Поезда идут на Запад

Глава первая ПРОСТУПОК ГРАФА ТАРТАКОВСКОГО

Мы готовили посылку бойцам на фронт. Когда все собрали, то решили проверить содержимое ящика: как бы чего не забыть.

Ящик хранился на квартире у Сережки Ванеева, в нижнем отделении старинного вместительного буфета. Сережка не без труда выволок его оттуда и поставил на стол.

Посылку готовили сообща. Мать Петьки Цыганова связала две пары носков и две пары варежек из овечьей шерсти. Вывязала отдельно не только большие, но и указательные пальцы, чтобы удобнее стрелять из винтовки. Моя мать дала дюжину новеньких носовых платков, сохранившихся с довоенного времени. Сережкин брат Василий где-то раздобыл две пачки печенья «Аврора» и купил на рынке четыре стакана табаку-самосаду. Наша учительница Инна Артамоновна дала нам две коробки папирос «Казбек», от себя мы положили две пачки конвертов, две общих тетради в клеточку, несколько карандашей — простых и химических.

Кисеты для махорки вышила шелком Сережкина мать: зеленые веточки и красные звезды по желтому полю.

— Ну вот, все, — сказал Сережка, выложив все из посылки на стол. Но тут же замолчал и снова заглянул в ящик с недоуменным видом. — Ребята, ведь у нас было два кисета?

— Два, — подтвердили мы.

— Здесь только один…

— А где другой?

— Может, Василию понадобился? — сказал Петька.

— Он же бросил курить! — возразил Сережка.

— Тогда кто же мог взять? — мы подозрительно посмотрели друг на друга, и нам стало даже неловко: посылку собирали вместе, и, конечно, никто из нас не решился бы на такое — стащить кисет с махоркой. Да и курильщиков среди нас не было.

— Непонятно, — буркнул Сережка. — Куда он мог деться? А, может, мы в прошлый раз забыли сунуть его в ящик? Десять раз проверяли, а все же забыли. Надо поискать.

Начались поиски. Мы обшарили всю кухню, заглянули в стол и под стол, в буфет и под буфет, в сундук и за сундук, слазили на русскую печь, но пропажи не отыскали и растерянно столпились у стола.

— А что если… кисет взял Граф? — наморщил лоб Петька.

— Граф? Куда ему! Он и курить-то не умеет!

— А где Граф? Надо все же спросить.

— Наверное, на улице. — Сережка развел руками. — Постойте-ка… — он потянул воздух носом. — Паленым пахнет!

Мы с Петькой тоже понюхали воздух: действительно, в квартире пахло паленым.

Сережка кинулся в комнату, мы — за ним.

В комнате стояли две аккуратно прибранные кровати, стол, стулья, фикус в углу и больше ничего и никого. Ни одной живой души. Однако над нашими головами медленно таяло едва заметное волокнистое облачко дыма.

— Где же горит? — мы уже хотели бежать за водой и звать на помощь соседей. Но тут из-за кадки с фикусом, стоявшей в углу комнаты, раздался вопль:

— А-а-а…

Сережка кинулся к фикусу. Там, на полу, спрятавшись за огромной кадкой, сидел Граф Тартаковский, выпучив глаза и широко раскрыв рот. К нижней губе у него прилип горящий окурок. Табак из бумаги высыпался, и горела, точнее, тлела бумажная трубочка. Огонь подобрался к губам, но Граф, видимо, настолько растерялся, что не сразу вырвал окурок изо рта. Рядом валялись похищенный кисет, обрывки бумаги и несколько спичек.

Граф Тартаковский — младший Сережкин братишка Юрка. Ему седьмой год.

…Однажды нам попала в руки старая истрепанная книжка. В ней рассказывалось о похождениях графа Тартаковского, который служил в гусарах у Кутузова, храбро сражался с войсками Наполеона, был веселым и находчивым человеком.

Читали мы вслух по очереди. При этом, конечно, всегда присутствовал и Юрка. Когда книжка была прочитана, он неожиданно сказал:

— Х-хочу быть графом Т-таковским!

— Не Таковским, а Тартаковским, — поправил Сережка.

— Н-ну Та-а-артаковским.

Так Юрка приобрел графский титул, которым очень гордился. Он ходил с выпяченным животом и выражением важности на своей замурзанной физиономии. И надо было видеть, как иногда он, изображая рубаку, отчаянно сражался с зарослями крапивы во дворе, с деревянной саблей в руках.

Когда прохожие на улице спрашивали: «Ты чей будешь, мальчик?», Юрка отвечал: «Я — граф Тар-тар-таковский!»

Увидев разгневанного Сережку, Граф перестал орать. Сережка кинулся на братишку с кулаками, но вовремя одумался: кого тут бить? Бедный Граф с обожженной нижней губой, заплаканный, жалкий, еле держался на ногах. Сережка слегка турнул его. Граф немного заикался.

— Г-г-губа болит. Обжег!

— Так тебе и надо! — крикнул Сережка. — Не будешь воровать у бойцов Красной Армии махорку и курить втихую за фикусом. Вот придет мамка — выпорет!

— В-выпорет? — переспросил Граф и снова заревел. — А-а-а…

На этот раз он ревел не совсем искренне. Глаза его беспокойно и хитровато бегали.

Ну что тут было делать? Сережка подобрал все, что лежало на полу, и побежал на улицу за Василием.

Пришел старший брат Василий. В руке он держал молоток, из кармана гимнастерки торчала ручка стеклореза. Василий на огороде вставлял стекло в парниковую раму.

Осмотрев обожженную губу, он покачал головой и повел Юрку в медпункт. А мы аккуратно сложили все обратно в ящик и стали обсуждать, чего же еще в посылке не хватает.

— Спичек, — сказал Петька.

— Верно, спичек. Но где их взять?

— Надо поискать, у знакомых поспрашивать. Может, найдутся.

— Курительной бумаги.

— И бумаги тоже.

— И еще книг! — воскликнул Сережка. — Принесем каждый по книжке. Только поновей, незатрепанные. Да поинтереснее!

Когда все было сделано, мы вложили в посылку письмо с обратным адресом, запечатали ее и отнесли в школу. Оттуда наши подарки вместе с другими отправили на фронт.