С утра Паше Зудову сделали большой подарок. Он пришёл на остановку, собираясь ехать в отделение, когда к нему подошёл Мазуров.
— Привет, — сказал майор, и за руку оттащил Зудова от уже подошедшего автобуса.
— Ты чего, Михалыч? — удивился Паша.
— Чего-чего, разговор есть. Это ты по тонеру Авезова работаешь?
— Я.
— Наколка есть, что это один из братьев Ким поработал.
— Да ты что! Но мы же уже их проверяли — ничего у них дома нет.
— У них барахло вовсё не дома, а в сарае.
— И сарай проверяли, — начал Павел. Но Мазуров его оборвал.
— Да не их сарай надо было проверять, а соседа. Сарай через один от них.
Паша просто развёл руками.
— Михалыч, откуда ты то всё знаешь?
Тот довольно рассмеялся. Лицо его просто сияло.
— Пораньше надо из дома выходить, Паша. Я уже с пяти утра на ногах. Вышел мусор выносить, а тут один знакомый кент канает. Ты его не знаешь. Телепает страшно, того и гляди сдохнет. Попросил денег на денатурку. Ну, у меня так просто хрен выпросишь, а за информацию могу и угостить. А он только про Кима что и знает. Сам ему той ночью сумки таскал. Значит, сарай у них слева от сарая Кимов, через один, запомнил?
— Через один? — переспросил Павел.
— Ну да. Давай, берите его. Задолбали эти братья уже всех нас.
Именно так же отреагировал на информацию Зудова и Колодников.
— Задолбали меня уже эти братья! Виталик то у нас сидит? Значит и Юрку надо туда же отправить. Паш, давай в прокуратуру, выписывай там полноценный ордер на арест, да надо тряхнуть их по полной программе.
Через час на задворках Соцгорода развивалось своеобразное, и, даже, торжественное действие. Кроме Колодникова и Зудова тут ещё присутствовал Фортуна, два рядовых милиционера, понятые, а так же группа гражданских лиц, наиболее встревоженных всеми этими приготовлениями милиционеров. Это была женщина восточной наружности, постоянно перешёптывающаяся с невысоким, худощавым пареньком с длинным, висячим носом и чёрными, цыганскими глазами. Юра Ким хоть и имел своими предками чистокровных корейцев, но затем их сильно разбавила своей активной кровью мать, Роза, чистокровная цыганка. Рядом с ним топтался невысокий, рябой крепыш — вечный друг и подельник Кима по все воровским делам Валера по кличке Ляга.
— Виталик то где, сидит? — на ходу спросил Колодников Розу.
— Да, скоро прийти должен. Ждём. Особенно Юрка.
— Авось не дождётесь, — предположил Паша Зудов. — Счас вот улики добудем, и Юрика в зону отправим.
После этого они приступили к делу.
— Ваш сарай? — спросил Колодников у невысокого старичка с пропитым лицом.
— Мой, — сознался тот. — А какого хрена вам всем тут надо?
— Открывай сарай.
— Зачем?
— Открывай, говорю! — Колодников начал терять терпение. — Нам что его, взломать?
— А это, от прокурора у вас есть?…
— Есть у нас санкция. Давай, открывай!
Дед нехотя достал из кармана ключи и начал производить с ними длительные и малопонятные манипуляции. Сам сарай старика представлял из себя кирпичную постройку размером с обычный гараж, только ниже в высоту, да вместо обычных для гаража ворот здесь была небольшая, железная дверь, запертая поперечной полосой из железа. Висячий замок старик снял быстро, а потом воткнул в неприметную скважину круглый ключ, и начал крутить его долго и упорно. Продолжалось это минут пять. Наконец самодельный замок поддался, и старик распахнул дверь.
— Ну, молодец, — поощрил его Андрей, — теперь мы посмотрим, что тут у тебя есть.
— Да он не рабочий, прогорел уже давно, — начал было говорить хозяин гаража, но Колодников его не слушал, а нырнул в черноту входа.
