Подсвечник Чпока

Крокодил

Снова дни потекли. Все улеглось. Никто Чпока за Химика не винил, и жизнь продолжалась. С Сухостоем виделся он, правда, теперь гораздо реже, ослабла былая дружба, отношения установились сугубо деловые. Надька с Веркой немного попарились из-за исчезновения Любки, Серым, понятное дело, заявлять не стали, поволновались между собой, побеспокоились, но скоро другая Любка завелась, тоже рыжая, вот и позабыли.

В центре города открылся клуб под названием «Пузырь». Устремился туда Чпок, зачастил. Фартовое оказалось место, с прикупом да со смаком. По вечерам петухи танцевали «Раздевайка-шоу», народ захаживал приличный. Знакомство можно было завести нужное да деловое. С удивлением обнаружил Чпок, что в городе водятся и другие Скупщики. С двумя из них свел знакомство. Первого, маленького толстячка с вечно бегающими жучками-глазками, еле видными во впадинах рыхлого лица, звали Мойша. Мойша хвастался, что в юности был шахматистом, в клубе игры водились, вот и резались они с Чпоком в шахматы да в шашки, рубились на славу, до последней зелени. Но больше Чпок сошелся со вторым, по имени Витя Крокодил. Крокодил предпочитал другие игры, поугарней, и с ним Чпок баловался беленькой да развлекался пивасом.

— Не один Мойша умный такой, — говаривал Крокодил. — В детстве я тоже умняка давал, в юности интелем был. Даже в школе учителем труда работал.

— Трудовиком? — удивлялся Чпок, — да ты что?

— А что тут такого?

— Да ничо, просто у нас в школе тоже трудовик был, так он прямо на уроке повесился.

— Повесился? Как это?

— Да зашел посреди урока к себе в подсобку и удавился.

— Да ты что, вот те раз, — ржал, обнажая ровный ряд белых клыков, Крокодил, и Чпок улыбался, кивал головой.

На самом деле к школьному трудовику Михалычу Чпок испытывал теплые чувства. Какой-то несуразный он был, нескладный. Может быть, подсознательно эти чувства он перенес и на Крокодила, вот и сблизился с ним, сдружился. Чпок вспомнил, как трудовик исчез в подсобке, и они долго его ждали, чуть не до конца урока, а потом подошли к двери и заглянули туда и увидели его болтающиеся ноги, которыми он нервно сучил, быстро перебирал, словно пытался мимо всех ребят пробежать к выходу из школы и навсегда исчезнуть. Довели его своими шутками братья-близнецы Чижики, вот он и удавился. Еще Чпок вспомнил, как на одной перемене школу сотряс чудовищный вопль. Это Чижик зашел в туалет поссать, но сзади к нему подкрался одноклассник Иков, сосед Чпока по парте и вонзил по всю рукоятку шило в жопу. Иков сделал это не потому, что был с Чижиком в ссоре и не по злобе, а просто так, шутки ради. Иков был не просто соседом, но и другом Чпока, однажды он доверил ему свою тайну.

— Тут такое дело, — сказал он, потупившись, — мы когда после уроков остаемся в баскетбол поиграть, наш математик Дятел мне в раздевалке такие фотографии подкидывает. Зырь, — и протянул Чпок пачку потертых черно-белых фотокарточек. На них голые мальчики целовались и обнимались со взрослыми серьезными дядями, похожими на Дятла. Приглядевшись получше, Чпок обнаружил, что они не только целуются и обнимаются, но и делают еще много чего, нового для Чпока. Теперь он, наконец, узнал, что значат те нехорошие слова, которые услыхал в больнице. Вспомнил дылду, поежился и тут же отогнал прочь неприятные воспоминания.

— Еще, — продолжал Иков, — Дятел домой к себе приглашает. Говорит, дома у него больше фотографий есть, куда поинтересней.

— Не ходи, — уверенно отсоветовал Чпок, но так никогда и не узнал, прислушался ли Иков к его совету или нет.

Крокодил забрался на стол и исполнил чечетку.

— Давай еще беленькую, — орал он официанту.

Пили за Лысых, за Гонцов, за Скупщиков, за Добытчиков и за Шалых. За Петухов не пили. Чокались. Хрустели черемшой. Наконец, выбрались на улицу. Валил прозрачный мягкий снег. Было тепло.

— Песню какую знаешь? — спросил Крокодил.

Чпок мотнул головой.

— Шнырит урка в ширме у майданщика, а бродит фраер в тишине ночной! — орал Крокодил и падал.

Чпок поднимал его. Обнявшись, шли дальше, колышась на ветру.

