Глава 27


Очень ранним утром злой и раздосадованный Николай Соколов, возвращался домой. Бизон заставлял их уже две ночи в буквальном смысле патрулировать улицы Кривова.

— Вы его упустили, вы его мне и доставьте.

— Да где мы его возьмём? — роптала братва. — Лёг этот хрен на дно, и х… теперь найдёшь!

— Да. А прошлой ночью он чего-то выехал? Значит и ещё может проявиться. Так что, если кого этой ночью застану в постели — опущу как в зоне малолетку. И не сидеть по барам, а то я вас знаю. Дай вам волю — из жопы корни расти начнут.

Из патрульных самым активным был, конечно, Сыч. На время он взял у брата его старенький «Мерседес» двухсотпятидесятой модели, и активно тралил улицы города. Он же, Сыч, не давал халтурить и всем остальным. При малейшей попытке кого-нибудь из братков вильнуть в сторону, и чуть подольше засидеться в каком-нибудь баре, он тут же звонил Бизону, и тот, со сна, в гневе был ещё более страшен. Но, все потуги кривовских «быков» были тщетны. Проклятый недоносок со странным погонялом Кежа пропал, как на морском дне. От такой безысходности «быки» к концу ночи накачивались уже не пивом, а водкой или текилой в зависимости от вкуса. Съезжались в какой-нибудь глухой тупичок втроем-четвером, и хлестали спиртное, матерно полоская при этом Бизона, гавнюка Сыча, и этого маломерку Кежу.

Так что этим ранним утром Коля Соколов был совсем не в форме. С литр водки полоскался в его организме, и усталость смешивалась с опьянением. Но, не даром братва дала ему кличку Гонщик. Ездить медленно он не умел и штрафы за постоянное превышение скорости составляли большую часть его расходов. В этот раз он переборщил во всём: в скорости, в наглости, и, не вписавшись в поворот, вылетел на тротуар. Сначала был удар о бордюр, потом ещё один, поменьше, перед стеклом «Джипа» взлетели вверх чьи-то ноги, грохнуло ещё один раз, уже на крыше. Гонщик бы смылся с места происшествия, иных мыслей у него не было. Но у мощного, но старенького «джипа» в первый раз за долгую, честную жизнь заглох мотор. Николай успел только выругаться, как распахнулась дверь, и здоровенный мужик в мгновении ока выволок его на улицу.

— Ты, сука, ты же Сашку замочил, козёл! — заорал он, нанося первый удар по лицу Гонщика. Как оказалось, Соколов врезался в толпу мужиков, спешивших на раннюю, рабочую электричку. Гонщик служил в спецназе, но в эти секунды он ещё находился в трансе от всего происшедшего, и только серия мощных ударов по лицу заставила его выйти из этого состояния. Перед ним было трое предельно злых работяг, но, когда к месту происшествия приехал наряд автоинспекторов, бой уже заканчивался. Соколов был в крови от головы до ног, но два его противника уже без чувств лежали на земле, и только третий, тот самый здоровяк, никак не хотел ложиться под ударами Гонщика, более того, отвечал ударом на удар. Кончилось это тем, что они обессилили, и, находясь в состоянии «клинча», упали на землю, и начали кататься, как два школьника на перемене.

— Хорош! Ну-ка, разойдись! — закричал Николай Кучков, с помощью полосатой дубинки пытаясь разнять противников. Сначала его самого чуть было не свалили на землю, потом раздался хруст, и у оторопевшего инспектора в руке остался одна рукоять.

— Вы, придурки! Вы чего сделали?! — заорал Кучков.

— Хлеба лишил, — съехидничал один из зрителей «поединка».

— Орудие труда сломали, — подхватил второй.

— Пошли, а то на электричку опоздаем, — резюмировал третий.

Конец этому нудному поединку положил Леонид Голод. Когда народ чуть рассеялся, он оглянулся по сторонам, потом наклонился, и резко ударил ребром ладони здоровяка, находившегося сейчас сверху, по шее. Тот сразу обмяк, и, почувствовав волю, Гонщик со звериным рыком выбрался из-под тела своего обидчика. Встав на ноги, он пожелал, было, ударить своего поверженного противника ногой по лицу, но Голод ловко толкнул его в сторону своей машины, и не успел Соколов прийти в себя, как за его спиной защёлкнулись наручники. Поняв это, Гонщик взревел: — Отпусти! Ты, козёл…!

