Подсвечник Чпока

Художник

Во втором сне Чпок оказался художником. То есть рисовать он по-прежнему не умел, но почему-то выдавал себя за художника. Теперь он жил в Столице, малевал какую-то мазню и величал это искусством, были, конечно, те, кто называл творчество Чпока полной хуйней, но находились и другие, кто принимал все это за чистую монету и даже восторгался. В этом сне Чпок был не один, с ним так же были два товарища, вместе с которыми он образовал художественную группу. Один, с большой головой имбецила, тяпляписто обрисовывал чужие фотокарточки в немудреной программе на компьютере и искренне считал себя гением. Другой, с маленькой головой, делать, как и Чпок, ничего не умел, и с ним Чпок сдружился больше. Вместе они снимали на камеру какие-то движущиеся картинки и называли это кино. По вечерам Чпок не сидел дома, а шастал по открытиям выставок других художников. На открытиях официанты подносили вино в бокалах, и собирались все остальные художники, ходившие на них, как на работу, потому что, как говаривал кто-то из них, художникам нужно торговать ебачом. И Чпок ходил, торговал исправно. Скоро он обнаружил, что художники эти больше похожи на Добытчиков, искусством друг друга не интересуются, а все больше спрашивают друг у друга, что у кого и почем продалось. На открытиях также Чпок разглядел толпы разодетых Петухов, некоторые из которых выдавали себя за критиков, а некоторые за молодых художников. Одни от других, впрочем, мало отличались, разве что выдававшие себя за критиков не интересовались не только искусством, но и вообще ни чем, даже остальными Петухами, предпочитая насасываться винцом в одно рыло. Посещали открытия и светские дамы, похожие на Гонцов, потерявших работу. Во сне присутствовали так же Мойша и Крокодил, живые и веселые, и они даже по-прежнему были Скупщиками, только скупали не Лысых, а картины Чпока, причем, в отличие от Лысых картины брали не все, а еще и придирались, выбирали, какая понравится. Довольно быстро Чпок смекнул, что они являются какими-то влиятельными людьми в незнакомом мире искусства и даже владеют двумя большими картинными домами в помещении заброшенной фабрики. Мойша в конце концов совсем зарвался и вообще отказался выставлять творчество Чпока, называя его дешевкой, а Крокодил, напротив, предложил ему сотоварищи персональную выставку. К этой выставке они придумали специальную светящуюся коробку, куда напихали все, что умели — двигающиеся картинки, обрисованные на компьютере фотокарточки и мазню Чпока, вдобавок товарищ с маленькой головой наорал что-то матом в микрофон, и это они обозвали пением, а все вместе окрестили мудреным словом «инсталляция». Посреди коробки возвышалась по их замыслу скульптура, изображающая их самих в виде единого трехликого божества с огромным стоящим шутилой, к которому тянулись голые парни и девки. Самим им задумка очень понравилась, долго ржали. Только вот вышла незадача — сами они делать ни коробку, ни скульптуру не умели, поэтому пришлось нанять косматого Чужого по имени Пого. Взяли у Крокодила половину бабулек авансом и выдали их Пого. Пого обещал к открытию выставки все успеть, так что сами они, про себя не забыв и отжав бабулек чуток, веселились, бухали и жрали молочного поросенка. Во сне время сместилось, подготовка к выставке шла годами, и, пока суть да дело, товарищ с маленькой головой успел отрастить огромную шевелюру, так что голова стала казаться большой и красивой, в таком виде он полюбился ядреной бабе, она его оженила, и из дела он вышел. А товарищ с большой головой, и так старый, состарился совсем, впал в маразм и сидел дома, попивая беленькую маленькими рюмочками. Так что незадолго до открытия Чпок остался один, протрезвел и заволновался. Поехал он на фабрику, проверять этого Пого, что к чему. Оказалось, что и Пого к тому времени думать про выставку забыл, а все выданные ему бабули то ли потерял, то ли потратил. Пришлось занимать еще у Крокодила, снова Пого бабули ссуживать. Потом Чпок куда-то отлучился по делам, на пару недель что ли, а когда вернулся, выяснилось, что Пого решил сэкономить на материалах и их не покупать, а где-то стырить, а на сэкономленные бабули купил сорок граммов гидропоники и день за днем дымил, не переставая.

— Давай курнем, — хохоча, предлагал он Чпоку, но Чпок нервничал и дымить отказывался, спрашивал, где напиленные детали, а Пого объяснял, что пилил их ночью, всю ночь работал, вон они там лежат — он показывал куда-то во тьму, под горы мусора, — а днем не грех подымить, передохнуть, и следующей ночью он все закончит.

