Полет над грозой

XVII

В приемной министра было на удивление спокойно, если не считать ужасающих криков в его собственном исполнении, доносившихся из-за двери. Сколько Майкл не пытался убедить себя, что никто ничего не заметил и его человеческую природу пока не ставят под вопрос, побороть волнение у него так и не получилось. Он едва не вскочил, когда под грохот двери из кабинета вырвался Эмерсон. Его щеки пылали.

— Ну, как? — сочувственно спросил Майкл.

— Ничего хорошего, сэр… Министр вызвал меня первого и прошелся буквально по каждой букве моего отчета…

Слова Эмерсона были прерваны очередной серией криков. Он нервно вздрогнул и умолк.

— Как там Хокинс?

— Все еще приходит в себя. Бедняга… сказал, что совершенно не помнит, как ему удалось посадить истребитель…

— А генерал Стил не появлялся?

— Нет, сэр. Никто его не видел. Даже министр спрашивал о нем несколько раз.

— Неужели никто?

— Я слышал, ему нездоровится, — уклончиво ответил Эмерсон.

— Вот как? — переспросил Майкл, которому очень хотелось знать, как Стил "прикроет" свое исчезновение.

— Если начистоту, сэр, — сказал Эмерсон, понизив голос, — то с ним все очень плохо. Меня просили никому не говорить, но вы-то должны знать, вы ведь тоже там были… Когда "Химмельсбоген" вернулся в гавань, я зашел к нему и застал его в ужасном состоянии. Да что там: он и дышал с трудом…

— Кошмар, — вздохнул Майкл, которого так и тянуло рассмеяться. — А вы не спросили, что с ним?

— Спросил… а он ответил, что всегда был уверен, что бросать курить нужно за пару недель до похорон — то есть сегодня… Железные нервы… А с вами что, сэр?

— Нет-нет… все хорошо… — ответил Майкл, чувствуя, что сдерживать смех становится все труднее. — Жаль Стила… он был хорошим солдатом вер… то есть, верным…

Слова Майкла прервал истошный крик.

— Идиоты! — возопил министр под грохот кулака об стол. — Ни черта не делаете, только хлеб даром едите! Да я вас всех под суд отдам!

— Мне пора, сэр, — поспешно сказал Эмерсон. — Удачи вам. Держитесь.

Оставшись в одиночестве, Майкл снова погрузился в размышления и вряд ли бы отвлекся от них, если бы не Ричардс. Адмирал пронесся мимо, словно ракета, — жутко злой, с искаженными чертами и без того негармоничного лица. Министр, высунувшись из-за двери, самодовольно крикнул ему вслед:

— Скатертью дорожка, Рональд! Скажите спасибо, что вы еще не в наручниках!

Майкл сдержанно улыбнулся. Министр смерил его строгим, начальственным взглядом.

— Мне зайти, сэр? — спросил Майкл.

— Увы, — торжествующе ответил министр. — Я бы послушал вашу версию, О'Хара, но она мне уже не нужна.

Эти слова насторожили Майкла, в особености, после упоминания о наручниках.

— И погоны ваши вам тоже не пригодятся, — посмеиваясь, сказал министр. — Что, дослужились, О'Хара? Ну, идите… подождите меня в кабинете…

Глава оборонного ведомства триумфально прошествовал в коридор. Майкл хмыкнул. По правде говоря, будут на нем погоны или костюм арестанта, не имело особого значения для седьмого, умевшего проходить сквозь стены. С другой стороны, покидать поле боя ему ужасно не хотелось — тем более сейчас, когда вместо Шонга у него появился гораздо худший враг.

Кабинет министра переживал не лучшие времена. На столе возвышались горы документов; все это лежало вперемешку с десятками таблеток успокоительного и пятью-шестью стаканами воды. Майкл неспешно прошелся по мягкому ковру, бросая небрежные взгляды на картины, которыми изобиловали стены. Одно из внушительных полотен, посвященное событиям Гражданской войны, заставило его улыбнуться: центральный персонаж, с остервенением вцепившийся в древко знамени, был удивительно похож на министра, а в нижнем правом углу красовалась подпись известного художника, по совместительству его племянника.

— И вы здесь, Майкл?

Голос заставил Майкла вздрогнуть: он был уверен, что кабинет пуст.

— Вижу, и вас не пощадили, — усмехнулся Эксман, чуть приподнявшись в кресле.

— Рад вас видеть. Как вы?

— Бывало и хуже, — слабо улыбнулся генерал. — Как видите, цена победы была слегка завышена.

— Победы? — осторожно спросил Майкл.

— Ричардс нас больше не побеспокоит, — ответил Эксман, поглаживая локоть правой руки.

— И как вам удалось свалить вину на него?

— Свалить?..

— Вряд ли адмирал сам выкрутил у "Шторма" пару гаек… Вдобавок, он нагло заявлял, что никого и ничего не боится.

