Ангел, Мария, какая-то Антонина Львовна

Я вдруг заметил: как много женщин! Много женщин в моей жизни. Собственно, сплошь одни женщины. Женская аномалия в жизни Алексея Паршина. Само собой, это неспроста. Тут предопределенность. Тут, Леша, всё – все ключики и замочки.

Оттого, наверное, и рухнула моя крепость, что столько женщин. Монахи, эти мастера отгородиться – они в первую очередь от чего отгораживаются? Правильно, от противоположного пола. Через противоположный пол как сквозь брешь в стене и вламывается всегда жизнь, рыча и улюлюкая, жадно впиваясь во все, что не успевает растоптать, изголодавшаяся по тебе – вот именно по тебе сильней, чем по кому бы то ни было: «Ты что, решил, что можешь безнаказанно у меня воровать?!» Ну и ладно. Хрен с тобой – на, бери.

Да, в общем-то, все это не сильно меня теперь волновало. Так – значит так. Пусть.

Я торопился к Марии.

Денег на такси не хватало. А хотелось на такси, чтобы быстрее. Очень, очень хотелось к Марии.

Терпел, трясся в больном, хромающем и кашляющем, автобусе.

Кто куда едет? У всех серьезный вид, едут по серьезным делам. Есть еще такие, как я, с гематомами после празднования Дня Покемона? Хотя… вряд ли это непременно сопровождается такими тяжелыми последствиями, как у меня. Ну нет. Сколько тут, в салоне, тех, кто уже прошел через это? А таких, кому сегодня же предстоит пройти? Выйдут на своей остановке – а там: «Здрааавствуй, дружочек, поздравляем тебя с Покемоновым днем!» Или – дойдут, куда нужно; быть может, даже двери откроют собственным ключом – а там уже ждут, и дальше точно так же: «Здраааавствуй, дружочек! Хм, а ты даже похож!»

Покемоны – скрытные существа, даже друг от друга прячутся. Даже если прямо спросить: «Вы, уважаемый, не покемон ли будете?» – откажутся. А присмотреться – так наверняка покемон. Их вокруг тьмы. Стада.

Да и у меня могло бы обойтись – без последствий, без гематом. А не дернулся бы, подождал, когда можно будет спокойно собраться и уйти… Утерся, влез в перепачканные вещички (а не велика беда, несложно и отряхнуться). Так, наверное, и делают все, кто поумней: молчком, бочком, в другой раз держи уши торчком. Вон какие они серьезные, как настороженно смотрят в окно. Начеку. Знают, что почем. Всегда сумеют избежать тяжелых последствий. Утрутся-отряхнутся, и потопали себе дальше. А то, глядишь, и сами решат сотворить себе покемончика.

Вон тот юноша: глазки умные, ручки тонкие, думает какую-то тягучую мысль, так и увяз в этой мысли по самую маковку. Покемон. Какой-нибудь дворовый босяк, у которого глазки глупые, ручки толстые, встречает его каждый вечер во дворе – проход-то один. Босяк пока не наиграется с покемоном, ни за что не отпустит. И не волнует его, что дома у покемона чисто и уютно, репродукция Шишкина в прихожей и папа с мамой ждут на ужин, а в угловое окно дома напротив может выглянуть девушка Таня и все увидеть.

Вон та старушка: милый парик с буклями, сумка надежно прижата к впалому животу. Жизнь долгая за спиной, сколько их уже было, этих покемоновых дней, и не упомнишь. Сначала сын-алкоголик, приводивший домой развинченных, сморкающихся прямо на пол дружков. Он разрешал им материться и ходить в трусах, а ее посылать в магазин за водкой: «А че, мать, тебе че ли трудно?». Умер сынок, свалился спьяну в коллектор на своем заводе, сварился.

Вон та парочка… А водитель? Водитель – махровый покемон. Да ну их всех к черту!

Вот только Ольга – ни за что не представить ее в этом обличье. А ведь странно. Когда живешь, как она – в жертву… Ведь наверняка – сколько было поводов для унижения, для обиды незаслуженной со стороны больного моего отца. Какой-то есть у нее секрет, мне не доступный.

И Мария. Да, Мария. Живет на каторге под присмотром двух мерзавцев. И – ничего. Посмеивается.

Проехали под мостом – на несколько секунд темно, шумно – будто наорало на нас это мрачное тесное пространство. Вдоль окон поплыли морщинистые туловища деревьев, автобус завалился на бок, как бомбардировщик на вираже, и покатил по широкой дуге, огибая площадь. Здесь уже близко. Сегодня выходной, Мария скорее всего дома. Плевать на все – пойду прямиком к ней, позвоню в дверь. Теперь плевать. Если откроет муж или сын, совру что-нибудь, скажу, например, что с работы, попрошу ее выйти на пару секунд. Что я успею за пару секунд? Скажу ей… Пока не знаю, что скажу. Соображу на месте. Зачем-то ведь меня тянет к ней так сильно, что задыхаюсь от нетерпения. А может быть, она одна дома.


