзола подойдет материал из английской шерсти синего цвета, которая хорошо тянется, с ярко-голубыми вставками на рукавах.

"Строго, но со вкусом. Как раз для среднезажиточного буржуа".

Оставив задаток, я отправился в лавку, где торговали головными уборами, а уже оттуда меня направили к мастеру, у которого, как мне сказали, есть опыт в этих делах. В стальной шапочке нужно было сменить матерчатую подкладку, а наверх мастер посоветовал мне тюрбан причудливой формы с хвостом, который забрасывался на плечо. Во-первых, соответствует последней бургундской моде, а во-вторых, оказалось, что приличные буржуа береты не носят, в-третьих, он отлично скрывал металлическую основу моего головного убора. Я прикинул и решил, что мой будущий костюм великолепно подходит к роли зажиточного горожанина.

Одежда в этой эпохе являлась своеобразной лакмусовой бумажкой для определения человека. Именно по ней можно легко узнать шлюху и горожанина, еврея и буржуа, профессора университета и дворянина. Новая одежда говорила о том, у меня есть деньги. Не самый дорогой материал и отсутствие украшений, в виде перстней или серебряных пряжек на обуви, могли подсказать сведущему человеку, что хозяин этой одежды небогат. Неяркие цвета означали, что я человек строгих правил и не позволяю себе излишеств в жизни. Отсюда внимательный взгляд средневекового человека сразу сделает вывод в отношение меня: обычный мелкий буржуа.

Выйдя из мастерской, я посмотрел на свою обувь, сшитую из мягкой кожи, и подумал, что раз уж взялся, так надо полностью менять весь свой облик, после чего отправился к сапожнику. Принял меня подмастерье, но, стоило объяснить парню, чего я хочу, как тот почесал в затылке, а потом сказал, что без мастера тут не обойдешься. Хозяин, выслушал меня и неожиданно сказал, что уже сталкивался с такой обувью, а затем принес солдатские полусапожки бургундских конных стрелков. Он их так назвал, а затем объяснил, что стрелки действовали не только верхом, но и спешившись, а значит им обувь шили как для верховой езды, так и для ходьбы пешком. Причем именно для них специально шили сапоги не с длинным, а с круглым носком. Пока я их рассматривал, он сходил и принес другую модель — высокие ботинки, застегивающиеся на пряжку, с толстой подошвой, подбитой гвоздями. Эта была почти современная модель обуви, вот только солдаты ее сильно не любили по одной простой причине. Подошва подшивалась к верхней части башмака, после чего его выворачивали так, что все швы оказались внутри, а уже затем снаружи подшивалась толстая подметка. Так как носков и портянок в это время не было, грубые швы внутри такой обуви быстро натирали ноги. Для меня тут не было никакой проблемы, так как портянки научился крутить еще с курсантских времен, поэтому я сразу дал добро на их пошив. При этом я попросил вставить в носки сапог металлические вставки. Мастер отнесся к моему "капризу" с пониманием, но при этом никак не мог понять, зачем ему надо делать отдельно сапоги на левую и правую ноги. Так как спор грозил затянуться, я сказал, пусть делает по старинке. Обрадованный сапожник быстро снял с меня мерки, после чего я вручил ему задаток и пошел в "Дубовый лист".

Войдя в зал таверны, я обрадовался, увидев хозяина на рабочем месте, так как нередко, в дневную жару, он позволял себе часок-другой прикорнуть в тени. Когда я похвастался "тайной броней", а он мне сказал, что уже видел нечто подобное у германца-наемника, командира одного из вольных отрядов. Поговорили с ним о том, о сем, выпили по стаканчику вина, потом он вдруг меня спросил: — Не надумал научиться владеть каким-нибудь оружием?

— Ты что-то хочешь предложить? — спросил я его напрямик.

— Знаешь, после нашего разговора, я вспомнил об одном своем знакомом. Мы когда-то служили с ним вместе в одном отряде, потом расстались на долгие годы, а весной, в третье воскресенье Великого поста, я вдруг неожиданно встретил его в церкви. К чему я это тебе говорю? Он мне рассказал, что открыл у нас в городе школу фехтования и хороших манер. Да, забыл тебе сказать: он из благородных, но вроде не кичиться этим, хотя похвастаться перед людьми шестью поколениями благородных предков не прочь. Если желаешь, можешь с ним поговорить.