Последнюю ночь перед открытием Чпок не спал, ворочался с боку на бок, а проснувшись ни свет ни заря, понесся на фабрику в мастерскую к Пого.

— Давай, показывай, где эти ебаные детали, — орал он в лицо Пого, но Пого был на редкость спокоен, улыбался.

— Знаешь, — сказал он, — я сейчас должен туалет закончить, а потом уже примусь за вашу коробку.

— Какой еще туалет? — ничего не понимая, орал Чпок.

— Понимаешь, я врубился, — продолжал улыбаться Пого, — что на любой выставке главное — туалет.

Чпок стоял ошарашенный, тупо уставясь на Пого.

— Вот люди придут на выставку, захотят поссать, посрать, а туалета-то и нету. А красивый туалет — это полдела. Каков туалет, таково и впечатление, — говорил Пого, — вот я и взялся вчера туалет строить.

Чпок смотрел на Пого, начиная допирать, что тот просто сошел с ума, перекурил, скурил сорок граммов за несколько дней, и теперь впал в полный неадекват, и больше нельзя его слушать, время идет, летит, неумолимо надвигается открытие, тогда он толкнул Пого за порог мастерской, выхватил у него ключи и запер, а сам понесся к ларьку за беленькой, тяпнул из горла, живот отпустило, сердце перестало птицей рваться на волю, вернулся к мастерской, отпер Пого, тот и в самом деле оставшись один взаперти начал пилить. Чпок присоединился к нему, помогал, подавал детали, скульптура была закончена, к пяти начали собирать коробку, до открытия оставался час, «Так, а где же движущиеся картинки?» — почесал космы Пого, «И в самом деле, где же они?» — подумал Чпок, и живот снова скрутило, защемило сердце, застучало в голове, где, где же они? Ведь раньше за них отвечал товарищ с маленькой головой, наверное, оженившись и выйдя из дела, он оставил их Чпоку, а Чпок в суете про них совсем забыл. Молча он выбежал на улицу, поймал точилу, понесся через весь город домой, как назло, пятница вечер, пробка, точила стояла, Чпок выскакивал из нее, бежал через улицу к другой, снова вскакивал, ехал дальше, бежал, падал, упал в лужу, весь в грязи внесся домой, вот он, заветный пакет с движущимися картинками лежит у двери, Чпок схватил его, снова понесся, поймал точилу, ехал, бежал, к восьми влетел на фабрику, друзья приветствовали его, бежал мимо, весь белый, прижав пакет к груди, мимо, вот стоят сестра с подружкой с цветами, мимо, отец, мимо, идет Крокодил с заграничными Скупщиками мимо, толпа Петухов, мимо, влетел в дом выставки, стоп, пустота, вытер пот, где же коробка? Бежал в мастерскую к Пого, не добежал, увидел посреди темного двора новенький белый туалет, услыхал хохот Пого, увидал его, трясущего космами и побежал прочь, мимо, мимо, мимо, навсегда из этого мира…

Чпок бежал и бежал, но из сна убежать ему не удалось, и он очутился у себя в квартире, где и засел, укоренился грибом крепким. Картинок его Крокодил, понятно, больше не покупал. Бабули почти сразу иссякли, Чпок стал скупиться и экономить. Из дому он почти не выходил, разве что в магазин за картохой. Однажды нашел на дороге три завалящиеся картофелины, и, воровато озираясь, к стыду своему подобрал. Питался по большей части геркулесовой кашей пустой, не токмо без масла, но и без соли с сахаром. Вот с тоски и безысходности овладел он чуток той программой мудреной, которой его товарищ с имбециловой бошкой пользовался. Ну, и со злобы или шутки ради, или от того и другого вместе, а, может, просто желая выделиться, прилепил он к портрету правилы Страны своей пизду вместо рта, и выложил ту картинку во всемирную сеть. С утра проснулся, заглянул в сетевые недра, ожидая реакции какой развеселой от сетевого сообщества, ан нет, реакции ноль, ну задумал тогда в магазин за хлебом сходить, благо картофан с геркулеской закончились. Вышел во двор, тут-то его и сцапали. И надо же как, зыркнул Чпок вначале по сторонам из природной предосторожности, вроде нет никого, повернулся к двери, чтоб ее захлопнуть, глядь, как бегут к нему со всех сторон дяди взрослые, кто-то в штатском платье, а кто-то с самодвигой наперевес. И откуда только они взялись? Небось, из точил своих во дворе тихой сапой припаркованных, повыскакивали. Затащили Чпока обратно в квартиру, беседы ради, и заперли на кухне. Нависли над ним трое, а остальные по хате разбрелись, кто в подъезде остался, а кто в прихожей. Первый, коренастый и маленький, был на вид очень злым, но играл роль доброго. Второй, помоложе и со шрамом на лице, тоже очень злым казался. Но не притворялся, соответствовал роли своей. Третий с отсутствующим выражением хлебала и стеклянными моргалами, все вопросы норовил задавать не простые, а с подковыркой какой. Состоялся у них такой разговор.

