Поезда идут на Запад

Глава десятая ШИТО-КРЫТО

Юрка все же заронил в наши головы искру подозрительности, и мы подумали: «А что, если и в самом деле человек, поселившийся в вагоне на пустыре, имеет дурные намерения?» Поэтому мы решили все разузнать про него.

Но человек этот был очень скрытен, и разузнать что-либо оказалось почти невозможно. Он все сидел в вагоне и на улицу показывался очень редко. Наружность его не внушала доверия: лицо неприятное, бородатое; длинные и, видимо, очень сильные руки, словно клешни у краба; глаза большие, пронзительные. Одевался он обыкновенно: серые штаны из простой материи, старые порыжелые сапоги со стоптанными каблуками, кургузый пиджак с латками на локтях.

Рано утром он вылезал из вагона, умывался под березой и все, как нам казалось, беспокойно оглядывался. А потом уходил куда-то в сторону от станции.

— Видать, путевой рабочий, наверное, обходчик, — заметил Сережка, когда мы наблюдали за незнакомцем из-за кустов.

— Ничего подобного! — возразил Петька. — Он не берет с собой никаких инструментов. Обходчики всегда носят молот, гаечные ключи, запасные костыли. Скорее всего, он нигде не работает. Вчера я видел его на насыпи. Он сидел там возле куста и считал вагоны. Как раз шел воинский состав.

— Так уж и считал! — засомневались мы.

— Я заметил — губами шевелил…

— Ну, а если сосчитает, так куда передает сведения? — недоверчиво покосился на Петьку Сережка.

— А прямо по радио в Германию.

— Откуда у него радио?

— Радиостанцию он получил от фашистов, через их агентов. Работает на ней по ночам. — Петька говорил так, как будто в этом был совершенно уверен.

— Если бы работал ночами, было бы слышно. Мы сколько раз вечерами подслушивали — в вагоне тихо, ни звука.

Петька озабоченно пожал плечами и умолк. Видимо, он тоже стал сомневаться в своих предположениях. Стоять в кустах надоело, мы тихонько выбрались на тропинку и пошли в поселок. Петька ухватился за новую мысль:

— А еще он каждый день покупает на вокзале в киоске газеты. Знаете для чего? Для того, чтобы брать из них разные сведения. Например, каков нынче в колхозах урожай, много ли будет хлеба…

— Все ведь покупают, не он один! — сказал Сережка. — По-твоему выходит, что каждый, кто читает газеты, шпион?

— Зачем каждый? Я же не говорю про других. Эх, ребята, ну не лежит у меня душа к этому человеку, хоть убей! Честное слово, подозрительный тип.

Мы с Сережкой ничего не могли ему возразить. Может, он ошибается, а может, и нет…

Мы все-таки решили проследить, куда ходит незнакомец по утрам. Явились часов в семь к вагону, дождались, когда он выйдет, и незаметно пошли за ним. Он быстро шагал по тропинке, припадая на одну ногу. Тропинка тянулась перелеском вдоль железной дороги.

— Я знаю, эта тропинка ведет к пилораме. Там, — Сережка показал рукой вперед, — есть навес, под которым установлена такая круглая, как диск, пила…

— Циркульная, — пояснил Петька.

— Во, во! Циркульная. На ней распиливают бревна.

И в самом деле, примерно через четверть часа ходьбы незнакомец вывел нас на поляну, где был старенький навес с циркульной пилой. Возле нее стояли четыре женщины. Они, видимо, дожидались незнакомца. Он поздоровался с женщинами и пошел в дощатую будку. Через несколько минут в будке затарахтел двигатель, и незнакомец вышел из нее, вытирая тряпкой замасленные руки. Потом включил рубильник, укрепленный на мраморной дощечке на столбе с проводами, и пила стала крутиться. Ее круглый сверкающий диск завертелся быстро-быстро. Женщины взялись за работу. Пила запела, вгрызаясь в дерево. Полетели роем опилки.

— Все ясно, — сказал Сережка, когда мы повернули обратно. — Он работает мотористом. Самый обыкновенный человек. И нечего думать, что он — шпион.