"Манеры? Почему бы и нет. Денег у меня сейчас на все хватит, — прикинул я, а затем спросил Жерара: — А где его можно найти?

Шевалье Луи де Жуавиль оказался мужчиной лет под сорок, жилистый, со спортивной фигурой. После короткого знакомства, он поинтересовался: — Что вы хотите изучать?

В лучших еврейских традициях, я ответил ему вопросом на вопрос: — А что вы можете предложить мне, шевалье?

— Мне доводилось много путешествовать, поэтому неплохо знаю язык венецианских и флорентийских купцов, смогу договориться с крестьянином из германских княжеств. Довелось также бывать в Кастилии и Арагоне. Изучал нравы людей и обычаи. Знаю манеры придворных этих стран, хотя при дворах государей бывать мне не приходилось. Скажу прямо, охоте и танцам я вас учить не собираюсь, но после моих занятий вы будете знать правила приличия и вежливости, получите умение обхождения с дамами, а также научитесь читать дворянские гербы. Могу дать уроки владения мечом, пикой, булавой и стрельбы из арбалета. Недурно играю на лютне и пою. У меня не "медовые уста", как говорят о менестрелях с чарующим голосом, но дамам мое пение всегда нравилось. Кстати, могу дать советы, как вести себя с женщинами. Хотя вам, с вашей внешностью, — он как-то по-особенному, цепко и внимательно посмотрел на меня, — думаю, они не понадобятся. Итак, Клод, что вы выбираете?

— Мне будут интересны ваши рассказы о жизни и обычаях в дальних странах, правила хорошего тона, геральдика и стрельба из арбалета. От знания языков я бы тоже не отказался.

— Собрались путешествовать? — поинтересовался как бы между прочим.

Теперь наступила моя очередь одарить его цепким и внимательным взглядом. Шевалье угадал скрытый в нем вопрос и ответил: — Спросил чисто из любопытства. Скажу честно, меня снова тянет меня путешествовать, хочется увидеть новые места.

— Тогда почему сидите в городе? Телом вы не стары. На коня и в путь.

— Желаете знать? — я кивнул. — Извольте.

Шевалье действительно оказался человеком интересной судьбы. Он был четвертым ребенком в семье виконта и до девятнадцати лет жил в замке своего отца. Рассчитывать на наследство ему не приходилось, военное дело его не привлекало, но при этом он хорошо владел оружием. Ничего удивительного в этом не было: его отец половину своей жизни провел на войне. У Луи было два пути: стать монахом или идти своим путем. Он выбрал последнее. Прибыв к графу де Сент-Мор, боевому соратнику его отца, с рекомендательным письмом, он был хорошо принят и стал оруженосцем в его свите, вот только молодого человека хватило на полгода придворной жизни.

— Не поверите, Клод, охота графа собирала до десятка дворян — соседей, и каждый из них приезжал с десятком оруженосцев, пажей и слуг. А какие пиры закатывались! До самого утра! Играли музыканты, между столами бродили жонглеры и фокусники. За столами сидели гости, наряженные в разноцветные шелка, камзолы мужчин и наряды дам расшиты прекрасными узорами. Ах, сколько там было прекрасных дам, которые дарили мне любовь. Именно тогда я научился играть на лютне и петь, а также всем тонкостям обращения с женщинами. Иногда мне бывает жаль, что все это уже осталось в прошлом.

— Так почему вы, сударь, сейчас вздыхаете и печалитесь о том времени. Почему вы не остались при дворе графа, где возможно нашли бы свою любовь, а вместе с ней роскошь и богатство?

— Это сейчас я жалею об этом, глядя на то время с высоты прожитых лет, а тогда я считал, что такая жизнь не по мне. Мне хотелось свободы и решительных поступков, которые помогут мне стать настоящим мужчиной. Исполнившись веры в своем решении, я сел на лошадь и уехал в поисках своего места в жизни. Вот только деньги быстро кончились, а знаний, которые могли бы пригодиться в мирной жизни у меня не было, поэтому пришлось, скрипя сердцем, податься в наемники.

