Похождения поручика Ржевского

Глава восьмая С Олимпиадой тэт-а-тэт

Следующий день Максим начал с того, что пошел в Гостиный двор и купил шесть белых рубашек тонкого льняного полотна, атласный жилет (серебристый) и два галстуха (темно-синий и черный), а также несколько носовых платков из батиста и лакированные черные туфли для выходов в театр или на бал. Еще приобрел фрачную однотонную пару безукоризненно черного цвета (с той же целью) и, оставив продавцу адрес Олимпиады Модестовны для пересылки покупок, отправился искать скобяной ряд. Здесь он вновь порадовался, найдя моток длинной сталистой тонкой проволоки, купил его и еще кусачки и тоже отправил на новую квартиру. После чего направился туда сам. Посыльные его, видимо, опередили, так как хозяйка встретила нового постояльца словами:

— Ай да бедный безденежный юноша! Аж двух молодчиков из Гостиного двора прислал! С первым понятно: дворянин обязан одеваться прилично своему званию. Но второй принес моток проволоки: это вам зачем?

— Сия стальная проволока должна оказаться дороже серебряной, а то и золотой, — пафосно произнес Макс. — Ей я намерен завязывать денежные петли вокруг талий московских дам и вокруг шей их мужей.

— Где же пояснение?

— Его пока не будет. По поговорке: лучше раз увидеть, чем десять раз услышать.

— Eh bien, et dezirata! (Ну и дьяволенок!) — засмеялась дама.

— Вы уже начали преподавать мне французский? — заулыбался и Макс.

— Quelque chose comme ca, — произнесла хозяйка и добавила: — Что-то вроде того.

— Вот что я забыл купить! — стукнул себя по лбу Городецкий. — Франкорусский словарь!

— Он где-то валяется у меня на антресолях, — махнула рукой Олимпиада Модестовна. — Если найду, то презентую. А теперь предлагаю составить мне кампанию у кофейника. Вы поди черный пьете, да еще с ликером?

— Что подадут, то и пью, — пожал плечом Макс. — Правда, зеленый чай не люблю.

— Разве есть зеленый чай? — удивилась хозяйка. — Он же черный, иногда красный…

— Чай изначально весь зеленый. Черным он становится после тепловой обработки почти в 100 градусов по Цельсию. Зеленый считается более полезным, и азиаты предпочитают его: татары, башкиры, калмыки… Ну и китайцы тоже. Черный зато более вкусный и бодрящий, потому что в нем есть кофеин — то же вещество, что и в кофе, хотя поменьше.

— Святая Богородица, я ничего об этом не знала! Где же вы пили зеленый чай?

— В Нижнем, у одного татарского мурзы. Я обучал его сына русской грамматике, правда, недолго…

— Почему недолго?

— Мурза выяснил, что я атеист и прогнал.

— Ты атеист? Энциклопедистов что ли начитался? Ты же по-французски не понимаешь?

— Полно уже русских переводов и Вольтера, и Руссо и Дидро… Мудрые, по-моему, были люди.

— Мудрые да дураки. Расшатали религиозные и королевские устои Франции и ввергли ее и всю Европу в 25-летнюю свару! Еле-еле усмирили этих горлопанов.

— Не вполне, — возразил Городецкий. — Пять лет назад французы снова свергли Бурбонов. А Луи Филипп Орлеанский объявил себя королем-гражданином.

— Ну и дождется, что его тоже свергнут. Народ в узде держать надо, в покорности. Для того попы и нужны, чтобы втолковывать ему: власть благородным людям дана от бога. Недаром наш Николай Павлович провозгласил девиз России: православие, самодержавие и народность. И его власть в Европе крепче всех.

— Так-то оно так, так-то оно конечно, — подпустил малость юродства Макс, — только отчего же оттуда к нам разнообразные промышленные товары везут, а мы им одно и то же: лес, лен, зерно и кожи? А дело, вероятно, в том, что тамошние горожане куда образованнее наших и потому многое придумать и произвести могут. Образованного же человека религией в подчинении удержать трудно: по себе, бесприютному горемыке, знаю…

— Вы меня в полное смущение ввергли, Максим, — нервически заговорила дама. — Я надеялась, что мы будем с вами жить в полном согласии, по законам людским и божьим, а вы, получается, либерал?

— Я пришел к выводу, Олимпиада Модестовна, — утрированно важно начал Макс, — что мою личность невозможно втиснуть в рамки одного понятия. По происхождению я дворянин и, уверяю вас, горжусь этим. По предприимчивости похож на купца: везде ищу выгоду и, представьте, нахожу — к вящей пользе моего окружения. Вы в этом еще убедитесь. По миросозерцанию я оптимист: считаю, что жизнь прекрасна и удивительна, а в ее несуразностях пусть копаются больные люди, то есть пессимисты. Лучшими созданиями на земле я считаю женщин, в них есть то, чего мне так не хватает: милота, доброта, красота, умение создать уют в самом крохотном гнездышке и еще многие, многие прелестные качества. А впрочем, на них я могу, если вы не против, сосредоточиться…

— Ну-ка, ну-ка, — с легким хохотком поощрила дама.

— Во-первых глаза. Разве у мужчин бывают такие большие глаза, как, например, у вас? Но они же не просто большие, а выразительные! Вот только что вы были готовы метать громы и молнии, сейчас уже смотрите с вниманием, а через минуту, возможно, одарите ласковостью?

Во-вторых, волосы. Это же чудо природы! Длинные, густые, шелковистые, манящие к себе мужские пальцы, чтобы погладить или напротив, зарыться в их густоту и потянуть на себя, оживляя инстинкт покорности, присущий женщине. Никогда, никогда я не видел ни одной лысой дамы, в то время как плешивых мужиков — пруд пруди! А губы?

— Хватит, Максим, — рассмеялась Олимпиада Модестовна. — То, что вы поклонник женщин, я поняла при первой встрече. И опыт мне говорит, что если вы либерал и даже атеист, то из неопасной категории. Резать аристократок в случае революции вы не будете и другим не дадите.

— Ни в коем случае! — истово подтвердил Макс.

— Тогда продолжим наше соседство и общение. Пора вам рассказать, в какой журнал или газету вы все-таки устроились?

К 10 вечера Городецкий вновь был в квартире Надеждина.

— Вот крестословица, — сказал он и выложил на стол свою таблицу (аккуратно перечерченную с утра).

— Хм, — буркнул Белинский. — Вот ради такой этажерки люди будут покупать газету?

— Не ворчи, Виса, — пожал ему плечо Николай Иванович. — Давай разгадывать слова.

— Ну, давай. Первое по горизонтали: «Парнокопытное животное». Их полно в мире, парнокопытных!

— Здесь всего 4 буквы…

— Значит, конь.

— Пальцем в небо! Конь — непарнокопытный!

— Хм… Ну, лось.

— Могло бы быть, только с четвертой буквы начинается слово по вертикали. Ты знаешь слова, начинающиеся с мягкого знака?

— А что это за слово? «Часть тела», из 5 букв. Бедро? Ребро?

— Палец?

— Позвольте дать вам подсказку, судари, — вмешался Макс. — Рациональнее всего начинать разгадывать слова, начиная с однозначного. Например, здесь есть столица Сардинии. И это…

— Милан? — предложил Надеждин.

— Турин, — буркнул Белинский. — Однозначно.

Макс покинул друзей через час, когда они одолели половину кроссворда — и то с его неназойливых подсказок.