Но Петька посмотрел на него презрительно:

— Эх ты, простота! Все шпионы состоят где-либо на службе, чтобы не вызывать подозрений. Он очень свободно мог пролезть в рабочие, обмануть начальство. Я-то знаю, я много читал книжек про шпионов!

Мы снова и снова приходили на пустырь и сидели у стен вагона чуть ли не до полуночи. Все хотели услышать, как работает радиостанция. Но незнакомец не подавал никаких признаков жизни. Что он там делал? Ведь жить на таком пустыре, все время сидя в своей берлоге, — с тоски умрешь!

Непонятная фигура. Мы назвали незнакомца Шито-крыто. Хотели было рассказать о наших подозрениях Василию, но раздумали: сначала надо разузнать все хорошенько.

Однажды мы ходили на Матвееву вырубку за черникой, вчетвером с Графом. Бродили по лесу целый день, наелись ягод так, что рты у нас стали черными и в животах ощущалась тяжесть. Набрали ягод и в корзинки. А потом увидели, что солнце уже клонится к закату, пора домой. Стали искать дорогу, по которой пришли, но дороги, в какую бы сторону мы ни совались, не было. Остановились на полянке, стали советоваться. Сережка сказал:

— Надо идти на юг. Солнце заходит на западе, стало быть юг вон там — он показал рукой на молоденький березняк.

— А почему на юг? — спросил Петька. — Может, на восток?

— Зачем на восток? Надо на юг. Постойте-ка! Слышите, паровоз гудит! Там путь, там и наша станция. Надо на юг. Айда скорее, пока солнце не зашло. А то в лесу придется ночевать!

Мы послушались Сережку и пошли на юг. Шли так быстро, что Граф еле поспевал за нами. Он споткнулся о пенек, упал и рассыпал ягоды. Но не заревел, а только крикнул:

— Э-э-эй, подождите!

Мы вернулись к нему, помогли собрать ягоды, и Сережка взял братишку за руку:

— Будешь запинаться — оставим тебя тут!

— Не оставите! Мамка тебя вздует, если оставите, — спокойно сказал Юрка.

— Да иди же скорее! Вон солнце уж совсем заходит! — поторапливал Сережка.

— Я же иду, — крикнул Граф. — И ты не дергай меня за руку. Чего ты все время дергаешь меня? П-п-пусти!

Но Сережка не выпускал Юркину руку и тащил его за собой так быстро, что голова у Юрки моталась из стороны в сторону.

Неожиданно мы вышли прямо на железнодорожное полотно. Перед нами в косых лучах солнца золотилась железная крыша водокачки на станции.

— Вот видите! — торжествующе воскликнул Сережка. — Я же говорил — надо идти на юг.

Проходя мимо пустыря, где стоял вагон, мы невольно замедлили шаги — так и подмывало подойти, посмотреть, что делает Шито-крыто. Но все очень устали и переглядывались, как бы спрашивая друг у друга — пойдем к вагону или нет?…

Петька сказал:

— Я не шибко устал. Пойду посмотрю, что там делается. Все равно почти по пути. Идем со мной, Колька.

— Идем, — согласился я.

— А ты, Сережка, веди Графа домой. Уже поздно, — Петька надел дужку корзинки на руку.

— Ладно. Мы пойдем домой. Вы ведь там недолго?

— Недолго. Пройдем мимо, посмотрим и тоже домой.

Вот и вагон. Мы подошли к нему со стороны двери и притаились в кустах. Вскоре дверь отворилась, и Шито-крыто осторожно спустился по лесенке, заперев замок. Мы переглянулись, куда же собрался этот домосед?

Перед тем, как выйти на тропинку, ведущую к поселку, Шито-крыто оглянулся, словно бы проверяя, все ли в порядке, поглубже натянул кепку на голову и зашагал по тропе мимо нас.

Петька жарко шепнул мне в ухо:

— Айда за ним. Только незаметно.

