Отчаянье не искушай, дитя…[23]
Саймон вставил ключ в парадную дверь своего дома в Белгрейвии, готовый в любую секунду броситься вдогонку, за Кларой, которая покорно стояла рядом с ним на крыльце. В лунном свете ее лицо казалось загадочным. Одной рукой Саймон придерживал ее за талию. Всю дорогу она непринужденно болтала, но он не мог не почувствовать, что она скована и напряжена.
Он боялся, что она опять передумает и убежит в темноту.
Всего полчаса назад, когда он вышел от леди Хейвенден, собираясь отправиться на поиски обладателя медной пуговицы, из коридора навстречу ему шагнула Клара. В тот момент он ломал голову над загадкой нового послания Призрака, но манящий взгляд ее голубых глаз не мог оставить его равнодушным. Положив руки ему на грудь, она тихо произнесла:
— Я приняла решение, Саймон; Я буду твоей любовницей.
В его жилах вновь закипела кровь. В одну секунду она разожгла в нем пожар. Но обстоятельства не позволяли ему отдаться своим желаниям. Он должен расследовать преступление и выяснить, кто оставил под шкатулкой записку.
До чего же неподходящий момент!
Он взял ее за запястья и поцеловал ладони. Нежность ее кожи причиняла ему почти физическую боль.
— Клара, дорогая, ты не пожалеешь об этом. К завтрашнему вечеру все будет готово к твоему переезду…
— Нет! Сегодня. До завтра я могу передумать. Я знаю, что я передумаю!
Ее колотила нервная дрожь, и Саймон понял, что, если не увезет ее в Белгрейвию прямо сейчас, она действительно может передумать, и тогда он потеряет ее навсегда. Должно быть, ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы решиться на такой грех. Клара считает, что отношения мужчины и женщины должны быть освящены браком. Наверное, он будет ее первым мужчиной после мужа.
Эта мысль подействовала на него возбуждающе. Нужно решаться немедленно.
— Я только скажу пару слов леди Хейвенден.
— Это обязательно?
— Она просила меня вернуться, — соврал Саймон. — Я только скажу, что уезжаю.
Пока Клара ждала его в коридоре, Саймон незаметно передал пуговицу полицейскому, распорядившись поискать ее владельца среди гостей. Потом Клара отдала лакею записку для леди Эстер. Когда они, наконец, вышли из дома через черный ход, она выглядела очень взволнованной и счастливой, но Саймон не мог избавиться от ощущения, что она все еще сомневается в правильности принятого ею решения.
Даже сейчас, в темноте, он чувствовал, как она напряжена. Ему не терпелось заставить ее расслабиться и раствориться в чувственном наслаждении. Когда она будет лежать под ним обнаженная, она забудет все свои страхи и сожаления.
Он не сомневался в этом.
Саймон толкнул дверь и пропустил Клер в слабо освещенную прихожую. На маленьком столике возле лестницы горела масляная лампа. Клара сделала несколько неуверенных шагов, потом остановилась, разглядывая натюрморты, висевшие на бледно-оливковых стенах, темный мраморный пол и высокие белые колонны.
— Как на итальянской вилле, — сказала она.
Его позабавило ее удивление. Он подошел к ней и обнял.
— А ты ожидала увидеть красный бархат и картины с обнаженными женщинами?
Она строго посмотрела на него своими голубыми глазами.
— Да, что-то в этом роде. Я думала, обстановка будет соответствовать тем безобразиям, которые здесь происходят.
Саймон усмехнулся:
— Безобразиям? Я принимаю это как вызов. Вот увидишь, я заставлю тебя переменить свое мнение.
Прижавшись губами к ее рту, он начал ее целовать. Ее тело напряглось, но губы были мягкими и раскрылись, позволяя ему проникнуть внутрь. Этого было достаточно, чтобы свести его с ума. Ему приходилось себя контролировать, чтобы не испугать ее слишком сильным напором. Она должна доверять ему. Он осторожно гладил ее лицо, шею, волосы. Только после того как она немного расслабилась, он опустил руку к ее мягким округлым бедрам.
