Покемонов день

Люди с си м-карты

Медсестра сказала, что можно понемногу открывать глаза.

Ничего страшного, сказала она, небольшая контузия, на зрении не отразится. И я начал понемногу открывать. Сначала свет прокалывал их насквозь. Потом я стал видеть. Первое, что я разглядел по-настоящему, была процарапанная в побелке над унитазом порнографическая баба. С незаконченными руками и ногами, с овалом вместо лица, но с тщательно прорисованной прической. Чей-то отчаянный протест против болезни и бессилия: поправлюсь, выйду отсюда, а пока рисую вот этот сисястый бесстыжий тотем.

На первый раз этого хватило – я зажмурился и на ощупь вернулся в палату. Здесь пахло краской, как во всем отделении. Но я знал, что это единственная палата, в которой не делали ремонт. Медсестра сказала.

– Будешь один тут, персональный тебе номер. Палата без ремонта, но хорошая.

Палата была хорошая. Я был один. Снова один в палате – как в то первое утро после аварии. Закрывал глаза, и только соскальзывал в дремоту, как меня раз за разом выбрасывало обратно, на ледяной бетонный пол, в кошмар, спиной к столбу.

Сжимал в пальцах сим-карту, она была такая тоненькая и маленькая – упадет, скользнет под кровать, затеряется. Не полезу за ней. Назавтра суетливая чавкающая тряпка уборщицы слижет ее и сплюнет в ведро. Прощайте, семи – и двенадцатизначные люди с сим-карты, многие из вас сгинули навсегда. Стерты безжалостной тряпкой уборщицы. И я для вас – стерт.

Когда-то зачем-то я кому-то понадоблюсь, кто-то где-то нажмет кнопку «Алексей Паршин» на своем телефоне – но в ответ услышит строгую электронную женщину: «Его больше нет, он выкинул свою сим-карту. Сволочь. Не пытайтесь позвонить ему попозже. Не рекомендую. Забудьте. Все, нет его». Электронные телефонные женщины – они такие, они всегда жестоки к нам, у них для нас только самые неприятные сообщения: недоступен, отключен, заблокирован.

Лишь на самом деле нужные люди вернутся из небытия, разыщут, скажут, что я зря так поступил, это же глупо. Запишут мой новый номер. Или я сам их разыщу. Они нужны мне. Интересно, кому я поспешил бы продиктовать свой новый номер? Кто мне нужен? Лора… Но можно ведь начать новую жизнь. Так ведь делают. С чистого листа – с новой сим-карты. Без Лоры. Перееду на другую квартиру. Через несколько лет столкнемся в городе. Она спросит, куда я пропал. Я скажу, что выбросил сим-карту. «Выбросил? Зачем?» «Ну как же… Начать новую жизнь». «А, понятно. Сволочь ты». Я проживу без Лоры. Возможно, мне даже будет лучше без Лоры, ведь я не хочу на ней жениться. Мария? Да – Мария. Такое чувство, будто мы тогда недоговорили – а договорить обязательно нужно. Да, я позвоню ей и расскажу, как алчная тряпка сожрала всех моих семи – и двенадцатизначных людей. А мне было не жаль их ничуть. Мария меня отругает шутливо, обвинит в предательстве ее сексуальных интересов. Она смешная. Еще, наверное, мне понадобится тот замредактора из журнала «Неприкасаемый», Валера. Валера иногда дает мне заработать, подбрасывает темы для статеек, когда его журналисты не успевают. Про поэта-наркомана. Про многодетных глухонемых. Интересные подбрасывает темы. Где только выкапывает? Для него весь наш миллионный город-муравейник – его территория. Ему все нужны. Чтобы перебирать их, отыскивать поэтов-наркоманов и многодетных глухонемых. Миллион записей на сим-карте.

А я обошелся бы двумя.

Еще мама, конечно. Хотя мама редко мне звонит. Я ей – никогда. Вот, пожалуй, окончательный список. Всех остальных можно безболезненно забыть. И стать недоступным для них – для прошлого. Все, что отлетит от меня, когда я выроню сим-карту, станет прошлым. Пройдет. Вот тогда-то пройдет и хаос, в который рассеялась моя жизнь после того, как в нее выстрелило сообщение: «Алексей Паршин, твой отец при смерти». И холод пройдет, что больно лижет голого покемона, снова и снова дающего представление в бетонном театре без стен. Пройдет обязательно, если начать новую жизнь.

Все изменится, если я подойду сейчас к окну и выброшу сим-карту. Она будет лететь кубарем, как крохотный осенний лист. Долетит до земли и уляжется там вместе с настоящими листьями. Тряпка уборщицы – это ненадежно. Брошу под кровать, а потом передумаю. Полезу за ней. Зайдет медсестра. «Что это ты делаешь?» – «Передумал начинать новую жизнь». – «А… Ну и правильно».

Я подошел к окну. Из приоткрытой форточки дохнуло горьковатой прохладой.

Ничего не изменится.

Интересно, мой отец еще жив?