Немного выждав, мы пошли по тропе следом за Шито-крыто. Каблуки его сапог отчетливо стучали по сухой земле — один сильнее, другой мягче, потому что Шито-крыто хромал. Мы крались босиком и поэтому он не мог нас услышать. Он очень торопился и широко размахивал руками, припадая на левую ногу. Миновав перелесок, он пошел не по дороге, а направился задами, мимо огородов в поселок Грачи.

Спускались сумерки. В своей мешковатой одежде Шито-крыто напоминал огородное пугало. Прячась возле изгородей, заборов и деревьев, росших на усадьбах грачевцев, мы не отставали от него.

Он прошел в дальний конец поселка, к одиноко стоявшему маленькому и низкому дому с палисадником, обнесенным штакетником. К крылечку вела вымощенная каменными плитами дорожка, Шито-крыто поднялся на крылечко. Дверь в сени была закрыта, но он не стал стучать в нее, а, оглянувшись и убедившись в том, что никого поблизости нет, два раза осторожно стукнул в окошко.

Форточка отворилась, и в нее высунулась чья-то рука. Шито-крыто что-то достал из кармана и положил в эту руку. Рука в форточке скрылась и через минуту высунулась опять, держа небольшой сверток. Шито-крыто схватил этот сверток, спрятал его под полу пиджака и, не сказав ни слова, повернул обратно.

Он спустился с крыльца и пошел вдоль палисадника, шаркая по плитняку. Мы стояли за углом дома, и сердца наши учащенно бились: «Только бы не обернулся! Только бы не оглянулся».

Шито-крыто не оглянулся и зашагал обратно еще быстрее, придерживая рукой сверток под пиджаком. Мы облегченно вздохнули, и когда Шито-крыто скрылся из виду, повернули в другую сторону — к дому.

— Видал? — возбужденно прошептал Петька. — Он приходил на явку. Тут у него явочная квартира!

— А что это такое? — спросил я.

— А то, что в этом доме живет другой человек, тоже шпион. Они обмениваются сведениями. Видел, как Шито-крыто передал ему записку?

— Видел…

— А тот передал ему в обмен какую-то вещь.

— А какую?

— Кто его знает… — Петька почесал лоб. — Может быть, оружие или динамит…

Стало совсем темно. В поселке было пустынно. Даже собаки не лаяли. Начал накрапывать мелкий дождик, и мы, стараясь не рассыпать ягоды, побежали к дому. Вот и наш дом. Петька, поднявшись на крыльцо, сказал вполголоса:

— Наверняка динамит. Может быть, он собирается взорвать мост!

— Но ведь мост охраняется. К нему не подберешься!

— А он по берегу и не пойдет. Возьмет в рот тростинку, нырнет под воду и поплывет так, что его не заметят.

— Но он тогда может замочить динамит!

— Динамит у них бывает в непромокаемой обертке. Подберется к опоре моста, прикрепит заряд с часовым механизмом и незаметно скроется.

— А как он прикрепит заряд? Опора ведь гладкая, цементная и большая!

— На это у них есть тысячи способов, — убежденно говорил Петька. — Видишь, какой он! Все тихонько, украдкой! Но все равно мы его разоблачим. Нюхом чую — не наш человек!

— Как разоблачим?

Петька глубокомысленно наморщил лоб и, ничего не ответив, стал подниматься по лестнице наверх. Видно, он и сам еще не представлял, как можно разоблачить Шито-крыто.

В воскресный день вся семья Ванеевых ушла в лес косить сено для козы. Мы остались вдвоем с Петькой. Поиграли в «чижика», сбегали на Торгус, выкупались и пришли на станцию. На перроне, залитом щедрым солнечным светом, было пусто. Утренний поезд увез всех пассажиров. На базаре, под навесом две торговки, разомлев от жары, пили квас из берестяного туеска. Немудреный товаришко их — горка семечек, лукошко с самосадом, репчатый лук брать было некому, и женщины смотрели в сторону семафора и зевали, ожидая очередной поезд.

— Ну и товар, — презрительно сплюнул сквозь зубы Петька.

Мы прошлись вдоль прилавка. Одна из торговок сказала:

— Берите, ребята, семечки. Два рубля стакан… дешево!