Проехал лишнюю остановку, чтобы не идти мимо места, где в тот вечер сел в темную «девятку». Пошел дворами к ее дому. Дворы широкие, как кратеры. На футбольных полях детвора гоняет мяч. Над головами то и дело вспыхивают облачка пара. Ветер вытряхивает мусор из открытых мусорных баков.

Я сразу его заметил, как только вышел из автобуса. Один из ангелов, которых я видел в больнице. Поджидал меня на остановке. Мы даже переглянулись с ним, когда я выходил. Он отвел глаза, сплюнул перед собой и плотней придвинул спину к кабинке биотуалета, возле которого стоял. Будто хотел так спрятать крылья. Халат весь в серых разводах, на ногах бесформенные сбитые ботинки.

Он шел за мной по пятам, неловко замедляя шаг, когда я неожиданно оборачивался, и упорно делал вид, что разглядывает толпящиеся на небе тучи. Он меня злил.

До ее дома оставалось совсем немного: пройти через автостоянку и мимо школы свернуть во двор. А он все плелся за мной.

– Эй! – крикнул я ему. – Чего надо?

Он сделал вид, будто не понял, что я обратился к нему. Не доходя до домика электроподстанции, возле которого я остановился, он перешел на другую сторону дворовой дорожки и пошел, глубоко сунув руки в карманы халата. Я проводил его пристальным взглядом. Массивные, задранные кверху сгибы крыльев оставались неподвижны, а опускавшиеся до земли перья, забрызганные грязью, мелко, как-то по-дворняжечьи дрожали. Я оставался на месте, пока он не вошел в арку. Он завернул за угол и исчез.

– Гады, – сказал я. – Вас только не хватало.

Я снова стал думать о Марии. Я точно знал, что она мне очень нужна. И никакая она не придуманная. И фотографию с ее мужем мы будем снимать.

«Маша, там, на небе, толпа туч, как беженцы в порту – толкаются плечами, втискивают чемоданы промеж чужих тел. Пахнет водой. Серые, суетливые. На всех места все равно не хватит». – «Ты где был?» – «Лечился». – «Вылечился?» – «Знаешь, мне так хотелось тебя увидеть, что воздуха не хватало».

Пройдя под аркой, я вышел на стоянку.

Он стоял на дальнем конце стоянки, привалившись к решетке. Снова делал вид, что смотрит на небо. Злоба захлестнула меня.

Я бросился к нему между рядов припаркованных машин. Было раннее утро выходного дня, стоянка заполнена почти до отказа. Приходилось то обегать машину, стоящую слишком близко к соседней, то бежать, как на уроке физкультуры, приставным шагом.

Он не сразу меня заметил. Я был уже близко, когда он спохватился и бросился прочь. Бежал он неважно, то и дело с глухим стуком врезался в кузова автомобилей. Наконец он выскочил в широкий центральный проезд и рванул к воротам. Но я успел пробежать быстрее, вылетел из своего ряда прямо ему в бок.

Никогда бы не подумал, что ангелы пахнут как бомжи.

Я обхватил его обеими руками и, развернувшись вместе с ним, сильно толкнул. Он упал навзничь, спиной на землю. Крылья распластались и с размаху шлепнули по крышам машин. Завопила сигнализация. Я не удержался на ногах и упал рядом. Он поднялся быстрей меня и уже собирался пуститься наутек. Пихнул его обеими руками. Снова повалились оба. Сработало еще несколько сигнализаций.

Он сидел, опираясь руками на землю позади себя, часто и громко сопел. Я сгреб его за ворот, потянул, еще раз поражаясь, как от него разит мочой и подворотней, и дернул что есть силы в другую сторону.

– Ангел, да? Ангел?!

Он упрямо молчал. Молчал и отводил взгляд каждый раз, когда я пытался посмотреть ему в глаза.

– А ну брось, урод! – кричали откуда-то сверху. – Сейчас же брось! Сейчас в милицию позвоним!

Он уползал от меня за колесо «КамАЗа». Я дышал так же тяжело, как и он. Теперь, наверное, и от меня будет пахнуть бомжатиной. Захлебываясь и перекрикивая друг друга, верещали и выли сигнализации. Другой голос, поближе, грозился спустить на меня собаку. Теперь я мог идти к Марии, никто не помешает.


Она сидела возле подъезда на большой перетянутой скотчем коробке. Сзади стояли коробки поменьше, потертая спортивная сумка. У ее ног лежал бумажный китайский зонт.

