Палец у меня зудит,
Что-то грешное спешит.[5]
Саймон заехал за Розабел в три часа, но девушка еще не успела одеться, поэтому ему пришлось дожидаться ее в гостиной в обществе ее брата лорда Фредерика и леди Эстер.
Саймон предпочел бы провести это время в трущобах, вылавливая преступников. Азарт преследования привлекал его гораздо больше, чем скучная светская беседа. Но делать нечего: женитьба предполагает период ухаживания. Сам он предпочел бы не тратить на это драгоценное время, но тогда в обществе их могли бы осудить.
Лорд Фредерик явно страдал после бурно проведенной ночи. Он развалился в кресле и внимательно изучал свои ногти. За прошедшие полчаса он успел поиграть большими золотыми пуговицами своего модного желтого сюртука, подергать накрахмаленные оборки рубашки и расправить несуществующие морщинки на темно-зеленых бриджах. Глядя на его торчащие уши и растрепанные светлые волосы, Саймон подумал, что он похож на скучающего школьника на уроке.
Сразу было видно, что мать заставила его играть роль гостеприимного хозяина, однако Фредерик даже не попытался изобразить радушие. Он игнорировал все попытки вовлечь его в общую беседу, и леди Эстер приходилось отдуваться за двоих. Она не уставала перечислять достоинства своей дочери.
— Фредерик, дорогой, расскажи, как чудесно выглядела твоя сестра на своем первом балу.
— Чудесно? — Зевнув, он вытянул Ноги и начал рассматривать свои туфли. — Раз ты так говоришь, мама, верно, так оно и было.
Леди Эстер нахмурилась, но затем перевела взгляд на Саймона, и на лице ее появилась сияющая улыбка.
— Первый танец Розабел танцевала с Фредериком. О, как она была прекрасна в этом белом шелковом платье и с бриллиантовым колье на шее, которое досталось ей в наследство от бабушки! Мужчины наперебой приглашали ее танцевать. Многие говорили, что она самая красивая девушка в этом сезоне. — Леди Эстер поднесла к лицу кружевной платочек и довольно правдоподобно изобразила смущение. — Но вам, наверное, может показаться, что я хвастаюсь.
— Разве можно винить вас за то, что вы говорите правду? — любезно возразил Саймон. — Леди Розабел, в самом деле, красавица.
За дверями послышалось хихиканье.
— Благодарю вас за такой отзыв, милорд.
Розабел впорхнула в гостиную, и Саймон встал. Она выглядела необыкновенно свежей и юной в бледно-зеленом муслиновом платье, которое выгодно подчеркивало ее чудесный бюст. Соломенная шляпка с зелеными лентами обрамляла нежное личико. Розовые губы, напоминали лепестки розы, ясные голубые глаза сверкали от удовольствия. Невинная и обольстительная, она была воплощением мечты любого мужчины.
Однако Саймон при виде Розабел был неприятно поражен: сегодня она показалось ему еще более юной, чем в первый раз. Пожалуй, она даже моложе, чем его сестры, подумал он.
Затем его взгляд остановился на женщине, стоявшей позади нее. Миссис Клара Браунли казалась тусклой тенью своей хозяйки. Серая шляпа почти полностью скрывала туго стянутые на затылке темные волосы. Мешковатое платье уродливо висело на ее тонкой фигуре. Однако взгляд, который она вперила в него, был отнюдь не лишен блеска. Голубые глаза за стеклами очков с золотыми дужками смотрели на него с явным неодобрением.
Саймон не привык, чтобы слуги глазели на него столь бесцеремонным образом. Возможно, поэтому у него возникло чувство, словно он внезапно очнулся ото сна.
Он попытался разобраться, почему эта женщина так занимает его. Вечера ночью он обнимал ее намного дольше, чем это оправдывали обстоятельства. Его воображение распалилось, когда он ощутил женственные изгибы ее тела и слабый запах лаванды. Темнота сыграла с ним злую шутку: он принял ее за леди. За леди, которая могла бы стать его женой.