Третий: Чпок, ты кто такой, чтобы вмешиваться в социальную политику государства?

Чпок (неуверенно): Ну, я это… художник…

Третий: Художник, епта! А образование у тебя какое?

Чпок (понурившись, с завиральным видом): Ну, это… разные…

Третий: Разные! Епта, а какие конкретно?

Чпок (желая выкрутиться и перевести разговор на другую тему): А что такое социальная политика?

Третий: Чпок, епта! Ну, ты че тупишь-то! Чо тупого включил?

Чпок: Я, правда, не знаю…

Третий: Чпок, ну хорош! Ты ж вроде все понял уже! Чего обратку даешь?

Чпок сидел молча, потупившись. Третий отошел в сторону. Чпок вздохнул и закинул ногу на ногу.

Второй: Ты как сел-то? Сядь нормально, понял!

Чпок (сняв ногу и сев ровно): Ну, я же это у себя на хате…

Второй: Тебя ебнуть, что ли? Ты чего не понял что ли, как сидеть надо, а?

Второй извлек откуда-то и показал Чпоку тетрадку с картинками. Полистал, открыл ее посередине и тыкнул пальцем.

Второй: Что это?

Чпок (приглядываясь): Ну, доктор.

Второй: А это что у него на руке?

Чпок: Ну, перчатка медицинская.

Второй: А надпись какая?

Чпок (читает медленно): Ты хочешь, чтобы твой сын пошел в Серые? Лучше сделай аборт!

Второй: А нарисовал кто?

Чпок: Не я.

Второй: Не ты, епта! А кто тогда?

Чпок: Ну, это наш другой участник. У него голова большая.

Второй (тыкнув куда-то еще): А это что?

Чпок посмотрел, куда тыкал Второй, но не нашелся, что ответить.

Второй: А я тебе скажу, что! Правила повешенный, вот что! И надпись: мистер Правила!

Чпок: Ну, может, это американский Правила.

Снова приблизился Третий.

Третий: Чпок, ну ты чего опять тупишь-то? Снова тупого включил?

Второй: Террорист ты, вот ты кто, понял, переворотчик! Пиздец тебе, понял!

Чпок (себе под нос): Ну, терроризм, это еще доказать надо.

Третий: Чпок, чего умняка давишь?

Чпок молчал. Второй и третий отошли в сторонку.

Первый (примирительно): Ну, смотри, я не такой злой, как мои коллеги. Давай поговорим.

Чпок впервые поднял голову и посмотрел на Первого.

Первый: Скажу тебе честно — нам ничего доказывать не придется. У тебя есть всего два варианта. Первый — мы тебе подкидываем сейчас волыны или наркоту глючарную, и ты садишься лет на семь. Это первый. А второй — подписываешь сейчас бумагу о сотрудничестве. Это второй.

Чпок (после паузы): А подумать можно?

Первый: Нет. Подумать нельзя. Либо сейчас едем в отделение, либо подписываешь.

Чпок: Но это ж такое дело сложное… Мне бы подумать, покумекать дня два.

Первый: Нет. Либо едем, либо подписывай.

Чпок опять попытался закинуть ногу на ногу.

Снова подошли Второй и Третий.

Второй: Ну, все, ты достал совсем уже. Я тебя ебну сейчас! Тебе как сидеть сказано?

Чпок (снимая ногу): Ой, извините, забыл, устал просто.

Третий: Ты чего, Чпок, на жалость бьешь?

Второй (листая дальше блокнот): Ну, вы смотрите, это вообще пиздец! Тут Бородач какой-то с Мухой по Крему целится! А тут Серый с топором в голове! А тут чего? Стишки что ли, такие? «Эта тема бесконечна, но жизнь не вечна, пора рубить головы с плеч, на!»

Третий: Ну все, Чпок, доигрался ты!

Чпок съежился, ожидая удара. Второй и Третий снова отошли.

Первый: Будешь писать бумагу?

