Поезда идут на Запад

Глава восьмая НЕПРОШЕНЫЙ КВАРТИРАНТ

Через несколько дней мы, собрав компанию из ребят соседних домов, задумали провести большую военную операцию — разведку боем. Перед этим мы посоветовались с Василием, и он рассказал нам, как это делается.

Нас собралось около десятка. Сережка, Петька и я остались в прежних должностях. Назначили командира разведгруппы, сапера — проделывать проход в минном поле, санитара.

Роль «языка» отводилась Графу. Сначала он не соглашался стать пленным, но мы втолковали ему, что прежняя должность неприятеля остается за ним, и что он может так искусно спрятаться в зарослях кустарника, что разведчикам придется долго его искать. Они могут и вообще его не найти, если он проведет всех.

Мы пошли к штабу, но там нас ожидал неприятный сюрприз. На двери вагона был приделан крепкий засов и висел огромный амбарный замок.

Наш телефон валялся под березами, карта — тоже. На одной из березок виднелся жестяной умывальник, и земля под ним была влажная от воды.

Сомнений быть не могло: в вагоне кто-то поселился. Мы подкатили бочку к окошку и поставили ее «на попа». Петька, забравшись на бочку, заглянул в окно.

— Плохо видно, — сказал он. — Ужо пригляжусь, — он приставил ладони ребром к стеклу и стал приглядываться, а потом сообщил: — На столе котелок, тарелка. Еще что-то в бумагу завернутое. У стены топчан, на нем матрац, одеяло, подушка. Ясно, ребята: тут поселился квартирант.

Он спрыгнул с бочки, и мы откатили ее в кусты.

Что делать?

— Сорвать замок, выкинуть все вещи и играть! — запальчиво сказал Петька.

— Нельзя. Прав на это не имеем, — угрюмо возразил Сережка. — Придется идти куда-нибудь в другое место…

— Нет, надо вытурить его из вагона! Ведь мы первые заняли теплушку! Пожалуемся Бежевому! — настаивал Петька, и глаза его сердито сверкали.

— Ну, Бежевый тут нам не помощник, — отозвался осторожный Сережка. — Пусть уж здесь живет эта личность. Может, ей квартиры не дают в поселке.

— А что за личность? Кто такой? Может, нехороший человек, раз в кустах прячется, на отшибе!

— Потом узнаем, — сказал Сережка. — Айда к водокачке, там будем играть.

Мы пошли к водокачке и устроили там командный пункт. Но игра не получилась. Ребята перессорились. Когда все улеглось и «поиск» начался, «языка» нигде не могли обнаружить. Граф, наверное, удрал домой.

Вечером мы сидели на лавочке у нашего крыльца. Со станции доносился грохот товарного состава. Как всегда, в это время грачевцы возвращались с работы.

Разговор у нас что-то не клеился. Опасливо, бочком, косясь на нас, подошел Граф. Одна штанина у него была закатана до колена, другая волочилась по земле — штаны были Сережкины, старые, и Граф за неимением новых донашивал их.

— Ты чего штанину распустил? — спросил Сережка.

— Эт-то не я. Собака! — ответил Граф. — Я шел, а она вцепилась в штанину и р-распустила. Я ее палкой — она и убежала.

— А почему ты удрал из игры?

— В-вы там все переругались, а я буду ждать, когда меня придут веревкой связывать? Нашли д-д-дурака!

— Ну и парень! — восхищенно покачал головой Петька. — Ухо режь — крови не увидишь! Что из него будет, когда вырастет?

В руках у Юрки была палка. От нечего делать он водил ею по балясинам крыльца. Получалась звонкая надоедливая дробь.

— Перестань! — одернул его Сережка.

— Перестал, — сказал Граф и поднял палку. — Видишь?

— Что «видишь»?

— Палка.

— Ну, палка…

— А если подойти ночью к в-вагону да пугнуть его? Знаешь как? Палкой легонько постучать по стеклу и завыть — у-у-у! Испугается! Подумает — нечистая сила и уйдет.

— Сам ты нечистая сила! — сказал Сережка.

— А что если и в самом деле попробовать? — оживился Петька. — Раз попугать, другой раз попугать, третий… Надоест ему и уйдет. Давай сегодня нагоним на него страху.

— Сегодня?

— Да.

— Ночью?

— Конечно! Ночью страшнее.

— Давай попробуем, — согласились мы с Сережкой.

— Меня разбудите! — попросил Граф.

— Ладно. Разбудим.

Графа мы, конечно, будить не стали. Пусть спит. Ровно в полночь мы собрались в поход. Обычно Петька в такое позднее время, чтобы не тревожить мать, спускался из своего окна по веревке с узлами. Я ждал его внизу. Пошли будить Сережку — подергали за шнурок, который он привязал к ноге. Минуты через три он осторожно смотал шпагат, продернутый с улицы в форточку и присоединился к нам. За пазухой у него что-то шевелилось и приглушенно пищало. Это Сережка захватил с собой бродячего черного кота, известного всем жителям Грачей. Обитал он неизвестно где, питался в основном мышами и воробьями, охотясь на них круглые сутки. За черную масть и привычку шляться ночами по улицам коту дали кличку Леший.

