Подсвечник Чпока

Вотяк

У Шейха всегда в избытке водилась шмаль. Вначале это была просто шмаль, трава травой, потом ее сменили крутые шишаны, а потом появилась заморская гидропоника, от которой Чпока мутило, водило из стороны в сторону, и он надолго терял дар речи. Так что ее Чпок предпочитал на людях не курить, брал пакетики с ней к себе домой, и дымил ей на ночь перед сном. А ночью видел яркие цветные сны с сюжетами, каких раньше отродясь не видывал, не сны, а другая жизнь. И что удивительно, проснувшись, прекрасно их помнил, они не улетучивались бесследно из его бошки, а крепко врезались в память, вплоть до мельчайших деталей сохранялись в ней навсегда.

В первом сне Чпок был вотяк, и звали его Василий Кондратьев. В ту ночь он был назначен суточным дежурным, такой уж порядок в их деревне заведен был — назначался каждый раз новый дежурный, и сменялись они через сутки. Чпок мирно сидел дома и чаевничал, думая, чем бы себя занять, чтобы отогнать сон, когда в дверь постучали. «Чо стряслось-то?» — насупился Чпок и пошел отворять. По пути понадеялся, что, может, то стучит сосед Мишка, которому не спится, и тогда вдвоем можно будет потрындеть, почаевничать, ночь скоротать. Чпок отомкнул замок. В дом вперся, шумно дыша, потный усатый мужик. Это был их деревенский сотский, Семен Красный. За ним толкался незнакомец с рыжей бородой, в старом азяме с заплатами и прорехами, из-под которого торчала синепестрядинная рубаха, на ногах его были лапти, а за спиной — котомка. «Заезжий, черт», — подумал Чпок.

— Вот, Васька, — усмехнулся и подмигнул ему Красный, — постояльца тебе на ночлег привел прохожего. Ходит тут, подаяние выпрашивает, Христовым именем побирается. Ты его на ночь размести как-нибудь, а утром пущай дальше прется.

— Сделаю, — хмуро кивнул Чпок.

Красный удалился.

— Ну что, дядя, тебя как звать-то? — поинтересовался Чпок у нищего.

— Кононом меня кличут, — ровно отозвался тот.

— Что ж, Конон, спать будешь у меня, а пока пожалуй за стол, откушаем, чем бог послал.

В этот день бог послал Чпоку немного — кумышку да яблочки. Чпок усадил гостя за стол, сам сел напротив. Порезал яблочки, достал бутылек с кумышкой. Потекла неторопливая беседа. Нищий жаловался на жизнь, говорил, что подают мало.

— С виду я здоровый, — трепал он, — а на самом деле болен крепко. Падучая у меня. Да никто не верит.

Гостя Чпок слушал невнимательно, все подливал да подливал кумышки.

— Родом-то я сам с Ныртов. Баба там у меня осталась. Во. Так и пробовал я там лечиться, только проку что…

Первый бутылек исчерпался, Чпок достал второй и снова наполнил до краев гостеву чашу. Мужик снова пригубил кумышки.

— А дохтур мне сказали, что в Казань надобно, — продолжал гость. — Там, мол, череп сколют и воду выпустят…

Мужик уронил голову на стол и захрапел. Чпок торопливо натянул зипун, оглянулся в дверях на гостя и понесся на двор.

Через пару минут он уже стучался в дом своего односельчанина Моисея Дмитриева.

— Кто там, мать его? — раздался из-за двери сонный голос.

— Отворяй, Мойсей, скорее, дело есть! — негромко верещал Чпок.

Наконец, дверь открылась. Степенный Моисей зорко скосился в лицо Чпока.

— Кой черт тебе надо? — недовольно рявкнул Моисей.

— Двуногий прибыл, — шептал запыхавшийся Чпок, — двуногий, про которого дед Акмар балябал, главное, не упустить.