Голод не стал слушать дальнейшие оскорбления в свой адрес, а легонько ударил дубинкой задержанного в темечко, и, пока тот ловил «звёздочки» перед глазами, быстро погрузил его обмякшее тело в салон машины.

Через полтора часа он звонил в третье отделение милиции.

— Там у вас Астафьев такой есть?

— Да, пришёл уже. Позвать?

— Позовите.

Когда Юрий взял трубку, инспектор представился.

— Юрий, это Голод.

— А, привет, Лёнь!

— Слушай, тебя, вроде, интересовал Соколов?

— Этот, с «Джипа»?

— Ну да.

— Конечно!

— Он сейчас сидит у нас в обезьяннике.

— За что?

— Сбил двух человек, и там у него ещё хулиганка в довесок.

— Хорошо, я сейчас подъеду.

Через полчаса два конвоира вывели Соколова в один из кабинетов уголовного розыска. Кроме хозяина кабинета, Сергея Денисова, его там с нетерпением ждали трое: Астафьев, Колодников, и Николай Сычёв, с полным набором принадлежностей для снятия отпечатков пальцев. Дурь из Гонщика немного прошла, осталось только похмельное опьянение, да гонор крутого парня.

— Ого, какая компания! Кажется я тут недавно половину из вас отп…

— Садись, Соколов! А то сейчас мы тебя тут все отп… — Колодников кивнул ему на стул, потом кивнул криминалисту. — Давай, Николай, приступай.

Гонщик с некоторой оторопью наблюдал за тем, как его пальцы с помощью валика покрывались черной краской, потом переносились на бумагу.

— Это… зачем ещё? — спросил он в самом начале процедуры.

— Как это, зачем? Порядок такой, — спокойно ответил ему Колодников. — Ты ведь у нам ещё не сидел?

— Не-а. И не буду.

— Как это не будешь? Будешь. Двоих ты сегодня сбил, один насмерть, один в реанимации, троих излупил.

— Сами виноваты. Лезут под колеса, как тараканы.

— Хороши тараканы, вон как по твоей роже прошлись кулаками, — усмехнулся Андрей. — Да и тараканы по тротуарам не ходят, так же как и машины.

Гонщик перевёл взгляд на второго опера, молодого. Сначала он вспомнил как полировал своими кулаками его рёбра, и довольно ухмыльнулся. И вдруг Соколов понял, что сейчас в этой комнате происходит что-то не то. Слишком этот парень был напряжён, и всё внимание его было приковано к процедуре дактилоскопии. В сознании Соколова мелькнула одна нехорошая мысль. Она так быстро дошла до его сознания, что Гонщик уже не соображал, что делает. Он сгреб лист бумаги, на котором ставил свой завитой «автограф», и, смяв его, начал запихивать в рот.

— Отдай, урод! — закричал Сычёв. Все: три опера, два конвоира, кинулись на Гонщика, но спасти удалось только жалкие обрывки бумаги. Остальное Соколов упорно жевал, багровея от натуги.

— Ну, и чего ты добился? — спросил Колодников, когда Гонщик уже был надёжно прикован к батарее. — Ты что думаешь, мы с тебя пальчики не откатаем? Ещё как откатаем! Свяжем сейчас, и сыграешь у нас Шуберта на «пианино».

— Лучше бы с трупа их катать, — пошутил Денисов, вытирая со лба пот. — Дёргаться не будет.

— И так можно, — согласился Андрей, — счас пристрелим, а спишем на попытку побега.

Потом он обратился к Сычёву, озабочено собирающий своё разбросанное хозяйство: — Ну, что там у тебя, Николай? Осталось хоть что-нибудь после этого завтрака людоеда.

— Левую ручку он съел, но правая осталась. Продолжим?

Колодников оценивающе посмотрел на Гонщика, и отрицательно покачал головой.

— Нет, давай, играй там с одной клешни. Там пальчики то хорошие?

— На перчатках?

— Ну да.

— Отличные.