— Эй, старик, а где тут у тебя свет включается? — крикнул он уже изнутри сарая.
— А нахрена мне свет? Нету там света. Свечка там есть, слева, на тумбочке.
На помощь Колодникову пришёл Фортуна, всегда таскавший с собой небольшой фонарик. Они вдвоём долго топтались в сарае, так, что были слышны только их приглушённые матерки. Потом они появились на белый свет, и единственной добычей обоих милиционеров был здоровенный, хромоникелевый самогонный аппарат явно заводского изготовления. Старик скривился.
— Да я ж говорю, не рабочий он! Потек, зараза, еще три года назад. Тут аргоновая сварка нужна, а она только на «Металлопласте». А на завод его сейчас не протащишь, — пояснил дед. — Сдать его в скупку надо бы, да жалко. Штука больно хорошая, лет двадцать работала как часы.
— Ты чего мне мозги паришь? При чём тут твой самогонный аппарат? Где ворованные шмотки? — Напустился на него разъярённый Колодников.
— Какие шмотки? — не понял тот.
— Какие Кимы тебе на днях принесли.
— Не было никаких шмоток. Я его, — он кивнул головой в сторону сарая, — уже полгода не открывал. Картошку как последнюю в марте сожрал, так и не ходил сюда.
Колодников вынужден был признаться, что это походило на правду. На всем том хламе, что размещался в сарае, лежал слой пыли толщиной в палец.
— Чёрт, что-то тут не то, — пробормотал он, отходя к машине.
— Может, надули нашего Старого? — предположил Зудов.
— Да, хрен его знает. С Мазуровым это не пройдёт, он же потом отыграется. Это все урки знают. Ну-ка, попробуй вызвать его по рации, — попросил Андрей водителя. Тот взялся за микрофон.
— Сорок-пятьдесят два — десятого. Ответьте.
Рацию Мазуров с собой таскал всегда. Беда была в том, что это был древний, устаревший экземпляр, размещавшийся в специальной сумке, и отказывающий в самые нужные моменты.
— Может, мы пойдем, а? Мы уже не нужны вам, гражданин начальник? — спросила Роза, просто сияющая от счастья.
— Я тебе пойду, на хрен! — огрызнулся Колодников. — Стой тут, жди.
На счастье Мазуров отозвался быстро, сразу.
— Десять вызывает сорок-пятьдесят два. Что у вас?
— Михалыч, в каком сарае хабар Авезова? — спросил Колодников.
— Во втором слева.
— Там ничего нет.
— Как нет? Не может быть.
— Ну, нет и всё! Пусто. Одна пыль!
— Постой, какой сарай, слева, или справа?
— А это как смотреть. По нашу, лицом к сараю — слева.
— Слева? Лицом? Нет, вы что! Слева, это если смотреть из гаража.
Колодников рассвирепел.
— Нет, кто так считает — из гаража!? — завопил он в микрофон. — Все считают — от себя, от себя, снаружи, а не изнутри. Ну, ты!… Чудо!
Из динамика послышался шум и треск, по интонации больше напоминающий короткую матерную фразу. После этого разыскник отключился.
Колодников, а за ним и Фортуна с Зудовым вернулись к гаражам.
— Так, а это чей гараж? — спросил Колодников, тыча пальцем в сторону второго сарая, уже справа.
— Это, это Мироныча, — признался хозяин самогонного аппарата.
— Какого Мироныча? — переспросил Фортуна.
— Ну, из шестого барака, Гринчина.
— Это который умер на прошлой неделе? — понял участковый.
— Ну да. Вот, вчера девять дней было. Дочка выставила литра три всему бараку.
Выслушав этот диалог, Колодников махнул Паше рукой.
— Значит — ничей. Ломай, Паша!
Зудов вооружился найденным у старика в сарае ломом, и за пару минут выкорчевал из двери пробой вместе с замком и какой-то железной полосой. Ким и его подельник смотрели на это зрелище буквально с открытыми ртами. Оба были профессионалами по части «бомбёжки» гаражей, но с такой «квалификацией» сталкивались первый раз.