Она просунула руки ему под фрак, отчего у него так забилось сердце, что он едва не задохнулся. Неловкие движения ее ладоней были эротичнее уверенных ласк куртизанок. Внезапно он почувствовал, что ему мешает одежда. Расстегивая ее накидку, он касался подушечками пальцев ее обнаженной шеи. Между ног ее кожа должна быть ее теплее и шелковистее.
Он не мог дождаться, когда их обнаженные тела сольются в одно целое.
Словно в ответ на его мысли, Клара тихо застонала. Его обдало жаром; он жаждал обладать этой женщиной, а до ближайшей кровати еще нужно дойти. Не отрываясь от ее губ, он начал подталкивать ее назад, в полумрак гостиной.
Вдруг он услышал чьи-то шаги. Шаги приближались, потом начали быстро удаляться.
Клара замерла и обернулась, вглядываясь в темноту.
— Кто там?
— Это всего лишь миссис Багли, моя экономка. Наверное, она слышала, как мы вошли.
— Я думала, здесь никого нет.
— Здесь действительно никого нет, кроме миссис Багли и ее мужа. Не волнуйся, они не любопытны.
— Но она, должно быть, видела нас.
Клара занервничала. Нахмурившись, она прикусила нижнюю губу.
Его плоть мгновенно отреагировала. Черт, необходимо себя контролировать. И вообще, о чем он думал, когда собирался взять ее на кушетке в гостиной? Если он испепелит себя впервые две минуты, у него не получится соблазнить ее так, как он планировал.
Но прежде нужно избавиться от проклятой записки. Не дай Бог, она выпадет из кармана. Клара слишком догадлива, чтобы не понять важность этого документа, а он намеревался показать ее только магистрату.
— Идем, — сказал он. — У меня кое-что есть для тебя. Он взял лампу и, обняв Клер за талию, повел ее к себе в кабинет. Другим женщинам он запрещал входить в эту комнату, но сегодняшний вечер был исключением.
Сама Клара была исключением.
В ее глазах вспыхнул интерес. Она с любопытством оглядывалась по сторонам, отмечая все: и стол красного дерева, и удобные кресла у камина, и стеллажи с книгами. Она подошла к одной полке и принялась читать названия на корешках.
— Чосер, Цицерон, Конгрив.[24] Ты расставил книги в алфавитном порядке, хотя разумнее было бы сделать тематические разделы: проза, поэзия, философия…
— Каталогом занимались Багли.
— Хм-м…
Судя по лицу Клары, ей не терпелось немедленно расставить книги в правильном порядке. Он представил, как будет сидеть у камина — не сейчас, а как-нибудь потом, — а Клара будет заниматься книгами, и они будут разговаривать. Он встанет, чтобы достать ей книгу с верхней полки, но вместо этого начнет гладить ее груди и целовать ее до тех пор, пока они оба не упадут на ковер, расстеленный у камина…
— Но почему ты устроил библиотеку именно здесь?
— Я купил этот дом не только для развлечений. Я часто бываю здесь один. Эта комната — мое убежище.
Он почти никому не признавался в этом. Только Гарри знал его секрет. Но даже Гарри не знал, что Саймон часто работает здесь по заданию Боу-стрит. Сколько дней и ночей он просидел за письменным столом, тщетно пытаясь разгадать смысл цитат, оставленных Призраком.
Но последнюю цитату оставил кто-то другой. Это не мог быть Гилберт Холлибрук.
Саймона кольнула неприятная мысль, что он посадил за решетку невинного человека. Мысль была настолько неприятной, что даже несколько остудила его пыл.
Передав лампу Кларе, которая увлеклась изучением его библиотеки, он подошел к письменному столу. Он уже бесчисленное количество раз перебрал в голове доказательства вины Холлибрука.
