Подрывник

Глава 4

Нужного ему автобуса не было чересчур долго. Кижаев, не по погоде вырядившийся в свой светлый плащ, поднял воротник уже не для форса, лишь бы согреть замерзшие уши.

"Вот балбес, — думал он, тщетно борясь с дрожью организма. — И надо было мне этот плащик одеть, нашел перед кем выпендриваться, пред этой дурой в бигудях!"

Игорь невольно вернулся к сегодняшней его неудаче. Всю сознательную жизнь щуплого Кижаева словно на аркане тянуло к женщинам атлетических комплекций. Наташа в этом случае была просто идеалом: на голову выше Игоря, с мощной грудью, крепкими бедрами и отдельной, двухкомнатной квартирой. Два их первых свидания сошли вполне благополучно. Кижаев уже начал было подумывать о дальнейшей совместной жизни, но в этот день Наташа встретила его уже хорошо поддатой и во всей красе показала свой торгово-нахальный характер. Они разругались в усмерть, и чтобы избежать рукопашной "с превосходящими силами противника", Игорь поспешно оставил "поле боя".

"Что за сволочная эта женская порода, мало им просто иметь дома мужика, так нет еще обязательно надо держать его под каблуком. Самое хреновое, что и без них никак обойтись нельзя", — к такому выводу пришел Кежа.

Философские рассуждения Кижаева прервало появление долгожданного автобуса. Ввинтившись в плотную толпу на задней площадке Игорь машинально продолжал думать о своём. На днях ему стукнуло тридцать семь, и "старый Альбатрос", так иногда величал себя «Кежа», всерьез начал подумывать обзавестись семьей. Он хорошо представлял себе будущую половину семейства: рослую, в его вкусе женщину лет на семь моложе себя, хозяйственную, спокойную, можно уже с ребенком. Это устраивало его, тем более, что о пеленках и подгузниках Игорь мог думать только с содроганием души. Наташа в этом смысле представлялась идеальным вариантом — и квартира, и сын семи лет, но — увы! Кижаеву по жизни не везло с женщинами. Не то чтобы он не пользовался у них успехом, скорее наоборот, но все эти "лав стори" кончались для Игоря большими жизненными катаклизмами, после которых ему иногда приходилось "делать ноги" не только из одного города в другой, но и с одного материка на другой континент.

Народ потихоньку рассеивался, вскоре его даже перестали толкать, и прямо перед собой Кижаев заметил молодую девушку, скорее даже девчонку, невысокую, в короткой кожаной куртке, с непокрытой головой. По привычке старого ловеласа Игорь сначала оценил крепкие, красивые ноги в тёмных колготках, потом перевел взгляд на лицо. Девица стояла к нему в полуоборот, и Кижаев видел только ее профиль. Курносая, с аккуратным, миленьким лицом она покосилась в его сторону большими темными глазами и тут же, отвернувшись, уставилась в окно. Волосы у ней были отпущены чуть длинней, чем у пацанов, но при этом были уже подкрашены, и сочетание черного и красного цвета показалось Кеже неестественным. Небольшой кожаный рюкзачок на спине подтверждал, что юное создание ещё посещает школу.

"Ёжик, — подумал Кижаев. — Обычный ёжик".

Ёжиками Игорь называл подобных молодых девчонок, словно сотканных из юности, взбаламошнности и странной, непонятной ему агрессивности. На время он забыл о девице, и когда освободилось место, Кижаев прошел вперед, сел, и уставился в темное окно.

За двадцать лет его отсутствия в родном городе почти ни чего не изменилось, и он даже в темноте узнавал улицы и кварталы столь памятные по его бурному детству. Кривов остался тихой провинцией, население за эти годы даже не выросло, а сократилось со ста тысяч, до восьмидесяти. Игорь, после его удачной операции с золотом, мог выбрать для своего постоянного места жительства любой другой город России, но его нестерпимо потянуло сюда. Сюда, на родину, к немногочисленным, оставшихся живыми родственникам, к заливным лугам и птичьей охоте, рыбалке по многочисленным протокам Лугов, к запаху поздних, антоновских яблок, каждый раз неумолимо возвращающий его в детство.