И как жестоко он обманулся.
Если быть честным с собой до конца, она, вероятно, тоже была не в восторге оттого, что он навязался ей в провожатые. Их случайное объятие ввело ее в заблуждение относительно его намерений. И теперь она, без сомнения, считает, что он — беспутный повеса, который может погубить репутацию леди Розабел.
Однако его намерения были прямо противоположными. Хотя какой-то бесенок внутри подбивал Саймона оправдать опасения Клары Браунли.
Он приблизился к Розабел и, склонившись в поклоне, запечатлел поцелуй на ее руке, обтянутой перчаткой.
— Вы сияете, словно весенний день, миледи. Возможно, нам не следует ехать в парк: при виде вас все цветы завянут от стыда.
— Розабел улыбнулась, показав ямочки на щеках.
— Но я так ждала этой прогулки.
— Ваше желание для меня закон. Отныне я буду делать все, что вы пожелаете. — Он понизил голос и промурлыкал: — Я не могу дождаться минуты, когда мы останемся наедине.
Она игриво хлопнула его по руке кружевным ридикюлем.
— О, вы сегодня негодник, милорд.
Миссис Браунли у нее за спиной сжала губы. Ее голубые глаза потемнели от гнева, и она выступила вперед с таким лицом, словно собиралась его отчитать. Саймон с наслаждением ожидал ее упреков.
— Миссис Браунли, — прозвенел голос леди Эстер, — вы уже управились с починкой белья?
Глаза миссис Браунли широко открылись, но она быстро опустила их, уставившись в мраморный пол.
— Еще нет, миледи. Я как раз собиралась идти наверх и продолжить работу.
Ее дерзкий надменный взгляд и униженный тон представляли столь разительный контраст, что Саймон почувствовал себя заинтригованным. Но она, по крайней мере, понимает, кто платит ей деньги.
Однако прежде, чем уйти, миссис Браунли бросила на него еще один пронзительный предупреждающий взгляд.
Он не знал, сердиться на нее или смеяться. Ясно одно: миссис Клара Браунли оказалась в прислугах случайно. Судя по выражению ее лица и тону, она чувствовала себя здесь равной. Но неужели она не понимает, что человек его положения будет поступать так, как ему заблагорассудится, независимо от ее мнения? Интересно, как она думает этому воспрепятствовать?
Спустя час Клер вышла в коридор. Она с облегчением вздохнула, взглянув в обе стороны: в коридоре никого не было. Уборку в доме проводили рано утром, сейчас все слуги должны находиться внизу.
Леди Эстер, легла вздремнуть, лорд Фредерик куда-то уехал, а Розабел еще не вернулась с прогулки с лордом Рокфордом. Клер надеялась, что сейчас ее кузина гуляет с ним по парку. Но если ему удалось заманить ее в какой-нибудь глухой уголок…
Клер сурово сдвинула брови и пошла по коридору. Ее подозрения относительно графа не были беспочвенными. Он с места в карьер принялся кружить Розабел голову экстравагантными комплиментами, и что-то нашептывал ей на ухо. В темно-голубом фраке и песочных бриджах он был красив как дьявол.
У нее у самой захватывало дыхание, когда он стоял рядом. Вопреки здравому смыслу и к собственному стыду, она вдруг ощутила желание снова прижаться к его мускулистому телу, почувствовать терпкий запах его духов и руки на своей талии.
И ощутить, как его губы целуют ее.
Его физическая привлекательность была для нее загадкой. Она привыкла относиться с презрением к развратным богачам, которые занимали свое положение благодаря счастливому случаю. Пользуясь своим положением, они унижали и подавляли других людей. И вот сейчас она вдруг узнала, как легко женщина может подпасть под обаяние такого мужчины. Лорд Рокфорд был не только богат и титулован, но к тому же обладал обаянием и привлекательной внешностью. В его холодных умных глазах искрилось веселье. Казалось, он наслаждался игрой, манипулируя наивной девушкой.