Холлибрук ненавидел аристократов. На месте последнего преступления был найден счет из бакалейной лавки на его имя. Бриллиантовый браслет матери Саймона был найден в ящике его письменного стола.
Не может быть, чтобы преступление совершил кто-то другой, а улики подбросил Холлибруку.
Значит, сегодня кто-то просто скопировал его почерк, чтобы сбить следствие с толку. Записка была написана печатными буквами, как и все остальные записки Призрака, но некоторые отличия все же были. Нужно будет утром сравнить.
Саймон снял фрак и шейный платок и бросил их на стул. Его связной Томас Крампс заступит на дежурство только завтра, так что впереди у него еще целая ночь.
И он собирался насладиться этой ночью сполна.
Он взял бокал и, плеснув в него коньяку, вернулся к Кларе. Увидев, как ее пальцы легко дотрагиваются до корешков книг, он мгновенно пришел в состояние полной боевой готовности.
Клара повернулась к нему. Ее большие голубые глаза широко раскрылись, когда она увидела его в одной рубашке с расстегнутым воротом. Она казалась испуганной, словно впервые видела полуодетого мужчину. Может, ее муж был таким пуританином, что раздевался только в темноте? Если так, то ее ждут приятные открытия.
Тем не менее, он испытал укол ревности. Ему не хотелось думать, что до Клары дотрагивался какой-то другой мужчина, хотя бы и в прошлом. Это собственническое желание было глупым и иррациональным, потому что он никогда бы не привел сюда Клару, если бы она была неопытной девушкой.
Клер быстро овладела собой и улыбнулась ему:
— Ты сказал, что у тебя что-то есть для меня. Это книга?
— Нет, я хотел предложить тебе выпить. Это придаст тебе смелости.
Саймон протянул ей бокал, но Она покачала головой:
— Я не пью спиртное.
— Да ну же, всего несколько глотков. Это поможет тебе расслабиться.
На самом деле Саймону был нужен повод, зайти в кабинет, чтобы оставить там фрак и записку. Он сумел бы распалить Клару и без горячительных напитков.
Он поднес бокал к ее губам и влил несколько капель янтарной жидкости в рот. Она проглотила ее и закашлялась, отстранив его руку.
— Что это?
— Отличный французский коньяк.
— Он обжигает.
— Иногда это даже приятно.
Не сводя с нее глаз, он поднес бокал ко рту и стал пить с той стороны, где пила Клара. Он почти не почувствовал вкуса: его волновала реакция Клары.
Ее губы слегка приоткрылись, глаза потемнели. Должно быть, она вспоминает их поцелуй и ждет продолжения.
Он, не глядя, поставил бокал на ближайшую полку и обнял Клару за тонкую талию. Потерся губами о ее губы, наслаждаясь вкусом коньяка и ее нетерпением.
— Идем наверх, — прошептал он.
Взяв лампу, он повел ее к двери. Но на пороге Клара вдруг остановилась и оглянулась.
— А где твой фрак?
— Он вряд ли пригодится мне сегодня ночью.
Она даже не улыбнулась. Уклонившись от его поцелуя, она вынырнула из его рук, схватила со стула фрак и шейный платок и прижала их к груди.
— Я не хочу, чтобы миссис Багли нашла наши вещи разбросанными где попало.
Саймон уже забыл, когда встречал женщину, которую могли смутить подобные мелочи. Его затопила нежность. Ему захотелось во всем угождать Кларе, исполнять любые ее капризы.
Но только не сейчас.
Он мягко забрал у нее фрак и бросил обратно на стул.
— Не беспокойся, дорогая. Сюда никто не войдет без моего разрешения.
— Но…
— Никто не войдет, — твердо повторил он и вывел ее из кабинета.
Он больше не мог допустить, чтобы что-нибудь еще отвлекло ее внимание, поэтому быстро поставил лампу на столик, подхватил Клару на руки и начал подниматься по лестнице.