На одной из остановок в автобус ввалились два молодых парня, одетых по-инкубаторски однообразно: в кожаные турецкие куртки, норковые шапки не по размеру, висящие на ушах. Даже короткой стрижкой и худобой они походили друг на друга. Немного поскандалив с кондукторшей, они все-таки заплатили за проезд и прошли на заднюю площадку. В автобусе было тихо, и Кижаев невольно слышал все разговоры с задней площадки.

— О, кого я вижу! — преувеличенно восхищенно воскликнул один из парней. — Лола, откуда это чапаешь?

— От верблюда, — нехотя ответил чуть хрипловатый девичий голос и Кижаев понял, что отвечает как раз та самая девчонка, больше на задней площадке ни кого не было.

— Лолик, не хами, — игривым тоном продолжал парень. — Я слыхал, тебя Серёга кинул?

— Это не он меня, а я его кинула, — явно окрысилась девчонка.

— Да ну ты не гони — ты его кинула, — в голос заржали оба парня. — Таких перцев, как Серёга не бросают.

Все эти разговоры показались Кижаеву неинтересными, он снова задумался о чем-то своем. Из этого философского раздумья его вывели звуки донесшейся с задней площадки драки.

— Ну-ка, вы, что там делаете, перестаньте счас же! — закричала кондукторша, лузгающая на переднем сиденье семечки.

Игорь обернулся и увидел, что те самые двое парней лупят девчонку. Та не оставалась в долгу, нанося яростные, не по возрасту и полу удары. Но, увы, ростом и весом она ни как не могла потягаться с этими двумя акселератами. Немногочисленные мужчины, только глянув назад тут же поспешно отворачивались, лишь кондукторша всё продолжала вопить угрозы своим профессионально-пронзительным голосом.

— Ну-ка, вы, там, заканчивайте! Счас автобус остановлю, вы все отсюда на хрен вылетите!

Следующая остановка должна быть его, и Кижаев поднялся к выходу. Может быть, он пустил все это вниз по течению, но один из парней оторвавшись от девицы, обернулся лицом к Игорю и скользнул по худощавой фигуре мужика в странном светлом плаще снисходительно-издевательской ухмылкой. Парню было лет семнадцать, не больше, и он не знал, что в свое время Кежа славился в Кривове своими ударами ногой. Неторопливо расстегнув на плаще последнюю пуговицу Игорь неожиданно резко выкинув вверх правую ногу. Роскошный итальянский ботинок с такой силой заехал в нижнюю челюсть акселерата, что зубы его щелкнули как захлопнувшаяся мышеловка. Отшатнувшись в сторону, парнишка опустился на колени и привалился головой к входной двери. Словно специально дождавшись этого, автобус затормозил и с простуженным шипением открыл двери. Напарник поверженного переростка, оторвавшись от избиения девицы, с удивлением увидел, как его друг нырнул в черный провал осенней ночи. С криком: — Лёха, ты куда! — второй парниша бросился за ним и уже на выходе получил от Кижаева добрый пинок в зад. С грацией лягушки и странным верещанием он полетел вперед. Подобную "гуманитарную помощь" он не оценил и через пару секунд попытался вернуться в автобус, чтобы рассчитаться с «доброхотом» той же монетой. Но, пользуясь временным преимуществом в росте, Игорь нанес все тот же свой коронный удар ногой в нижнюю челюсть переростка. После этого парнишка всё-таки решил покинуть автобус насовсем.

За всеми этими разборками Кижаев упустил время и вынужден был проехать еще одну, лишнюю остановку. Вместе с ним собралась выходить и та самая девчонка. Она стояла рядом с Игорем по другую сторону поручня, на лице протянулись две явные полоски от слез, но самих их сейчас уже не было видно. Чуть припухшая нижняя губа, ссадина на тонкой шее, только это и показывало видимые потери минувшей драки. Кижаев не удержался и спросил: — Ты как?

— Ниче, нормалек, — буркнула девчонка.

— Ну и хорошо.

Вышли они вместе, машинально повернули в одну сторону. Игорь вытащил сигареты, к его удивлению девчонка сделала тоже самое. Читать нравоучительные лекции по морали было не в стиле Кижаева, особенно этой современной, бешеной молодежи, поэтому он молча протянул свою зажигалку даме.

— Ты куда сейчас? — спросил Игорь.

— Домой.

— А где твой дом? — снова спросил Кижаев, уже на ходу, лишь затем, чтобы поддержать разговор.

— Я в девяносто шестом живу.

— Вот как? — удивился Игорь. — Я тоже живу в девяносто шестом.