— Пошли, — скомандовал Сережка. — Палку взяли?

— Взяли.

Мы бесшумно двинулись по улице в направлении станции. Но как ни старались идти незаметно, нас все же заметили: по всему поселку залаяли собаки. Их было — мы это точно знали — двадцать. И все двадцать псов провожали нас разноголосым лаем. Время было трудное, хозяева кормили хвостатых сторожей плохо, и они тявкали не то чтобы злобно, а как-то жалобно.

Несколько кошек таращили на нас круглые глазищи с заборов, помахивая хвостами. Их силуэты смутно выделялись на фоне серого неба. У кошек были острые и тощие хребты и длинные, загнутые кверху, как толстая проволока, хвосты.

Идти ночью задворками и перелеском было страшновато. Накрапывал дождик. Петька шел впереди, нащупывая палкой тропинку. За ним — Сережка с Лешим за пазухой. Кот молчал и только возился и царапался, силясь вырваться на свободу, и Сережка вынужден был время от времени отпускать ему шлепки через пиджак.

Я шел позади, и мне все казалось, что кто-то крадется за мной по пятам и вот-вот схватит за шиворот.

До вагона, однако, добрались без приключений. Мы с Сережкой пошли под окно, а Петька проверил, дома ли хозяин.

— Замка нет — значит, дома, — шепнул он, присоединившись к нам.

— Давай начинай, — шепотом сказал ему Сережка. — Чуть что — удирать в разные стороны. Сбор у водокачки.

Петька бесшумно подкрался к окошку и стал водить по стеклу концом палки, шипя при этом, будто какая-нибудь ядовитая змея. Когда он умолкал, действовали мы с Сережкой. Я держал кота за лапы, чтобы не вырвался, а Сережка жал ему на хвост. Леший испускал на весь кустарник душераздирающие вопли. Он здорово-таки исцарапал нам руки.

Мы притаились и стали ждать, что будет. Вагон безмолвствовал. Никакого впечатления.

— Хватит. Пошли, — шепнул Сережка, и мы бесшумно удалились.

— Завтра снова попугаем, — бодро произнес Петька, когда мы отошли далеко. — Вот увидите, все равно его выживем.

Мимо станции с грохотом пронесся поезд. Из труб двух паровозов крошечными мотыльками сыпались искры. Мы остановились, прислушались: поезд был грузовой.

— Без остановки шпарит. Особой срочности, — тоном знатока заметил Петька. — Военный, наверное…

В поселке мы выпустили Лешего, дав ему в награду кусок вяленой рыбы. Все-таки нам было жалко кота потому, что мы так бессовестно жали ему на хвост. Петька погладил его, приговаривая:

— Лешенька, миленький! Не сердись на нас…

Леший схватил рыбу и порскнул в чью-то подворотню.

Наутро, придя к вагону, мы долго наблюдали из-за кустов. На двери висел замок, и непрошеный жилец не появлялся. Нам надоело сидеть в засаде и мы ушли.

А ночью опять явились сюда. На этот раз хозяин, видимо, не спал: в щель пробивался маленький лучик света. Оконце было занавешено и высмотреть, что делается внутри, нам не удалось. Мы расположились в разных местах вокруг вагона и стали по очереди выть по-волчьи:

— У-у-у-у, — вопил Сережка.

— У-у-у-у, — вторил я.

— У-у-у-у, — кричал Петька.

Мы выли старательно и вдохновенно до тех пор, пока дверь вагона не распахнулась и в проеме не встал растрепанный косматый человек, озаренный сзади красноватым светом керосиновой лампы. В руках у него виднелось охотничье ружье. Человек поднял ружье и гаркнул во тьму:

— Счас ка-а-к вдарю с двух стволов — еще не так взвоете!

На секунду мы остолбенели от ужаса, а потом в панике бросились бежать, не разбирая пути, ломая кусты и в кровь раздирая босые ноги. Сережка, бежавший впереди, вдруг споткнулся и полетел на землю, за Сережку запнулся Петька и тоже упал. Я с размаху наткнулся на друзей и оказался сверху. И тут из-под Сережки метнулось в сторону что-то черное и отчаянно кричащее. Это черное скрылось в кустах. Мы поторопились встать на ноги и опомнились только в поселке, у нашего дома.

— Называется, попугали, — переведя дух, сказал Петька. — А что это там пищало, когда мы упали?

Сережка ответил:

— Да это Леший подвернулся. Он же ночами все бродит…

Тут нам стало смешно, и страх понемногу рассеялся.

— А знаете, все это чепуха, — вздохнул Сережка. — Глупо! Хватит, пошли спать.

На востоке начинала алеть заря. Окно в Петькиной квартире приотворилось, и вдова Цыганова сказала сонным голосом:

— Не спится вам, чертенята! Вот спущу с тебя, Петька, штаны, да высеку березовой вицей! А ну, марш домой!