Чпок молчал, держась руками за голову. С одной стороны было ясно — бумагу подписывать надо. С другой стороны, он с детства терпеть не мог Серых, и с Серыми дружить у них в кругу считалось — западло. Серых в их жизни как бы вовсе не было. Чпок пытался оттянуть момент, надеясь, что все как-то само разрешится, в то же время понимая, что надеяться на это — тупо.

В эту секунду на кухню вошел быстрыми шагами новый человек, с чемоданчиком в руке. Остальные трое вытянулись по струнке, после чего вышли вон из кухни.

Новый сел на стул напротив Чпока и сразу же начал орать.

Новый: Что ты тут устроил! Перешел уже всякие грани! Сколько из-за тебя людей серьезных собрались!

Чпок: Что вы все на меня орете? Я уже ничего не понимаю.

Новый (тут же меняя тон): Ну, ладно, извини за фамильярность. Ты готов к разговору?

Чпок: В нормальном тоне да.

Новый: Вижу вроде, что ты человек вменяемый. Короче, скажу, что мы о тебе гораздо больше знаем, чем ты о нас. К творчеству твоему давно уже приглядываемся. И в последнее время прямо видим, что ты скатываешься за грань. Вот и решили тебя остановить. Понял?

Чпок: Да.

Новый: Ты пойми, мы же вообще могли напустить головобритых, они бы хату пожгли, а тебя бы порезали. Но это же не наши методы, мы вот решили с тобой поговорить, это же хорошо?

Чпок: Ну, вроде хорошо.

Новый: Вот ты посмотри, что происходит вокруг. Уже же все ясно. Дальше будет только хуже, я тебе скажу. А ты как ребенок, все за старое. Хватит уж малыша валять! Заигрались вы, думали, небось, что взрослые про вас забыли! Накосячил ты, Чпок, пора отвечать. Бумагу писать будешь?

Чпок (в лице Нового вдруг почуяв надежду): Ну, писать неохота, может, как-то устно?

Новый: Тогда пиши пока другую бумагу. Я такой-то, такой-то, обязуюсь в своем творчестве не заниматься террористической деятельностью.

Новый вынул из чемодана и дал Чпоку чистый листочек. Тот старательно накалякал продиктованный текст, и, заискивающе улыбаясь, протянул маляву Новому.

— Это хорошо, хорошооо, — протянул Новый и тоже улыбнулся.

Улыбались оба. Чпок даже раззявил рот во всю свою пасть. Помолчали.

— Это хорошо, — повторил Новый, — но паяльник в жопу мы тебе все равно засунем! И вдруг враз перестал улыбаться. Поднялся со стула. За его спиной Чпок увидел другой стул. На котором уже лежал, радостно дымясь, шипя и шкворкая, блестящий новенький паяльник. Новый пошел прочь из кухни.

— Эй! — закричал Чпок, силясь подняться — ноги у него онемели, — Эй, я же подписал!

Но Новый не оборачивался. В комнату ввалилась, глумливо похохатывая, привычная троица. Второй и Третий заломали Чпока, пригнули его к полу и содрали с него штаны. Первый взял паяльник, умело повертел им как пером заточенным, в стиле фильмов про кунгфу, и приблизил наконечник к жопе Чпока.

— Ааа, — заорал Чпок, — ааа…

И проснулся.

Проснулся он весь в поту, долго приходил в себя, соображал, что к чему, где он, наконец, понял, что все нормально, что он у себя на кровати, и что он тот самый прежний Чпок, а никакой не художник, вспомнил, что и Серые в их краях вроде как уже повывелись, немного успокоился, усмехнулся, и решил несколько дней не дымить, передохнуть, а то совсем худо будет.

Он рассказал про свой сон Шейху. Тот лишь улыбнулся и выдал новый пакетик.

— В этом сне нет ничего удивительного, любой может стать Художником. Но вообще у нас в народе есть на этот счет такая байка, — сказал он. — Один Правила захотел иметь у себя картину. Заказал холсты, краски, объявил о своем желании. К нему пришли все придворные художники, кто мог, протиснулся к трону, держа в руках холсты, облизывая кисти и растирая краски. А кто не поместился, стоял за дверьми зала, ожидая своей очереди. А один художник, пришедший позже других, неспешно вошел в зал под самый занавес, взял холст, но не встал в ряд с другими, а тут же прошел во двор. Правила послал человека посмотреть за ним, и тот увидел, что художник снял одежды и голый сидел, раскинув ноги, на земле. «Вот настоящий художник! — воскликнул Правила. — Ему можно поручить дело».