— Так, — покумекал Моисей, — ты давай, дуй к деду Акмару, а я покамест на всякий случай в порядок куалу приведу.

Седой как лунь дед Акмар кемарил на печи. Он давно уже обезножил, был совсем не ходок и с печи слезал по крайней надобности. Известие он принял спокойно.

— Чему быть, того не миновать, — медленно изрек он.

Это именно он, местный ворожец дед Акмар, видел три месяца тому назад вещий сон, в котором вся их деревня пала от страшного мора. А проснувшись, чтобы мор отвратить, повелел он принести первую жертву злому богу Керемету — ласку, горностая и крота. Теперь, похоже, пришел черед второй, главной.

— Волосья у него какой масти будут? — лениво процедил дед Акмар.

— Вроде светлые, — отвечал Чпок.

— Это хорошо, — сказал дед.

Черного, по их повериям, молить не полагалось.

— Кык пыдес ванданы кулес. Будем молить двуного, — постановил Акмар.

— А как молить-то, что делать надобно? — выведывал Чпок.

Дед Акмар призадумался. Обычно такого рода дела вершились в священной роще, кереметище. Но то было в старые времена. А сейчас кругом одни сыскари, нюхачи да слухачи. Молить-то, поди, шумно будут, не ровен час, заметит кто, кому не надобно. Так что у Моисея оно сподручней будет. Но придут ли к Моисею будлуки, у которых своя куала имеется?

— Ладно, Мойсей дело говорит, как он предлагал, так и делайте. Молить будете у него в куале, а не в кереметище. А будлукам скажи, пусть не бодаются, тоже приходят. Беда общая, всех касается, — порешил дед.

Через час Чпок был у своего дома. Пьяный нищий сидел на бревне у калитки и качался.

— Эй, эй, ты чего это, — сказал ему Чпок, — лучше выпей ишшо!

Сбегал в дом и поднес ему чарку:

— Натко!

Нищий хлебнул и снова закачался.

— Ладно, брат, вставай, спать пора, — сказал ему Чпок и помог подняться.

Положил его руку себе на плечо, обхватил за пояс и поволок. Но не в свой дом, а в сторону мойсеева.

У входа в куалу уже толпились вотяки — учурки и будлуки. Чпок увидал среди них Красного и Кузьму Самсонова, мясника.

— Э…, — заупирался было гость, глядя на Чпока мутными глазами.

– Ничо, ничо, спать идем, — замурлыкал Чпок и затолкал его внутрь.

На земляном полу куалы были разложены дрова. Возле них возился Моисей. Чпок стал стягивать с нищего азям, затем рубаху. Гость и сам пособлял, Чпок держал его за рукава, а Конон ворошил руками. Наконец, он остался по пояс голый. Моисей побрызгал на него водичкой из тазика.

— Помыться тебе надобно, — пояснил нищему Чпок.

В куалу ввалился Кузьма. Моисей с Кузьмой подошли к гостю поближе и враз перевернули его вверх тормашками. Кузьма обхватил его за ноги, а Чпок и Моисей держали за плечи. Кузьма попытался привязать его за пятки к балке под крышей. Но мужик был рослый, не умещался. Тогда Кузьма перетянул его за голени, просунув веревку под коленки.

— Ладно висит, в самый раз будет, — проговорил Кузьма, отирая пот со лба. Длинные патлы нищего свисали до полу, он трепыхался и бормотал что-то невнятное.

— Ну что, начинаем? — спросил Моисей.

Чпок и Кузьма кивнули.

Моисей вышел за дверь, и вместо него в куалу вошел его родич Дмитрий Степанов, быдзим-восясь, главный жряк его куалы.

— Мар ужаськод, что делаешь? — раздался из-за двери голос Моисея.

— Луд-Кылчинлы дун виро сетско, Луд-Кылчину чистую жертву приношу, — ответил Степанов.

Моисей зашел в куалу. Степанов достал из-за пазухи нож и ударил им гостя в бок.