— Я знаю, в десятой квартире.

Теперь удивился Кижаев.

— Точно, но ты то откуда это знаешь?

— А у нас все про всех знают. Ты на той неделе въехал. В этой квартире раньше два брата наркомана жили, года на три меня постарше. Один в прошлом году умер, другой с месяц назад.

— А, то-то квартира в таком скотском состоянии, — понял Игорь. — Я уж сомневался, люди ли там жили, скорее лошади. А ты, в какой квартире живешь?

— В сорок шестой. Легко запомнить, дом девяносто шесть, квартира сорок шесть.

Они дошли до киоска, оба, так же, не сговариваясь, купили по пачке сигарет. Игорь курил ещё два пакетика орешек, один подарил даме, второй открыл сам.

— Спасибо, — ответила та, — есть хочется — как из пушки. А орехи — они сытные.

Вскоре они подошли к дому, самой обычной пятиэтажке. У своего подъезда Кижаев слегка замялся, он не знал, провожать ли девчонку до квартиры или нет. С одной стороны это было в стиле проявленного им джентльменства, но с другой — потешно: разменявший четвертый десяток дядька провожает до дверей юное создание, только недавно покинувшее детсад. Но девчонка решила всё сама.

— Чао, спасибо за помощь, спасибо за орешки, — попрощалась она своим чуть хрипловатым голосом. При этом юная дама ещё раз пристально глянула на этого худощавого парня, со скуластым, довольно симпатичным лицом, в странном светлом плаще с погончиками, поясом, большим воротником. При свете фонаря терялись морщинки у глаз, и Кижаев казался моложе своего возраста, даже небольшие усики над верхней губой не старили его, а наоборот, очень шли ему. Маленький, вздернутый вверх нос и чуть раскосые темно-карие глаза так же не придавали его лицу слишком серьезное выражение.

"Симпатичный мужик, — подумала Лола. — Жалко, только, что слишком старый".

Кивнув головой, Кижаев прошел в подъезд, в нем как всегда было темно, он услышал рядом какой-то шорох, заметил боковым зрением какое-то движение, чуть подался в сторону, и тут же почувствовал сильный удар по голове. Слава богу, что он пришелся вскользь, и хотя колени Игоря подогнулись, но сознание до конца он не потерял. Сочные удары сзади по голове и спине подсказали ему, что бьют ногами. Ответить Кежа ни как не мог, руки и ноги были как ватные, он лишь опустил голову, пряча её и лицо от ударов. А они продолжали щедро сыпаться, и последнее что слышал Игорь, был звучавший словно за тысячу километров противный звук милицейского свистка.

В себя Игорь пришел уже на свету, оказывается, он поднимался вверх по лестнице, но основным двигателем при этом служили не его ноги, а кто-то под его рукой, упрямо тащивший Кижаева вверх. Глянув себе под мышку, Кежа увидел тёмные волосы с медным отливом, и короткой стрижкой. Тогда он понял, кто именно транспортирует его до квартиры.

— А это ты, — пробормотал он. — С-спасибо.

— Иди лучше, спасибо тут ещё где-то нашёл, — сердито буркнула девица. — Тяжелый как мешок с говном.

От подобной характеристики Игорь несколько взбодрился, но у дверей квартиры его голова крутанула лихую внутреннюю карусель и, скрипнув зубами, он прислонился спиной к стене.

— Чем это они меня так огрели? — спросил он, не открывая глаз.

— Трубой ржавой, — все в том же тоне недовольной примадонны заявила девчонка. — Если б я их свистком не спугнула, вообще бы могли забить наглушняк.

— Так это ты свистела? — оживился Кижаев, шаря себя по карманам. — Спасибо… тебе за это. Открой дверь, а. А то мне глаза даже раскрывать больно. Тебя как зовут-то?

— Лола.

— Как? — удивился Игорь.

— Лола, по паспорту Лариса, мать таким идиотским именем наградила. Все детство дразнили: Лариса-крыса. А сейчас зовут, как хотят. Кто Лора, кто Лара, кто Лола. А тебя как зовут?

— Игорь, можно Кежа.

— Как? — удивилась теперь Лола.

— Кежа. Кличка у меня такая по жизни.

Она открыла дверь, сама, без приглашения прошла в комнату, огляделась по сторонам.

— Хорошая квартира, больше чем у нас, только засранная очень.