— Вот бы нам его позавчера, к тому гаражу, — шепнул Ляга на ухо другу.
— Ага, здоровый, бык! Жалко, что мент.
Первым, вооружившись фонарём Фортуны, в сарай нырнул Колодников. Тут же оттуда донесся его восторженный клич: — Есть! Вот они, родные!
Вскоре в сарае зажёгся электрический свет.
— Володя, понятых веди, — скомандовал Колодников.
Этот сарай был довольно обширным, гораздо больше предыдущего. Так что в нём поместились все, и понятые, и подозреваемые. Сюда же протиснулся и владелец самогонного аппарата.
— Ого! — присвистнул он. — Вот это они их натащили!
В самом деле, у дальней стенке сарая лежали всемирно известные клетчатые сумки каждая объемом с половину мавзолея. Было их штук десять, и только пара ближайших уже заметно опала боками, а остальные выгибались упругими боками. Кроме того, тут же стояли два мешка сахара, мешок муки и ещё какие-то коробки с продуктами. Сбоку сиротливо стояли настольные торговые весы.
— Не наше это всё. Мы и не знаем, откуда это. Гараж не наш. Подбросили они нам их, сами менты и подбросили, — начала нараспев Роза, явно извергая все эти речи в сторону понятых.
— Ага, это я всё из кармана достал и незаметно бросил в угол, — съехидничал Колодников, и попробовал поднять одну из сумок. — Вы что, «Газель» что ли нанимали, чтобы всё это перевезти? Тут втроём то не упрешь, в каждой суме килограммов по тридцать.
— Не воровали мы, не наше это, — продолжала петь мама Роза.
— Так, Паша, езжай за Авезовым, пусть опознаёт своё добро, — велел Зудову Андрей. Далее была долгая, нудная процедура переписи найденного, попытки разговорить владельцев хабара.
— Ключи от этого сарая вы где взяли? — напирал Колодников.
— Да нигде мы ключи не брали. Не наше это всё! — настаивала Роза.
— Ну, не компостируй мне мозги, Роза! Сейчас пальчики снимем, и доказательная база у нас будет полная.
— Да, поди, у Машки ключи стащили, внучки Мироныча, — предположил Фортуна. — Она и до смерти деда пила запоями, а сейчас вообще хлещет по чёрному. Тот ветеран был, вот они на его пенсию и жили. А теперь сдохнет с голоду.
Потом приехал Авезов, начал чуть не целовать родные сумки. Подъехал и Сычёв, начавший снимать отпечатки пальцев с гладкой поверхности весов, так же прихваченных вороватыми друзьями из тонера.
— Есть тут пальчики, и хорошие пальчики, — сообщил вскоре он. Рассмотрев на свет пленки с отпечатками, он хмыкнул, и помахал их перед носом Кима. — Юра, эти твои завитки я уже наизусть знаю. А вот и шрамчик косой с твоего указательного пальчика. Так что — колись, милый, пока не поздно. Все улики против тебя.
Ким сморщился так, что Зудов понял, что эксперт прав, и именно этот внук корейца и сын цыганки тащил весы из тонера, и возился с ними в этом сарае.
Дело шло уже к концу, Юру и Лягу запихнули в Уазик, и все начли выходить из сарая, когда Зудов заметил в уголке что-то, похожее на свёрнутый вчетверо листок бумаги. Он поднял свою находку, и, развернув её, изменился в лице.
В это время Фортуна в стороне раскручивал Авезова.
— Нет, Расул, ты что, совсем ох….!? Мы твой хабар нашли? Нашли. Давай, накрывай поляну. Башлять надо за хорошую работу.
Азербайджанец сморщился, но в карман полез.
— Слюшай, совсем дела плёхо идёт, — бормотал он. — Воруют и воруют. Совсем доходу нету.