Клер решительно выбросила его из головы. У нее было столько обязанностей, что почти не оставалось свободного времени. Поэтому сейчас ей лучше сосредоточиться на выполнении своего плана.
Она неслышно ступала по толстому ковру с золотыми цветами. Был слышен лишь тихий шорох юбок ее платья, да часы где-то вдали пробили время. Клер миновала столовую, где при дневном свете тускло, поблескивал длинный полированный стол, затем огромный бальный зал с опущенными шторами. Мама рассказывала ей, как однажды ночью они с папой танцевали в этом зале, а потом он упал перед ней на колени и признался в любви.
К горлу подступил комок. Как странно, когда-то давно ее мама тоже ходила по этим коридорам. Тогда ее звали леди Эмили, и она была дочерью богатого аристократа. Когда Клер была маленькой, она часто просила мать рассказать ей о тех временах, когда у нее было множество очаровательных китайских кукол, а ее товарищами по играм были дети самого короля. Мать подробно описывала ей этот дом: комнату за комнатой. Она с любовью рассказывала о своем младшем брате Джоне, который впоследствии женился наледи Эстер.
Мама редко упоминала своих родителей. Ее отец почти всегда был в море, в военных походах. Он служил в Королевском флоте, потом получил титул маркиза. Это был черствый, жестокий человек, который отказался от дочери только потому, что она вышла замуж за простолюдина. Он оставил ее без гроша. Она словно умерла для него.
Он даже не знал о существовании Клер. Но теперь она, наконец, встретится с ним.
В конце коридора она завернула за угол и остановилась возле закрытой двери. Ее сердце гулко стучало, руки вспотели, и она вытерла их о юбку серого саржевого платья. Когда она разрабатывала план, у нее не было ни малейших сомнений, но сейчас ей вдруг захотелось убежать.
На секунду, закрыв глаза, Клер вспомнила свой последний визит к отцу. Когда она уходила, он схватился за прутья решетки, и его обычно улыбающееся лицо напряженно застыло. Она поклялась сделать все возможное для его освобождения. Значит, нужно идти и действовать.
Она решительно постучала в дверь. Недовольный мужской голос предложил ей войти.
И Клер вступила в логово льва.
Библиотека Уоррингтона оказалась именно такой, какой ее описывала мама. Сквозь сводчатый потолок, отделанный матовым стеклом, в комнату лился яркий солнечный свет, но при другом освещении комната могла бы показаться мрачноватой. От пола до потолка все стены занимали книжные полки. Добраться до верхних полок можно было только с помощью стремянки. Здесь были также карты и словари. Несколько столов с мягкими креслами, казалось, приглашали уютно устроиться и углубиться в чтение.
В комнате никого не было. Где же маркиз?
Наконец она заметила его. Он сидел в глубоком кресле с подлокотниками и смотрел на огонь. Ей был виден лишь его профиль и седые волосы. На коленях у него лежала книга.
— Вы пришли на целых четверть часа раньше времени. Я пока не хочу чаю. Уходите и возвращайтесь в положенное время, — бросил он через плечо.
— Сомневаюсь, что вы ждали меня, ваша светлость.
В тишине тикали часы. Не оборачиваясь, он жестом велел ей приблизиться.
Клер подошла и встала перед маркизом, высоко вздернув подбородок. Сейчас, когда она была уже здесь, она чувствовала себя абсолютно спокойной. Так или иначе, но она найдет доказательство того, что этот человек намеренно погубил ее отца. Жаль только, что не может открыть Уоррингтону свое настоящее имя. Он не знает, что перед ним стоит его собственная внучка, а не просто прислуга.
Сейчас, стоя в двух шагах от маркиза, она, наконец, смогла рассмотреть его как следует. Корнелиус Лэтроп, маркиз Уоррингтон, вблизи оказался не таким крепким, как ей казалось. У него было сухое, испещренное морщинами лицо — должно быть, ветер и соленые брызги задубили и иссушили его кожу. Он был в домашних кожаных туфлях, но в остальном его туалет был безупречен: дорогой сюртук и накрахмаленный шейный платок. Он снял очки и положил их в раскрытую книгу.