Комментировать это высказывание Кижаев не стал. Он и сам знал, что видит сейчас Лола в зальной комнате: ободранные до бетона стены, рулоны линолеума и обоев в углу, заляпанный краскопульт — все атрибуты большого ремонта. Оставив девицу осматривать квартиру, Игорь прошел в ванну, на ходу сдирая с себя одежду, и уже через пять минут лежал, наслаждаясь горячей водой. Въехав в новое жилье, Кежа первым делом сменил все трубы и сантехнику, а ванну поставил самую большую из всех, каких только видел в местных магазинах. При этом чтобы втиснуть ее ванную комнату, Кижаеву пришлось даже слегка подрубить стенку. Но Игорь пошёл даже на это. За долгую кочевую жизнь именно ванна и баня были признаны им самой большой бытовой роскошью.

Дверь в ванную комнату осталась открытой, по причине полного отсутствия самой двери. Вскоре до ушей блаженствовавшего хозяина донесся отдаленный вопрос поздней гостьи.

— Слыш, Кежа. У тебя перекусить случаем ничего нету? Жрать хочется.

— Посмотри в холодильнике. Кстати мне тоже сделай пару бутербродов, — крикнул в ответ Игорь, подливая под струю воды импортную шампунь с любимым запахом роз.

Минут через десять на пороге с подносом в руках появилась Лола.

— Нехилая у тебя ванна, — заметила она, окидывая взглядом место блаженства своего нового знакомого. У того же из пены торчала лишь одна голова. Поставив поперек ванны доску, Лола водрузила на него поднос. Кроме бутербродов на нем присутствовали две запотевших бутылки «Жигулёвского», единственно признаваемый Игорем сорт пива. Бутерброды же Лолка соорудила своеобразные. Намазав огромные куски хлеба майонезом, она сверху пристроила все три вида колбасы найденной у Кижаева: ветчинную, сырокопченую и докторскую. Ни мало не стесняясь малознакомого, голого мужчину она присела на край ванны и принялась в упор разглядывать своего защитника.

— А по лицу не заметно, что тебя так сильно отхайдакали, — сказала она в перерывах между потребления пищи.

— Лицо я успел спрятать. Сзади по башке трахнули. Хорошо, у меня череп крепкий, как у мамонта. Сколько раз уже в этом убеждался. Это те два козла из автобуса?

— Да, они.

— Кто это?

— А, Жмуня и Пепел, пид…

Слово, которое девочка подобрала для определения характеристики парней, Кежа ни как не ожидал услышать из этих юных уст, даже со всеми скидками на испорченность нравов современной молодежи. Почему она записала парней в пассивные гомосексуалисты, Игорь выяснять не стал. После того удара по голове он был согласен с подобным термином. А Лола протянула руку и, ткнув пальцем в татуировку на плече Кижаева, спросила: — Это кто у тебя тут наколот? Что за татушка?

— Это альбатрос. Скиталец морей. Выколол, когда ещё служил в торговом флоте.

— Так ты моряк?

— Было и такое в моей жизни. Пять лет ходил в загранку, потом выперли.

— За что?

Игорь засмеялся.

— За поступок несовместимый с моральный обликом советского моряка.

— А по проще?

— А по проще из-за бабы. Пришли мы тогда в Сан-Франциско, это год восемьдесят пятый, все за шмотками на берег рванули, а меня не пускают, молод больно, у трапа поставили. Смотрю — негритяночка одна ходит по пирсу, по сторонам поглядывает. Ну, перемигнулись мы с ней, я ей несколько зелененьких показал и провел на судно. А когда уже выводил, третий помощник капитана засёк, собака. В те времена с этим было строго. "Облико советико аморалишо", — процитировал он. — Так и турнули меня с морфлота.

— Ну а как тебе эта, негритянка?

Кежа показал большой палец.

— Нештяк, вот только в жены бы я её не взял. За неделю замучила бы до смерти.

Когда и бутерброды, и пиво кончились, Лола ушла, но вскоре вернулась в костюме Евы, и, без малейшего смущения, залезла в ванну к Кижаеву. Усевшись напротив Игоря, она протянула свои ноги поверх его и с блаженным видом заявила: — Кайф! Ненавижу только этот запах роз. Я лаванду люблю. Эх, завтра бы еще в школу не идти, вот это был бы полный отпад!