Вдруг рядом с ними притормозил кузовок. Высунулся Серый, прыщавый и с усами. — Ну, епта, пьянь, пожалте с нами в вытрезвитель, — приветливо улыбаясь, сказал он и спрыгнул к ним наружу.

В вытрезвителе Чпок с Крокодилом долго раздевались. Было холодно. Руки не слушались. Серые с интересом смотрели.

— До трусов епта, до трусов, — покрикивал прыщаво-усатый, сидя за столом. Крокодил остался в трусах и носках.

— Чо стоишь, епта, сюда иди, — закричал усато-прыщавый.

Крокодил медленно пошел к столу, и тут у него из носков, поблескивая, посыпались-покатились Рыжики, царские голдовые гривенники.

— Фьюить, — присвистнул радостно прыщаво-усатый.

— Фьюить, — изумленно присвистнули остальные Серые.

— Фьюить, — вместе с ними присвистнул и Чпок.

Крокодила куда-то утащили, а Чпока заперли в клетку. Сидеть было скучно. Чпок замерз. Мысли не собирались. К Серым он попадал редко и с непривычки затосковал. Чпок вспомнил, как недавно подъезжал на точиле, и водила рассказал, что как-то вот этой зимой подвозил двух девок, и их стопанули Серые, и у девок документы оказались не в порядке, не хватало регистрации или чего-то там еще, и Серые увели девок к себе в отделение, а водила остался ждать на улице, а потом ему стало неспокойно, и он зашел в отделение, и там одна дверь была открыта, он услышал крики и заглянул туда и увидел, как несколько Серых смертным боем лупят одну из девок, прямо в личину, а второй пара Серых заломали руки, а еще один схватил ее за шею и колотит хлебалом прямо об стол, а другой рукой заправляет ей в дупло своего косматого, и водила завозмущался, потребовал отпустить девок, и тогда Серые отвели его во двор, сняли с него куртку, и там были два крюка, его подвесили за эти крюки, и оставили висеть на ночь, а зимой висеть очень холодно, и больно было очень, он совсем окоченел, а утром Серые вернулись и стали рассуждать, что лучше с ним сделать — заправить ему в задний проход дубинку на всю длину или поиграть в противогаз, надев ему на бошку и закрывая и открывая шланг, и тогда он взмолился о пощаде, просил его отпустить и обещал, что не будет жаловаться и писать заявление, и после этого его отпустили, а девок — нет, и с тех пор у него болит позвоночник. Еще Чпок вспомнил, как однажды ночью возвращался домой и видел, как по улице бежит девка и кричит: «Спасите!», а за ней медленно едет точила Серых, потом оттуда лениво так вылезают Серые и запихивают девку в точилу и увозят в сторону леса, и редкие прохожие зырят им в след, но никто из них, конечно, не торопится ей помочь, в том числе и Чпок.

Наконец, снова привели Крокодила. Он незаметно подмигнул Чпоку.

— Одевайтесь, давайте, — лениво позевывая, скомандовал прыщаво-усатый. Одевались молча, да и Серые, казалось, вовсе про них забыли, как будто они уже ушли восвояси.

— Откупился, — объяснил на улице Крокодил.

Уже стемнело, снег валил пуще прежнего. По просеке потопали к площади. Через один тускло горели фонари. На снегу валялся пьяный и спал.

— Эй, бедолага, вставай, — наклонились к нему Чпок с Крокодилом, — а то и тебя заберут.

Трясли его, будили. Сзади снова притормозил кузовок, только не «Газель», а «Уазик». Больно слепили фары.

— Чо сучары, грабануть хотите? — раздался голос из темноты кабины.

На этот раз Чпока с Крокодилом привезли не в вытрезвитель, а в центральное отделение. За подкладкой пальто Чпок нащупал завалившегося Лысого. Скинул его в снег при подходе к дверям.

— Товарищ начальник, они пьяного шарили, грабануть хотели, — докладывал привезший их долговязый лейтенант похожему на барсука насупившемуся начальнику.

Потом шептал ему что-то на ухо.

— Так, ты на выход, — скомандовал тот Чпоку, — а ты, — он показал на Крокодила сальным, словно огарок новогодней свечки, пальцем, — оставайся.

На улице Чпок отрыл Лысого. Долго ждал Крокодила. Окончательно замерз. Не дождался и побрел на централку ловить точилу домой.

«Наверное, — думал он, — те Серые в вытрезвителе забрали у Крокодила половину Рыжиков и стуканули друганам в отделении, что у него еще на кармане есть. Вот эти нас и приняли. Теперь играют театр с грабежом, его на оставшиеся колют».