Маркиз продолжал сидеть, пристроив одну ногу на табурет. Скользнув равнодушным взглядом по безобразному платью Клер, он перевел взгляд на ее лицо и, наконец, снизошел до ответа:
— Кто вы, черт подери? «Ваша внучка».
Клер едва не задохнулась от нахлынувших на нее чувств: от злости за то, как он обошелся с ее родителями, от горечи, что он считает ее посторонней, но больше всего оттого, что у этого человека были глаза ее матери.
Клер присела в вежливом реверансе.
— Меня зовут миссис Браунли, я новая компаньонка леди Розабел.
— Вы нарушили мой приказ, — отрезал он. — Я распорядился, чтоб меня никто не беспокоил.
От этой грубости он еще больше упал в ее глазах.
— Простите мне мое вторжение, милорд. Леди Розабел попросила принести ей книгу.
Он изогнул кустистую седую бровь.
— Моя внучка желает читать? Я не ослышался?
— Она хочет, чтобы я почитала ей что-нибудь, — выдала Клер заранее придуманную ложь. — Я полагаю, можно взять что-нибудь из Шекспира. У вас не найдется томика его пьес?
Клер ждала, какой будет его реакция. Почему-то она надеялась, что он, так или иначе, упомянет какую-нибудь из цитат Призрака. Однако на его лице по-прежнему не отражалось ничего, кроме недовольства от ее неожиданного вторжения.
— Вон там. — Он указал ей на ряд полок в противоположном углу от камина. — Лучше возьмите сонеты, так вам будет легче удержать ее внимание. Долго слушать она не способна.
Клер подошла к указанному месту. От книг исходил запах кожи и чернил. При других обстоятельствах она была бы счастлива, изучить содержимое этих полок: даже в Кэнфилдской академии не было такой обширной библиотеки.
— Видите ли, я не собиралась читать всю пьесу зараз, — сказала она, просматривая названия на корешках книг. — Я думаю, мы будем проходить не больше одной сцены в день.
— Розабел ненавидит пьесы. Она даже в театре не может их смотреть.
Упрямство Клер, похоже, разозлило его, и она пошла на попятную.
— В таком случае я возьму только сонеты, — сказала она, снимая с полки тоненькую книжку. — И, если вы не против, еще «Макбета».
— Слишком мрачная пьеса. Ей не понравится.
Он был прав. Розабел вряд ли оценит самую трагическую пьесу Шекспира. Но выбор Клер имел свое объяснение. После ареста отца она спросила у судьи, какие именно цитаты Шекспира были найдены на местах преступлений. Судья отказался показать ей записки, сославшись на то, что они являются уликами, но Клер так его умоляла, что он, в конце концов, зачитал их ей вслух. Одна цитата была как раз из «Макбета».
— Иногда девушкам нравятся мрачные книги, — сказала она. — К тому же там есть очень занимательные диалоги. «У меня заныли кости, значит, жди дурного гостя», — процитировала она.
Уоррингтон захлопнул лежавшую у него на коленях книгу.
— У нее начнутся кошмары от нагромождения сумасшедших и убийств. Я запрещаю вам брать эту книгу.
Клер чувствовала, что ступила на тонкую грань между собственным интересом и тем, что может позволить себе прислуга. Однако ей было необходимо выяснить, насколько хорошо он знает Шекспира.
— Тогда, может быть, «Буря»? Это аллегорическая сказка о добре и зле.
— Ба-а, аллегорическая! Слишком сказочная и легкомысленная.
— Зато романтичная. Она может понравиться леди Розабел. И там такой красивый язык. «Мы сотканы из снов, мечтаний, грез…»
— Бог мой, довольно болтовни. Берите, что вы там хотели и уходите.
Он снова нацепил очки на нос и воззрился на нее. Его взгляд сказал ей, что ему не терпится продолжить чтение. Кивнув ей на дверь, он открыл книгу и углубился в чтение.