— Ладно, не жмоться, у тебя ещё три точки по городу, я же знаю.
Подойдя к Колодникову, уже травившему с Сычёвым анекдоты, Зудов тронул его за плечо.
— Андрей, смотри, что я нашёл.
Колодников посмотрел на его бумажку, присвистнул, и велел: — Брось обратно на место, — а потом крикнул на улицу, Фортуне. — Володя, верни понятых.
— А этих?
— Кима не надо.
Через полчаса, уже в отделении милиции он допрашивал Юру Кима. Тому два месяца назад стукнуло шестнадцать, так что вместе с ним в кабинете на законных основаниях присутствовала и мама Роза.
— Ну, про кражу мне всё понятно, — сказал он спустя час после начала допроса. — Ты мне теперь, Юра, расскажи, как вы убили женщину три дня назад?
Эта фраза просто поразила Кима. Он даже вскочил со стула.
— Я!? Женщину!? Какую женщину, что ты мне ещё вешаешь, начальник? Мокруху хочешь повесить?
— Ничего я тебе не вешаю. А женщину вы убили молодую, хорошую, красивую. Кое-какие её документы мы нашли у вас в гараже.
И Колодников показал опешившему малолетке стандартный лист страхового полиса.
— Тут написано: Соенко Наталья Васильевна. А она была найдена мёртвой три дня назад в районе улицы Севастопольской. Это в пятидесяти метрах от этого сарая, и в ста от вашего барака. Денег и документов при ней не было. А теперь её медицинский полис нашли у вас. Как это понимать?
— Говорила я тебе, выкинь ты всё! — неожиданно вступила в диалог Роза. — Ты что, охренел!
— Ага, а сумку то ты забрала? Ты то не охренела?
— Ты что, дурак? Ты чё мелешь? И где?
Для пущей доходчивости она от души добавила матом. Сынок ответил ей тем же.
— Какого х…, я всё выкинул, мама!? Всё!
— А это что!? — заорала мать и, ткнув пальцем в документ, снова поливнула матом, а потом перешла на цыганский язык. Колодникову пришлось успокаивать кровных родственников.
— Так, тихо! Я всё понял. Основные документы ты уничтожил, а это, значит, просмотрел? Уронил?
— Ну да.
— Как ты её убил?
— Я её не убивал, Андрей Викторович! Машина её сбила, мамой клянусь.
— Не клянись ты ей, я её слишком хорошо знаю, сажал три раза, — отмахнулся Колодников в сторону Розы.
— Два, а не три, — поправила Роза.
— Какая разница! Где два, там и три. Хрен вы остановитесь на одном десятке. Так, где вы взяли документы на имя Натальи Соенко?
— Машина эту бабу сбила, мы тут ни при чём, — настаивал Ким. — Она лежала прямо на улице, уже готовая.
— Стоп, а почему ты решил, что её сбила машина? Может, её кто убил, или просто, плохо стало бабе, сердце отказало? Может, это ты её напугал так, что она крякнула?
— Да нет, машина её сбила. Это Ляга мне сказал.
Колодников наморщил лоб.
— Так, как у нас Лягу то по человечески зовут? Максим Сухинин? Максим Максимыч, видный представитель воровской династии.
— Ну да, Макс он, — подтвердил Юрка. — Он видел даже, как эта тачка её сшибла. Прибежал в барак к нам, говорит, там баба лежит на улице, машина сшибла, рядом сумка, пакеты, надо забрать.
— А сам он что, не мог, что ли забрать? Грыжей, вроде, не страдает. Вон, вы какие сумки у Авезова упёрли.
Ким засмеялся.
— Ляга, он мертвяков боится. Видеть даже не может их.
— Да ну!?
— Бля буду! У него как отца замочили в прошлом году, так он даже прощаться с ним не пришёл, из двери только посмотрел, и всё.
— А за что его замочили то? — небрежным тоном спросил Колодников.