Около двух лет Луи колесил по стране, в составе вольного отряда. Участвовал в боях, засадах и штурмах. За это время заработал два шрама и неплохие деньги. После второго полученного им ранения отлежался, но возвращаться в свой отряд не стал, а поехал в Италию, наслушавшись рассказов своего приятеля — генуэзца. Из Генуи через какое-то время перебрался во Флоренцию, где с ним случилась почти романтическая история. Любовь прекрасной дамы и ссора с ее женихом, которого он убил на дуэли. Пришлось срочно бежать, спасаясь от наемных убийц, после чего шевалье оказался в германских княжествах. Чтобы заработать денег ему снова пришлось стать наемником. Спустя какое-то время вернулся во Францию. Был капитаном, участвовал в военной компании против короля на стороне бургундцев, потом по велению изворотливой судьбы оказался на службе у Людовика де Люксембург, графа де Сен-Поля. Спустя полгода, дезертировал и приехал в Тур, где встретил и влюбился в дочь богатого купца. Женился, но счастье оказалось недолгим — жена и ребенок умерли при родах, что здесь было обычным делом. Тесть, с которым он неплохо ладил, видя его тоску, предложил пойти к нему начальником стражи, на что он дал согласие, лишь бы не сидеть дома. Около года ходил с обозами, пока не был ранен в схватке с разбойниками. Им тогда удалось отбиться и его привезли обратно, в Тур. Встав на ноги, понял, что ему не скоро придется путешествовать, так как он стал прихрамывать, и чтобы прийти в хорошую физическую форму и не сидеть на шее у тестя, Луи решил временно открыть частную школу.

Шевалье показался мне довольно честным и открытым человеком. Он много знал и рассказывал мне о том, что видел собственными глазами, причем нередко иллюстрировал свои наблюдения примерами из своего жизненного опыта. Правда, насчет дворянского гонора, Жерар оказался не прав, шевалье любил подчеркивать свое происхождение. Даже несколько занятий с ним мне дали много деталей из жизни людей, которые я наблюдал, но не задумывался над их смыслом. Взять хотя бы перчатки. Оказывается, в эти времена, как и кинжал на поясе, они являлись статусной принадлежностью костюма дворянина. Прогуливаясь, знать надевала перчатку только на левую руку, а вторую держали в руке. Обе перчатки надевались только во время охоты, а входя в церковь и во время танцев обе перчатки снимали и засовывали за пояс.

Вместе с занятиями по языкам, географии и хорошим манерам я заново привыкал к седлу, тренировался в стрельбе из арбалета и рукопашном бое, для чего устраивал драки в тавернах. Здесь это было несложно сделать, так как в эти времена человек не стеснялся внешних проявлений своего настроения. Начиналось с ругани и плевков в лицо, а затем выливалось в драку, а то и поножовщину, к тому же городская стража смотрела на подобные нарушения порядка сквозь пальцы. В городе было много таверн и пьяных задир, а стражников приходилось на весь город сорок человек, да и те делились на дневную и ночную стражу.

В попытках понять, какими умениями обладал прежний хозяина тела, я неожиданно обнаружил, что могу крутить "колесо" и обладаю начальными навыками жонглирования, после чего я решил, при случае, попробовать взять несколько уроков у уличных артистов. Вряд ли я когда-нибудь освою эту профессию, но при особой нужде возможно получится изобразить из себя лицедея.

Пару раз заходил в церковь, но не молиться, а понять, что стоит за фанатичной верой в бога простого человека. Если судить внешне, то вера в Средневековье являлась настолько естественной и всеобъемлющей, что сомневаться в существовании бога, рая и ада, святых и библейских историй, обычному человеку даже в голову не приходило. Люди искренне верили и в церковь приходили отнюдь не для развлечения, а для общения с высшим существом, которое следит за ними сверху, а читавший проповедь священник был в глазах прихожан первую очередь мерилом нравственности и голосом всевышнего, а только потом продавцом церковного вина и благословений. Хотя одно другому здесь, похоже, никогда не мешало.