Ахнув, она обвила его шею руками и прижалась к нему.
— Что ты делаешь?
— То, что должен был сделать в ту ночь, когда мы встретились.
Господи, какое же это счастье — нести ее на руках, когда ее грудь прижимается к его груди… Он снова почувствовал тонкий горьковатый аромат лаванды.
— Я должен был отнести тебя тогда в этот дом и больше никогда не выпускать.
Она перестала хмурить брови и улыбнулась, глядя на него сияющими глазами.
— Тогда ты бы этого не сделал. Я выглядела ужасно.
— Да, — признал он, догадываясь, что честность понравится ей больше, чем неискренние заявления о любви с первого взгляда. — Но ты забыла, что я некоторое время держал тебя в своих объятиях. Думаешь, я не понял, какие великолепные формы скрывались под твоим балахоном?
Сейчас он понимал это еще лучше. Он горел желанием увидеть ее тело, скрытое под несколькими слоями одежды. У него даже мелькнула безумная мысль раздеть ее прямо здесь, на лестнице.
— Зачем ты скрывала свою красоту? Она опустила ресницы.
— Я хотела выглядеть серьезнее и старше. Иначе меня не взяли бы в компаньонки. — Уткнувшись лицом ему в шею, она спросила: — Ты, правда, считаешь меня красивой?
Любая другая женщина задала бы этот вопрос, напрашиваясь на комплимент. Но Клара, похоже, действительно сомневалась в своей привлекательности. Ее робкий вопрос показался ему очень трогательным. И снова у него сжалось сердце, а к горлу подступил комок.
— Красивая — неподходящее для тебя слово, Клара, — хриплым голосом сказал он. — Красивыми бывают цветы. Красивой можно назвать луну. А ты… ты самая восхитительная женщина, которую я когда-либо встречал.
Он видел, что Клара польщена его комплиментом.
— Спасибо, — сказала она, не поднимая глаз.
— Ты мне не веришь.
— Трудно поверить, когда тебя превозносят в таких выражениях, — сказала она, снова став похожей на гувернантку. — Только не подумай, что я не рада твоим словам… не обращай внимания. Это не имеет значения.
— Нет, это имеет значение.
Саймону было очень важно убедить ее в своей искренности. Они уже были на втором этаже и шли в его спальню. Когда они вошли в темную комнату, он осторожно посадил Клер на кровать и взял в ладони ее лицо.
— Ты околдовала меня, Клара. Ты — изумительная женщина, моя женщина. В этом не может быть ошибки.
— Тогда ты — мой мужчина.
У него подпрыгнуло сердце, хотя он слышал эти слова множество раз от других женщин. Он направился к двери.
— Подожди меня здесь, дорогая. Я только схожу за лампой.
Саймону пришлось сделать над собой усилие, чтобы оставить ее одну. Он не хотел ни на секунду отрываться от ее тела, но желание видеть это тело было еще сильнее. Он должен видеть, как в ее глазах вспыхнет страсть и как она растворится в блаженстве.
Подгоняемый этой мыслью, он сбежал вниз по лестнице, схватил лампу и, шагая через ступеньки, примчался обратно. И снова его подстегивал знакомый, противоречащий логике страх, что Клара сбежит. Исчезнет, оставшись только в его мечтах.
Войдя в спальню, он с облегчением выдохнул. Она стояла возле кровати, луна освещала ее высокую тонкую фигурку с гордой осанкой.
Она сняла свою накидку и, подняв руки, пыталась расстегнуть крючки на спине. Он замер, очарованный этим зрелищем.
Она застенчиво посмотрела на него.
— Что-то у меня не получается. Ты не мог бы мне помочь?
Саймон чуть не выронил лампу. Захлопнув дверь ногой, он торопливо прошел вперед и поставил лампу на прикроватный столик.
— С удовольствием, дорогая. По правде, говоря, я собирался сделать это сам.