— Да, за бабки, за что ещё. Он общак взял…
Тут Роза пнула сына носком сапога по щиколотке, и Юрий осекся. Колодников же был готов слушать, хоть до Нового года. Дело об убийстве Сухинина-старшего до сих пор висело на отделе чистейшей воды глухарём. Отец Ляги был точно таким же отморозком, как и его сын, но кто замочил этого заслуженного уголовника Кривова, было для ментов полной загадкой.
— Ага, значит, спустил Сухой общак на водку и анашу, а его пустили на перо?
Но Ким молчал, и Колодников оставил эти попытки добычи попутной информации. Он теперь знал главное — в каком направлении искать по этому глухарю дальше. Через час он велел увести Кима, и привести Лягу. Это парень был гораздо проще своего друга, да и лет ему было уже восемнадцать, так что «подпорки» в виде старших родственников ему были не нужны. Максим Сухинин скрывать ничего не мог, извилин в мозгу не хватало, поэтому Колодников начал говорить с ним прямо.
— Так, Максим Макисмыч, дело у меня к тебе серьезное, и вполне ответственное. Юрка сказал, что ты видел, как машина сбила ту девку на Севастопольской. Это так?
— Юрка так сказал? — не поверил сначала Ляга.
— Ну не я же это всё придумал!? Я про это ничего не знал. Конечно он. Так что ты там видел?
Долго думать в одиночку Ляга не привык, и от этого даже вспотел.
— Ну, раз Юрка сказал… Баба там одна топала. У ней ещё две сумы были, я подумал — бомбануть бы её сейчас. А тут эта машина — как за ней ломанётся…
— Постой, — прервал его Колодников. — Ты где был в это время?
— У тётки одной в огороде.
— И как ты попал туда?
— Ну, у ней капуста там ещё была, на корню. Я не наглел, я только насчёт пожрать, пару вилков потырить. Они уже подмерзли, но матуха классно готовит из мороженых вилков ленивые голубцы.
— Так, ясно, давай дальше. А она где была?
— Та баба?
— Ну да.
— По дороге шла.
— Откуда?
— От горбольницы.
— Это через переулок?
— Ну да, я видел, как она оттуда вышла.
"Похоже, она действительно шла от остановки, по переулку, к себе домой", — подумал Андрей.
— Так, дальше.
— А тут свет вдруг вспыхнул, она обернулась, пакетом лицо прикрыла. А машина на неё как рванёт. Она ещё хотела убежать, да о сумку свою споткнулась и упала. И он, прямо на неё. Переехал, значит, остановился. Кент какой-то вышел, посмотрел на бабу, сел в машину и уехал.
— А машина откуда ехала? Так же от горбольницы?
— Не а, она не ехала.
Колодников ничего не понимал. У него от этого длительного допроса и лошадиной дозы никотина дико разболелась голова.
— Не понял ничего. Как это она не ехала? А что она тогда делала?
— Стояла она на дороге.
— Долго стояла?
— Да, долго. Я как раз пришёл, залез в огород, нарезал уже капусты, а тут они, козлы эти на тачке припёрлись. Я уж думал — всё, менты по мою душу пригнали! Сижу, значит, прижух. Ломиться всё равно некуда, там с другой стороны овчара с меня ростом. Ну, смотрю, два хрена из тачки вылезли, и ушли. А этот, водила, свет выключил, и сидит, музон слушает. Я уже замерз, а тачка всё стоит. Ни вздохнуть, ни пёрнуть!
— Так он близко был?
— Да, на другой стороне дороги! Там три метра от меня. Я чего и шуханулся то. Вперёд нельзя, назад нельзя, там собака.
— А что за тачка была?
— Джипяра.
— Понятно что джипяра, а марка какая?
— Да, хрен его знает. Темно было. Но не наша — это я клык даю. Здоровая больно. Длинная. У ней наверху ещё на дуге штук шесть фонарей. Как врубает их все — так как днём видно.
— Он когда её давил, тоже свет так же врубал?