У Клер упало сердце. И что теперь? Она не узнала ничего нового, за исключением того, что ее дед знаком с некоторыми произведениями Шекспира. Но с ними знакома половина населения Англии. Она не может уйти, совсем не продвинувшись в своем расследовании.
Сунув книгу с сонетами под мышку, она бросила взгляд на книги на полках. Здесь было полное собрание сочинений Шекспира, причем каждая пьеса была издана отдельной книгой в обложке из телячьей кожи. Бессмысленная трата денег: обычно пьесы Шекспира были собраны в одном томе. Ее пальцы быстро перебирали корешки, и внезапно ее осенила мысль.
— Книги стоят не по порядку, милорд. Если хотите, я могу их переставить.
Он поднял взгляд, и его жесткие седые брови нависли над очками, словно мохнатые гусеницы.
— Мои книги в полном порядке, мадам. Я знаю каждую книгу в своей библиотеке и могу сказать, где она стоит.
— А где же тогда «Сон в летнюю ночь»? — нежнейшим голосом спросила она. — Я думаю, леди Розабел понравится эта пьеса, как вы считаете? «О Господи, как глупы эти люди!»
На этот раз она увидела его реакцию; правда совсем не такую, как ожидала.
Уоррингтон захлопнул книгу и швырнул ее на стол. С усилием, сбросив ногу с табурета, он взял свою полированную трость, прислоненную к креслу.
— Бог мой, мадам, она прямо напротив вашего лица, — сказал он, пользуясь тростью как указкой.
Он попытался встать, но потерял равновесие. Хотел схватиться за стол, но не удержался и опрокинул его. Трость отлетела в сторону. Маркиз упад на толстый ковер и, изрыгая проклятия, схватился за ногу.
Клер уронила сонеты на пол и бросилась к маркизу.
— Что с вами? — спросила она, опустившись рядом с ним на колени.
— Только не вздумайте поднимать шум, — резко сказал Уоррингтон. — Я в полном порядке.
Его холодность остудила ее невольный порыв. Она встала, а маркиз уперся руками в пол и попытался подняться. От боли и напряжения у него побелели губы, но он не издал не единого звука — вероятно, из чистого упрямства.
Сдерживая раздражение, Клер произнесла:
— Вам нужна помощь, ваша светлость. Вы могли сломать ногу.
— Позвольте мне судить об этом самому. Уходите немедленно!
Его морщинистые щеки залила густая краска. Он чувствует себя униженным, поняла Клер. Он слишком горд и к тому же привык командовать всеми, а сейчас вдруг оказался в беспомощном состоянии. И, что самое ужасное, при свидетелях.
Нет, она не позволит себе расчувствоваться и пожалеть его.
Однако оставить его без помощи она тоже не могла, даже, невзирая на его возражения. Она нагнулась, собираясь подхватить маркиза, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошел Оскар Эддисон с подносом.
Лакей поставил поднос на стол и поспешил к хозяину.
— Позвольте мне, милорд.
Он подхватил Уоррингтона под локоть и усадил в кресло. Судя по уверенным, спокойным движениям Эддисона, он проделывал это не в первый раз.
Устроившись в кресле, Уоррингтон снова схватился за набалдашник своей трости и бросил на Клер гневный взгляд.
— Вон там стоит ваша пьеса, — сказал он, тыча палкой в самую нижнюю полку, где Клер еще не смотрела. — Забирайте эту проклятую книгу и уходите прочь!
Оскар Эддисон нахмурился и посмотрел на нее так, словно это она толкнула его светлость.
Клер опустила глаза. Ей никак нельзя ссориться с дедом, если она хочет задержаться в этом доме.
Она сняла с полки «Сон в летнюю ночь» и подобрала томик с сонетами. Потом заметила, что книга, которую читал маркиз, все еще валяется на полу, и подняла ее.
Она посмотрела на название книги и обомлела. Не веря своим глазам, она провела пальцами по буквам. «Путеводитель по Шекспиру».
Лорд Уоррингтон читал книгу, которую написал ее отец.