Клара опустила руки.
— О-о! Извини. Я не думала…
Что ее так удивляет? Разве она не знает, как это приятно — раздевать друг друга? Должно быть, ее муж был совершенным неумехой в постели и заботился только о собственном удовольствии. Если она не слишком искушена, ему будет нетрудно завоевать ее.
Но пока он сам чувствовал себя неумехой. У него тряслись руки, он с трудом справился с крючками ее платья. Когда он опустил верх платья и обнял Клару за талию, затянутую в корсет, то задохнулся, как неопытный юнец, обнимающий свою первую девушку.
Он плотно прижал Клару к себе, зарывшись лицом в ее душистые волосы. Теперь до конца жизни аромат лаванды будет действовать на него возбуждающе. Его руки медленно поднялись вверх и начали ласкать холмики грудей, стянутых корсетом.
Она запрокинула голову, ее дыхание стало горячим и прерывистым. Ее пальцы погладили его подбородок.
— Не убирай своих рук, Саймон. Прошу тебя.
В ее голосе прозвучала такая тоска, что он едва сдержался, чтобы не бросить ее на кровать. «Я должен себя контролировать, — осадил себя Саймон. — Ведь мы еще даже не разделись».
Медленнее. Нужно действовать как можно медленнее.
Усилием воли он умерил свое желание. Он долго и нежно гладил полушария ее грудей, их кончики напряглись, выпирая сквозь ткань корсета. Он водил вокруг них пальцем, а Клара выгибалась и тихо вздыхала.
Она прижалась к нему бедрами, и его плоть напряглась и задрожала, требуя удовлетворения. Но Саймон твердо решил не выпускать своего тирана на волю раньше времени. Эта ночь должна стать для Клары незабываемой.
Он начал вытаскивать шпильки из ее волос, одну за одной, складывая их на прикроватный столик. Роскошные темные локоны упали ей на спину, доставая до талии. Саймон пришел в восторг. Он расшнуровал корсет и просунул руки под юбки. Ее кожа была нежной и теплой в потайных местах, которые он трогал впервые.
— Ты понимаешь, как ты прекрасна? — прошептал он ей в ухо. — Ты — совершенство, и я грезил, как буду трогать тебя здесь, — он накрыл рукой ее обнаженную грудь, — здесь, — его рука сжала ее талию, — и здесь.
Легким, как перышко движением он погладил ее между ног, и Клара задрожала от нетерпения.
— Я хотел тебя с той самой минуты, когда мы встретились. Можешь не верить, но это правда. Ни одну женщину я не хотел так, как тебя.
А ведь это и в самом деле правда, с удивлением понял Саймон. Он не помнил, чтобы у него когда-нибудь сжималось сердце от того, что он обнимал женщину. Он без труда мог представить себе, как живет вместе с Кларой и занимается с ней любовью всю оставшуюся жизнь.
Нет, он не должен так думать. О будущем можно подумать позже. Только не сегодня ночью.
— О, Саймон, я чувствую то же самое. Ты не подумаешь обо мне плохо, если я…
Она попыталась стащить с себя платье. Осознав, что мешает ей, Саймон убрал руки. Ее лихорадочное состояние передалось ему. Он отбросил свой план раздевать ее медленно, целуя каждый дюйм ее тела. Вместо этого он сорвал с нее платье и торопливо сбросил свою одежду на пол.
Когда они остались стоять обнаженные, Клара сделала попытку спрятаться под простыней, но он удержал ее.
— Подожди. Я хочу посмотреть на тебя.
Он положил руки ей на плечи и смотрел на ее полные груди с плотными коралловыми бутонами сосков, на мягкий изгиб ее бедер и темное гнездышко, закрывающее вход. У нее были длинные стройные ноги, изящные лодыжки и… черт, даже пальцы на ногах, утопавшие в голубом ковре, были восхитительны. А ее лицо… ему никогда в жизни не надоест смотреть на эти прекрасные черты, на ее аккуратный носик, на ее губы, которые так редко улыбались, на ее бездонные голубые глаза, взгляд которых проникал ему в самую душу.