— Давай, прогони их! Нам нужно всё быстрей сейчас делать.

Сычёв ушёл, а Колодников спросил Соколова: — Ну, что, парень, не хочешь нам ни в чём чистосердечно признаться?

Тот отрицательно замотал головой, потом сиплым голосом попросил: — Воды дайте.

— Что, завтрак был суховат?

— Дай воды, начальник, не козлись.

— Да, откуда у нас вода, — Колодников посмотрел на старомодный гранёный графин, украшавший сейф. — Тут и не было её никогда.

— Начальник, сдохну ведь, — пригрозил Гонщик.

— Сам виноват. Не хрен было жрать бумагу. Тебя бы смолой горячей за это угостить, ведра два влить.

Но, Соколов всё больше багровел лицом, и Андрей понял, что с тем действительно плохо.

— Ну, да уж ладно, мы ж не в гестапо. Серёга, налей ему, а то действительно, сдохнет тут, грехов не оберёшься. Ты нам ещё на суде нужен будешь.

Денисов подал стакан воды, Гонщик её жадно выпил, и постепенно цвет лицо Соколова начал приобретать нормальный, розоватый оттенок.

— Ещё, — попросил он.

— Неужели не напился? — съехидничал Колодников. — Стакан воды в Сахаре дороже золота. Чем платить будешь?

— Не быкуй, начальник. Чё тебе, воды жалко?

— Да не жалко. Я просто думал, что ты сначала нам расскажешь, зачем вы убили старичка из барака, — продолжил Андрей. — Что он вам такого плохого сделал?

Гонщик, между тем, осилил второй стакан воды, и, звучно рыгнув, заявил: — Я ничего не буду говорить, пока не поговорю со своим адвокатом. Позвоните Кашиной.

При одной только этой фамилии Колодников сплюнул на пол, и выругался.

— Ожил, да? — спросил он Соколова. Тот в ответ откровенно ухмыльнулся.

— Начальник, я свои права знаю.

— Я тоже. И если на перчатках из того жёлтого пакета будут твои пальчики с твоей правой клешни, то я тебя посажу лет на десять, как минимум.

Улыбка сползла с лица Гонщика, глаза забегали. И когда через полчаса вернулся Сычёв, и сказал, что отпечатки Соколова совпадают с отпечатками с одной из перчаток, Астафьев ничуть не удивился.

— Ну, вот и кранты вам, господин Соколов. Сейчас отправим вас в ИВС, и сидеть вам до конца света, — возрадовался Андрей.

Гонщик на это пробормотал только одно: — Я хочу адвоката.

— Будет тебе адвокат. И прокурор будет, и судья. И срок. Всему свой срок.

Колодников был уверен, что всё будет именно так. Через час к Соколову прошла невысокая, худощавая, какая-то бесцветная женщина лет сорока пяти. Они недолго переговорили с Гонщиком с глазу на глаз. Через час после этого состоялся телефонный разговор Бизона, и человека, которого он называл Погоном.

— Слышь, Погон, чего это твои мусора Гонщика замели?

— А не хрен ему было людей давить. Совсем обурел этот твой Гонщик.

— Да это ясно, я ему за это ещё репу начищу. Но бодяга в том, что его колют не только по этому делу.

— Что ещё?

— Про старичка того спрашивают, в бараках. А нам это, сам знаешь, на хрен не надо.

Погон чуть помолчал, потом спросил: — Говорил я тогда, что Шакал всё это чересчур перекрутил. Проще надо было всё делать! По башке в подъезде дали бы, и всё. На это бы точно никто внимания не обратил.

— Позняк песни про волю петь, когда овчарка на жопе висит. Погон, ты как хочешь, но Гонщика надо с кичи вытаскивать.

— Ты думаешь, Гонщик может расколоться?

— Да, и если даже он не расколется? Он слишком много знает. Он знает всех. Тебя, Шакала, Доктора. Сдаст хоть кого — мало не покажется. Вытаскивай его с кичи, Погон. Любой ценой вытаскивай.

Погон чуть подумал, потом согласился.

— Хорошо, попробую.

Человек с погонами майора положил на стол мобильник, и начал думать, кому позвонить в этом городе, чтобы решить эту проблему.


Загрузка...