— Э…, — жалобно завыл нищий.

Моисей подставил склянку и набрал в нее несколько капель крови.

— Кинлы виро, кому жертва? — раздался из-за двери незнакомый бабий голос.

— Виро Луд-перилы, Тол-перилы, жертва Луд-пери, Тол-пери, — отвечал Степанов.

В куалу вошли остальные, учурки и будлуки. Теперь все вместе уже тыкали мужика ножиками в живот, и он выл беспрерывно то громкой коровой, то тихим щенком.

Три раза спрашивала женщина:

— Кинлы виро?

И трижды отвечал ей восясь.

А после третьего раза Кузьма опустился на колени, схватил гостя за патлы и ловким ударом топора отсек ему бошку. Захлестала кровь, все бросились подставлять склянки, тазики, медные корытца. Гостя сняли и положили на узкий дубовый стол.

Кузьма перевернул его на живот, взмахнул топором и начал рубиться. Он разрубил ключицу и ребра, дальше пошли крепкие мышцы спины.

— Уф, готово, — выдохнул Кузьма и отложил топор в сторону.

Раздвинул края раны и выдрал сердце и легкие. Передал их восясю.

Моисей развел костер. Степанов плюхнул на сковороду внутренности гостя и принялся жарить, то и дело переворачивая. Все стояли вокруг и зачумленно зыркали в язычки костра. Сердце и легкие зажарились быстро. Степанов порезал их на мелкие кусочки и передал каждому. Ели молча, медленно прожевывая мясо.

Когда трапеза закончилась, учурки и будлуки забрали с собой свои склянки с кровью и вышли из куалы. Остались только Моисей и Чпок с Кузьмой. Моисей сказал Чпоку:

— Утром я поеду с бабой своей на мельницу, отвезу двуногого подальше, там рядом тропинка идет через болотца, стащу с телеги, в лес отволоку по тропинке, там и выброшу. А вы с Кузьмой прихватите бошку и бросьте в чульинский родник, дед Акмар говаривал, так надобно дело довершить, чтобы мора не было. Уговор?

Чпок согласно кивнул.

Наутро они вышли с Кузьмой на болота. Чпок нес в своем пестере бошку гостя, а Кузьма ничего не нес, так шел себе, за компанию. Вязкая тропинка была тут и там устлана бревнами и ветками, но нога то и дело проваливалась в мутную жижу. Вокруг стояли чахлые серые деревца. Моросил дождик. Наконец дошли до родника. Чпок извлек из пестеря бошку, завернутую в тряпку и стал осторожно разматывать. Когда размотал, бошка вдруг открыла глаза, посмотрела на Чпока и мерно сказала:

— Ты следующий.

Чпок с испугу выронил бошку в болото. Но падая, она еще успела произнести:

— Твой черед пришел. Молить тебя будут.

Тихо булькнула топь. Чпок покосился на Кузьму. Тот плотоядно облизнулся.

И Чпок проснулся. Ощущение было гадостное. «Екарный бабай, — подумал Чпок, — не к добру. По ходу, меня скоро завалят». Потом вспомнил, бабушка говорила ему в детстве, что если во сне что-то случается, то в жизни выходит ровно наоборот. «Значит, это я кого-нибудь завалю. Или просто завалят кого-то другого». Чпок успокоился. Стал рядить-гадать, кого могут завалить, но ничего путного в бошку не лезло. В конце концов решил, что сон просто навеян на него впечатлением от гибели Мойши и Крокодила. «Старею, видать, впечатлителен стал», — хохотнул Чпок, но снова вспомнил сон и затих.

В тот же день за нардами рассказал свой сон Шейху. Шейх ничего не отвечал. Только усмехался по своему обыкновению. Потом сказал:

— На этот счет у нас в народе существует такая древняя байка:

Чпок только пожал плечами. Байка Шейха не имела никакого отношения к его сну.