Она тоже смотрела на него. Ее взгляд скользнул по его плечам и груди и остановился на гордо восставшей плоти. Ему отчаянно хотелось, чтобы она дотронулась до нее. Но она не сделала этого. Она посмотрела, потом закрыла глаза, потом посмотрела снова. Ее щеки порозовели от смущения.
Она прерывисто вздохнула.
— Саймон… Не знаю, могу ли я…
— Ты можешь. Просто у тебя давно этого не было. Доверься мне, дорогая.
С этими словами Саймон откинул покрывало и повалил ее на прохладные белые простыни. Ощутив под собой ее тело, он испытал такой взрыв наслаждения, что из его горла вырвался хриплый стон. Глаза Клары потемнели, веки были полуопущены. Она прерывисто вздохнула, призывая его к действию.
Он понимал ее чувства; он и сам испытал невероятное возбуждение, ощутив непосредственный контакт с ее кожей. Прижимаясь к ней всем телом, чувствуя под собой ее мягкие женственные формы, он поцеловал ее долгим поцелуем. Как ни странно, сейчас, когда они оказались в постели, он находил в себе силы сдерживать нетерпение.
Клара робко, почти застенчиво провела пальцами по его груди и плечам, с любопытством разглядывая его. Он видел, что она тоже возбуждена, но хотел дождаться момента, когда она будет готова так же, как он.
Проложив дорожку поцелуев от ее горла к груди, он подумал, что может опьянеть от одного прикосновения к ее нежной коже. Он задохнулся, прикоснувшись губами к ее груди, потом потерся об нее щекой. Лизнув ее сосок, он легонько подул на увлажнившийся бутон.
Клара застонала, запустив пальцы в его волосы. Прижавшись щекой к ее груди, он чувствовал, как бьется ее сердце. Он переключился на другой сосок, сжавшийся в тугой комочек. Стараясь не испугать Клару, Саймон осторожно провел рукой по ее животу, спускаясь вниз, и легкими как перышко движениями стал гладить ее между ног в ожидании, когда она как следует увлажнится.
Клара закрыла глаза, дыхание ее стало неровным, бедра задвигались в ритме любви. Она выгнула спину и широко раздвинула ноги, приглашая его войти. При виде этой картины Саймон больше не мог себя сдерживать. Он видел, что Клара полностью готова принять его, и вошел быстрым мощным толчком.
Наткнувшись на препятствие, он преодолел его и вошел глубже. Клара коротко вскрикнула, и он напряженно застыл, но она притянула его к себе и обхватила его спину ногами.
— О, Саймон, — простонала она и задвигала бедрами, стараясь впустить его как можно глубже в горячие шелковистые глубины своего лона.
Их сплетенные тела двигались в быстром и яростном ритме любви. Он видел, когда Клара достигла высшей точки наслаждения. Она задрожала, выкрикивая его имя, и он извергнул в нее свое семя. Взрыв наслаждения был таким мощным, что его затрясло. В изнеможении он упал на нее. Он упал на Клару.
Еще никогда в жизни он не испытывал такого беспредельного счастья. «Как же я раньше этого не понимал?» — подумал Саймон. Ему хотелось лежать так вечно: уткнувшись лицом в ее волосы, чувствуя под собой ее влажное от испарины тело.
А потом он вспомнил.
Он скатился с нее и сел.
Клара повернулась на бок. Она улыбалась ему с тихим обожанием во взоре, которое должно было наполнить его гордостью. Вид ее божественных форм должен был снова привести его в состояние полной готовности.
— Но его внимание отвлекло красное пятно на снежно-белой простыне.
Он был настолько потрясен, что его пробрал озноб.
— Девственница. Черт возьми, Клара, ты девственница!