— Ну да, все шесть штук, да ещё и своих пару. Там ослепнешь, на хрен.
— Номера этой машины ты не видел?
— Нет.
— А эта, с сумками, она далеко от машины ушла?
— Да нет, метров десять, до фонаря только…
— Там фонарь был?
— Ну да, один он там. Он ещё бибикнул ей.
— Как это, бибикнул? — снова не понял Андрей.
— Ну, просигналил. Она обернулась, потом дальше пошла. А тут и он за ней. Я сразу через забор стартанул, вот и засёк, как он её переезжал.
— А он тебя видел?
— Водила?
— Ну, не папа Римский! — рассердился Андрей.
— Не-а. Я сразу к воротам перебежал, там закуток такой, темно. Он как уехал, я уже поближе подошёл.
— А ты, правда, что ли, покойников боишься?
Лягу даже передёрнуло.
— Ужас как! Аж изнутри чё подымается, кожу аж рвёт, такой вот страх.
— Да, не в отца ты пошел, слава богу, — пробормотал Колодников. — На твоём папашке два жмурика было. Ну, с машиной мне, вроде, всё понятно.
— Статью мне не навесишь за это, Андрей Викторович?
— Да нет, Макс, зачем. Свидетелем будешь, и ценным.
— Гы-гы! В первый раз я свидетелем буду!
— Ну, лиха беда начала. Потом пострадавшим будешь.
— Терпилой? Не-а. Ни в жизнь.
— Слушай, Максим, мне вот не понятно, что это вы так Авезова то невзлюбили? Уж третий раз в его тонер залазите? Что он вам такого плохого сделал?
Ляга ухмыльнулся.
— А хрен ли не залезть туда, куда уже залазили? Мы бы ещё залезли, если он на окна такие же решётки наварил. Я их ногой выбил! У нас в ПТУ салаги первогодки лучше варили, чем этот сварной.
— О, а ты, у нас, оказывается, и в ПТУ учился?
— А как же, я ж сварщик, да классный. У меня и диплом есть.
— Ладно, поедешь в зону, там такие профессии нужны. В авторитете будешь.
Колодников с полчаса снимал с Сухинина показания, а напоследок вспомнил об ещё одном деле.
— А кто ж твоего отца то убил, а Максим?
Простоватое лицо Сухинина сразу стало каким-то страшным, в нём словно прорисовался совсем другой человек.
— Кто убил, тот долго не проживёт.
— Да, уж год как прошёл, — напомнил Андрей. — А он, похоже, живой, здоровый.
— Ничего, он скоро откинется, вот тогда мы и посмотрим, кто чьё бабло прижилил.
Больше он не сказал ни слова. Когда Лягу увели, Колодников долго перебирал в голове уголовников, бывших в дружбе с покойным Сухим. Потом он полез в стол, и нашёл там одну из густо исписанных тетрадей. Это была своеобразная картотека опера. Сухой был в одной колонке еще с десятком кличек. Перебирая их сверху вниз, Андрей ткнул пальцев в одну из кличек. После этого он взял трубку, и позвонил своему знакомому оперу в горотдел, Сергею Денисову.
— Сергей? Привет. Слушай, а Шмыгу ты сажал?
— Да, я.
— Его когда загребли, до десятого сентября, или позже?
— Двенадцатого, а что?
— Он сколько получил?
— Да, ерунда, полтора года. Скоро уж выйти должен.
— Слушай, а когда ты его брал, у него денег при себе много было?
— Да откуда? Так, мелочёвка. А что?
— Как думаешь, он на мокруху способен?
— До этого за ним такого не было. Он же типичный щипач, зачем ему на мокрое дело идти?
— Вот в том то и хрен. Ну, ладно, бывай.
— А чего ты звонил… — Начал Денисов, но Колодников уже положил трубку.
— Вот баламут! — Ворчал Денисов, кладя трубку на место. — Чего звонил? Узнал что, или просто справки наводит? Темнит что-то Андрюха.