Поездка в Москву. Новейший Хлестаков

VII

Когда, поздно вечером, возвращаясь из Петровского парка, мы проезжали по пустынной Тверской улице, любезный спутник мой обратил мое внимание на большой, старинный, двух-этажный, раскидистый, слабо освещенный, дом во дворе, обнесенный по фасаду решеткой, со львами у подъезда, на мрачных фигурах которых играл лунный свет. «Это английский клуб!» сказал он.

С именем московского «английского клоба», с его знаменитыми когда-то обедами и знаменитыми тузами, невольно пронеслась в памяти целая помещичья эпопея, все эти порывы патриотизма на счет крепостных, все эти московские ретроградные бутады и прославление в 1863 году Каткова с поднесением ему знаменитой чернильницы. Но отчего этот старинный дом так сумрачно смотрит? Увы, кажется, приходит конец этому частному «государственному совету» помещичьей знати, когда-то дававшему тон всей Москве, дивившему своим своеобразным свободомыслием и роскошнейшими обедами. Оказывается, что его существование висит на волоске. Прежние члены, могикане крепостничества, мало-помалу вымирают, а новых охотников мало, так что, по словам моего чичероне, более чем вероятно, что московский клуб, приют всех Фамусовых и Тугоуховских, — закроется совсем, к ужасу тех одряхлевших допотопных генералов и помещиков, которые еще доживают свой век в Москве…

Еще одна свежая могила крепостной России! Насиженное гнездо «московского» помещичьего духа, который обессмертил Грибоедов, само собою разоряется, и нынешние потомки прежних звезд крепостничества уже не поддерживают его. Да и нет резона, в виду вырождения прежнего «барина». «Дети», пожалуй, и смеются над московским «клобом» с его претензиями и нескрываемым, открытым крепостничеством. Одни из них разорились и пошли в отхожие промыслы, разнообразие которых заключает в себе все ступени карьер, начиная от карьеры блюстителя государственных интересов и кончая званием червонного валета, — другие, более дальновидные и искусные, соединили в себе теоретиков-крепостников с практиками-Разуваевами и понявши, таким образом, дух времени, обсуждают свои знаменитые контракты добровольного соглашения уже не в шумной беседе, после обеда в английском клубе, а в тиши своих кабинетов, при помощи услужливого адвоката и красиво переплетенных судебных уставов. Зачем им для этого клуб? В клубе, в этом самом клубе, быть может, еще найдутся те, стоящие одной ногой в могиле старики-помещики, которые, находя сообразным с достоинством дворянина держать гаремы крепостных девок и менять крепостных на собак, — сочтут «не дворянским делом» эти разуваевские приемы, эти легальные документы, напоминающие расписку, полученную шекспировским венецианским евреем. И, кто знает, презрительно-брезгливый взгляд этих «стариков», пожалуй, только смутит новейшего барина-кулака, этого джентльмена-дельца, изящного, выхоленного, не имеющего отталкивающего вида чумазого, неумытого, грязно одетого хищника-Разуваева, но в то же время умеющего не хуже последнего вести свою «линию» в в том же направлении.

У нас в последнее время литература с особенным тщанием и заботливостью занимается «кулаком», но по преимуществу кулаком, так-сказать черным, кулаком-мужиком, а не кулаком-барином. Правда, первый тип распространеннее, но и последний не лишен интереса, тем более, что он, хотя и менее распространён, но, по своему положению и связям, заслуживает не менее внимания…

Он, этот зачастую бывший «барин», а нынче землевладелец, земец, содержатель кабаков, учредитель «Товарищества Клепки», марка такая-то, агентства во всех городах, — самой лучшей клепки, которая изгонит все другие, так что «только из клепки марка такая-то (смотри подробности в объявлениях) со временем будут выделываться все бочки в Старом и Новом свете», — довольно характерен. Этот изящный, образованный скорпион, выделывающий клепку при помощи науки, представителям которой не даром платит большое жалованье, знающий, что за два с полтиной можно по телеграфу послать в газету опровержение, знающий, как составить докладную записку об отводе казенного леса под клепку, записку, которая бы заставила забиться сердце патриота, — умеющий политику замешать в распространение кабаков, орудовать юриспруденцией в совершенстве, ухаживать за «литературой» в образе её маститых корифеев, «проводить» что нибудь в Сельскохозяйственном Обществе или в «Обществе Содействия Промышленности и Торговли» и время от времени произносить подчас даже либеральные речи — этот кулак-барин как будто забыт нашей литературой, сосредоточившей исключительное внимание на пиявках деревни, непосредственно сосущих мужика…

Между тем, разные контракты, по временам появляющиеся в газетах, свидетельствуют, что не одни Разуваевы умеют делать дело «чисто» и по «совести»…