Заметив меня, Мария удивленно всплеснула руками. Я подошел.

– Вот так явление! – сказала она. – Присаживайся, – и подвинулась на край коробки.

Я сел рядом. Я волновался.

– Ты что тут на коробках?

Она снова всплеснула руками:

– Нет, ну надо же, ты заявился – вот именно сейчас. Ты куда вообще пропал-то? Не звонил.

– К отцу ездил.

– Далеко?

– В Ростов.

– Далековато. А я вот из семьи ухожу.

Она помолчала, весело глядя прямо перед собой. Я посмотрел на нее: она выглядела беззаботной и легкой, будто собралась в долгожданный отпуск. Мария взяла китайский зонтик, положила его на плечо и повернулась ко мне.

– Представляешь, они нас прослушивали.

– Кто?

– Как – кто? – она крутанула зонтик, и за ее плечом завертелся, ловя собственный изворотливый хвост, тощий зеленый дракон. – Мужчины мои. Да. Диктофон установили в спальне. Как тишина – выключается, как звук какой-нибудь – включается. Понял?

– Понял.

Зонт остановился, и дракон замер, наступив Маше большой когтистой лапой на плечо.

– Тишина – выключается, звук – включается.

Мимо прошла какая-то женщина, смерившая нас ледяным взглядом.

– Здравствуйте, Антонина Львовна, – сказала Мария.

Антонина Львовна молча и не оборачиваясь кивнула.

– Маш, а ты… куда?

– Да к маме, куда ж еще. Так что будем мы теперь с твоей Лорой каждое утро видеться, белье будем рядышком сушить.

Мария игриво наморщила нос:

– Во как. Да ты не бойся, я ни гу-гу.

Я встал и закурил давно уже приготовленную, намятую в пальцах сигарету.

– Маша, переезжай ко мне, а? А с Лорой я больше не встречаюсь.

– Ух ты!« – она удивленно подняла брови и замерла так, глядя на меня.

– Переезжай?

Наверное, я выглядел совсем уж мальчишкой, выпрашивающим конфет перед самым застольем, когда уже и гости начали сходиться, и картошка почти сварилась. Она вдруг опустила глаза, подождала, пока мимо пройдет девочка с пуделем на поводке, сказала:

– Ты извини, Леш… Нет.

Во двор въехала «Газель», Мария встала:

– Это за мной.

Она шагнула ко мне.

– Извини, Леш. Прости. Никогда не думала, что ты… что предложишь такое. Давай сразу решим все. Черт, и машина тут – как не вовремя! Ты не думаешь ведь, что чем-то мне обязан, правда?

Я тряхнул головой – мол, нет, конечно.

– Ну и правильно. Я, если хочешь знать, тебе очень благодарна. Очень. Разве я сама когда-нибудь решилась бы? Да ни за что. Стыдно было, правда, когда они включили мне эти записи, на полную громкость… судилище устроили – что ты! – потом как-нибудь расскажу. Ну да у всего своя цена, правда?

– Правда.

Подъехала «Газель», пожилой водитель выглянул в окно:

– Машину вы заказывали?

– Да-да.

Мужичок выбрался из кабины и пошел открыть дверцы грузового отделения.

– Поможешь загрузиться?

Я шагнул к коробке.

– Да подожди ты! – она схватила меня за руку. – Ты правда не обидишься? В общем, я так решила… мы не будем с тобой встречаться. Я новую жизнь начинаю, Леша. Все с нуля, представляешь? Новая, совсем-совсем новая жизнь!

– Начни со мной. У меня тоже, между прочим – новая. Я еще раньше тебя решил.

– Да? Поздравляю. Расскажешь потом, да? Мы будем друзьями, хорошо, Леш? Прости. С тобой не совсем то, чего я сейчас хочу. Лешенька, миленький, я тебе больно сделала, да?

– Ну да. Но нет, нет, не ты.

– Давай погрузимся, ладно, Леш? А то вон водитель хмурится, ну его.

Я уложил коробки с намокшими донышками, сумку, несколько пластиковых пакетов. Сверху – зонтик с драконом, он не помещался в салон.

– Ну, пока. Позвони мне.

– Пока.

«Газель» завелась, несколько раз сипло потарахтев стартером, и поехала в сторону дороги. Я поймал взгляд Марии в боковом зеркале – задумчивый и одновременно полный какой-то беспечной решимости.

«А как же я?» – «Нет, Леш, сейчас совсем не о тебе речь».

На небе по-прежнему, как беженцы в порту, толпились тучи. Пахло водой. В получасе неспешной ходьбы отсюда меня ждала съемная квартира с запылившимся за время моего отсутствия телевизором, ворчливым бачком унитаза, раскиданными во время моих сборов в Ростов вещами.

Я побежал за «Газелью».

Загрузка...