— А хорошие семечки? — осведомился Петька, хотя в кармане у него не было ни копейки.

— Хорошие!

— Можно попробовать?

— Попробуй… — тетка опять посмотрела в сторону семафора, подтянув под подбородком концы платка. Они у нее торчали, как кроличьи уши, только не вверх, а вниз. Петька воспользовался тем, что она отвернулась, и взял горсть семечек. Другая тетка сказала:

— Разве столько берут для пробы? Положи обратно!

— Надо хорошенько распробовать, — ответил Петька, — может, я все куплю!

— Слышишь, Дарья, он у тебя все семечки возьмет — оптом! — торговка расхохоталась, недоверчиво щурясь на Петьку, а тот щелкал семечки и морщился:

— Плохой товар! Сколько пустых! Одна шелуха. Нельзя обманывать покупателей! Попробуй и ты, Колька.

Я потянулся было за «пробой», но торговка обняла горку семечек обеими руками:

— Хватит вам! Убирайтесь!

Торговки опять засмеялись.

Неожиданно Петька толкнул меня локтем:

— Смотри!

В дальнем конце перрона показался Шито-крыто. Он шел неторопливо, прихрамывая и поглядывал по сторонам, будто прогуливаясь. Приблизившись к скамейке, что стояла у цветочной клумбы, сел, вынул из кармана газету и стал читать.

Из здания вокзала появился дежурный и, небрежно надвинув на лоб козырек фуражки, подошел к краю перрона. Мы знали — раз вышел дежурный, то сейчас подойдет поезд. Немного погодя на перроне появился еще человек — усатый комендант, и мы догадались, что ждут военный эшелон.

Минут через пять к станции на всех парах подкатил тяжело нагруженный состав. На платформах под брезентом угадывались стволы орудий. Двери теплушек распахнулись, и перрон зазеленел гимнастерками. Как всегда, бойцы побежали к кипятильнику, и возле него образовалась очередь. Торговки уже не скучали — махорка и семечки шли нарасхват.

Шито-крыто поднялся со скамьи, сунул газету в карман пиджака и затерялся в толпе бойцов. Мы не сразу отыскали его. Он прошел вдоль эшелона, бросая косые взгляды на вагоны и платформы. Петька шепнул:

— Ишь, все глазами зыркает!

Дойдя до паровоза, Шито-крыто повернул обратно и, приблизившись к группе бойцов, оживленно о чем-то беседующих, остановился с равнодушным, скучающим видом. Однако было заметно, что он навострил ухо.

— Гляди, подслушивает! — подмигнул мне Петька.

Тут на перроне появился Бежевый. Шито-крыто заковылял прочь и вскоре исчез за углом вокзального здания.

Пока мы следили за ним, платформа опустела, все забрались в теплушки. В одной затянули песню:

Бойцы пели по-украински, с чувством, стройно. Им подыгрывал баян. Мы подошли ближе, послушать. Но паровоз коротко гукнул и не без усилия тронул с места грузный состав. Поезд ушел и песню увез. А как нам хотелось дослушать ее до конца!

Когда мы пошли домой, Петька опять вспомнил про Шито-крыто:

— Зачем он приходил к воинскому поезду?

— Может, просто так, поглазеть, как и мы, — сказал я.

— Ну да! — Петька снисходительно усмехнулся. — А ты заметил, как он возле платформ пошел медленнее?

— Да вроде бы…

— Не вроде бы, а точно! А почему? Орудия считал. И вагоны с бойцами тоже считал. Вагоны маленькие, не пульманы. В каждом помещается сорок бойцов…

— Ну, если Шито-крыто чужой человек да еще шпион, — сказал, я, — так почему Бежевый его не арестует? А куда смотрит военный комендант?

— Они ничего не подозревают. Они не знают того, что знаем мы!

— Тогда надо обо всем сказать Бежевому.

— Рано. Доказательств у нас мало. Надо обязательно узнать, зачем и к кому он ходит на явку, понимаешь?

— А как это узнать?

Петька, не ответив, пожал плечами.