По вечерам, ужиная у Жерара, когда было настроение, слушал его истории из жизни наемников. Часть деталей он скрывал, но нетрудно было понять, как и другие наемники грабил, убивал и насиловал. Время такое — без насилия никак. Именно он дал мне подробный расклад по наемникам и бандитам на дорогах Франции. Первыми в его списке шли отряды наемников, имевшие полуофициальный статус, которые в свое время прибыли в страну по приглашению той или иной враждующей стороны, а когда закончился контракт, стали предлагать свои услуги графам или герцогам. Их интересовало лишь золота, которое им могут заплатить за взятые штурмом города, сожженные деревни, за грабежи и убийства. Как писали местные историки в своих хрониках: "эти солдаты — бездушные люди, которые не питают уважения к чести и справедливости, а вместо этого занимаются развратом, пьянством, грабежами и убийствами. Они находятся полностью во власти дьявола, который тащит их туда, куда ему вздумается". Действия таких отрядов, как мне сказал бывший наемник, полностью зависели от крепости духа и личной смелости их командира.

Далее шли шайки жестоких и беспощадных разбойников, которые старались не оставлять свидетелей своих страшных дел. Это на них охотились королевские жандармы, безжалостно убивая, а оставшихся в живых развешивали на суках близлежащих деревьев, для устрашения остальных негодяев.

Помимо них, в основном, вблизи крупных городов, бродили группы мужчин, состоящие из отбросов общества. В основном это были должники всех мастей, изгнанные мелкие преступники и прочий сброд, который городская стража, время от времени, выставляла за городские стены после очередной чистки. Они выживали главным образом за счет попрошайничества и мелких краж, но иногда занимались поборами и вымогательством у крестьян. "Дюжие нищие", как их именовали хроникеры, по большому счету считались любителями, в отличие от профессиональных грабителей и разбойников на больших дорогах.

Отдельной статьей шли рыцари — разбойники, промышлявшие грабежом на торговых путях. При таких неожиданных встречах торговые люди и путешественники полностью зависели от настроения и характера рыцаря. Мог обречь всех на смерть, а мог, ограбив, отпустить на все четыре стороны.

Чем больше узнавал о местных нравах и жизни вне больших городов, тем сильнее у меня складывалось впечатление, что мне придется прикладывать максимум усилий, для того чтобы выжить, при этом придется еще учитывать специфику моей работы, так как шпионов и лазутчиков, как и во все времена, здесь не любили: пытали, вешали, вспарывали животы, зашивали в мешки и кидали в реку. По пути шпион мог напороться на шайку безжалостных разбойников или отряд наемников, а оказавшись на земле какого-нибудь графа, быть схваченным и брошенном в подвал его замка. Вот только я решил ничего не менять в своей судьбе, причем из-за одного-единственного совпадения, которое связало две жизни и две судьбы: мы были шпионами. Помимо этого, было еще причины. Главная из них, состояла в том, что я окончательно и бесповоротно принял сторону короля несмотря на то, что как человек он мне не нравился. Как бы то ни было, он старался сделать раздробленную Францию единой державой, а что до хитрости, подлости и жестокости Людовика, то такими характеристиками, насколько я мог судить, обладали многие правители и крупные вельможи этого времени. К тому же я уже успел убедиться, что королевская щедрость — это хорошо, а вот королевская немилость — плохо и мне очень не хотелось ощутить ее глубину, тем более что с местным правосудием я знаком не понаслышке.

Много времени отдохнуть мне не дали. На шестой день отпуска рано поутру раздался стук в дверь.

— Сударь! К вам мальчишка прибежал. Из "Дубового листа", — раздался голос хозяйки из-за двери.

"Ну, вот и все. Отпуск закончился, — подумал я и крикнул в ответ: — Слышу, мадам Бове! Пусть ждет!

Приведя себя в порядок, вышел из комнаты и спустился вниз. Прибежавший за мной парнишка с интересом наблюдал, как пекарь вытаскивает хлеб из печи. Я окликнул его, а затем спросил: — Прямо сейчас идти?

— Да, сударь. Я побежал?

— Беги.

Войдя в зал таверны, подошел к Жерару, поздоровался. Губы хозяина скривились уже в привычной для меня в зловещей ухмылке:

— Конь твой, похоже, застоялся.

— Наверху ждут?

Бывший наемник кивнул.