— Адмирал собственноручно лишил себя всех козырных карт. Он знал, что я ничего не могу с ним сделать, — так сложилась моя жизнь, но рисковать жизнями моих людей я бы этой сволочи не позволил. Вместо этого вашими жизнями рискнул я сам. Ни вы, ни Хокинс не могли представить, на что способен этот кретин. Я знал, чем все может закончиться, и подставить себя под удар было единственным способом спасти ситуацию. Иногда даже таким, как я, приходиться быть благородными.

— Вы поступили смело.

— Я поступил ужасно глупо, — ответил Эксман, подтвердив свои слова болезненной улыбкой. — Правда, благодаря моему ходу Ричардс сам дал мне шанс победить его. В подобных делах я всегда полагаюсь на одну маленькую хитрость: если у меня нет доказательств против моего врага, я делаю так, чтобы он сам признал свою вину.

— И он признал?

— Нет, конечно. Я сразу сказал, что во всем виноват только я один. Министр тут же принялся меня защищать, а Ричардс — обвинять. Вот здесь он и ошибся. Наш министр — очень упрямый человек. Ему бесполезно что-либо доказывать, а тем более, в таком наглом тоне, как это делал адмирал. Все кончилось тем, что министр стал обвинять его в том же, в чем я обвинял себя. Ричардс разозлился еще больше и перешел все дозволенные границы, после чего министр окончательно расстроился и сделал несколько радикальных кадровых перестановок.

— Каких именно?

Эксман одарил Майкла долгим взглядом.

— А таких, — ответил он, — что я больше не начальник штаба.

— Как?.. — только и смог произнести Майкл.

Секунду спустя ему уже было не до шепота.

— Да как он посмел? — выкрикнул генерал О'Хара, изумляясь абсурдности решения. — Этот психопат готов был всех перестрелять, лишь бы никто не испортил его чертову посудину!

— Вы можете не кричать так громко? — произнес Эксман с несчастным видом. — Вы когда-нибудь слышали, как скандалит наш министр? Если слышали, то поймете, о чем я.

— Извините…

— А вы, я смотрю, не рады, — заметил Эксман, пристально посмотрев на него.

— Чему не рад?

Эксман бледно улыбнулся.

— Если бы вы потрудились дослушать меня до конца, то узнали бы, что я действительно больше не начальник штаба. Я начальник объединенного комитета штабов. И, кстати, вижу перед собой человека, который займет мою прежнюю должность.

— Можно вопрос? — шепнул Майкл, чье лицо мгновенно стало таким же бледным, как и у Эксмана.

Генерал кивнул, бросив в стакан таблетку аспирина.

— Это вы рекомендовали меня на должность начальника штаба ВВС?

— Конечно, — ответил Эксман, вложив в свои слова немало душевной теплоты. — Я знал, что вы будете рады. Согласитесь: нельзя быть вечно чьим-то заместителем.

— Подождите… — проговорил Майкл, вдруг вспомнив, что из всех вопросов он забыл задать самый важный. — Вы ведь раскрыли планы Стила еще до того, как попали на авианосец?

Эксман кивнул.

— И…

Голос Майкла дрогнул.

— …и вы отлично знали, что Стил сделал со "Штормом"? Знали, что истребитель и пилот обречены?

Губ Эксмана коснулась улыбка.

— Не здесь, Майкл, — ответил он, бросив хитрый взгляд на полотно с двойником министра. — Если вы согласитесь подбросить меня за город, я отвечу на все ваши вопросы.

Отголоски бури, настигшей "Химмельсбоген", прошлись над столицей слабым дождем. Серые капли уныло били об асфальт, терялись в мелких лужицах и съеживались полупрозрачными точками на лобовом стекле.

— Боитесь, что вас выследят? — усмехнулся Эксман, кивнув на номерные знаки. Слой грязи, покрывавший таблички, делал их почти неразличимыми.

— У нас опасная работа, — отшутился Майкл.

— Мне ли не знать…

— Про выстрел вы тоже промолчали?

— Ни мне, ни Ричардсу, не было выгодно вспоминать этот эпизод.

— Неужели министр не поинтересовался, что с вами случилось?

Эксман скромно улыбнулся.

— Сказал, что повредил плечо, когда играл в настольный теннис.

Время нанизывало петли дорог на размеренное мерцание светофоров, служивших маяками в свинцово-сером море сырости. Майкл не стремился продолжать разговор: запоздалое осознание того, что невысокий брюнет, чьи пальцы медленно перелистывали записную книжку, с таким же мягким спокойствием послал Хокинса на верную гибель, засело в нем терпкой злостью.

— Вы и меня хотели спровадить в кабину пилота? — наконец, спросил он. — Идея найти другую жертву слишком поздно к вам пришла?

— Нет, — ответил Эксман. — Когда я спрашивал ваше согласие на полет, то не знал, что именно планирует Эшли. Сначала я хотел использовать вас как гаранта нашего с ним договора, но правда о планах генерала заставила меня переиграть всю партию. Почему я привез Хокинса? У вас было бы больше шансов выжить, если бы дело касалось только Стила и меня, но меньше, если бы в игру вступил идиот Ричардс. Хокинс был нейтральной фигурой: Стил не пошевелил бы и пальцем, чтобы спасти его, но к вам адмирал отнесся бы с двойной жестокостью.

— Мне слабо верится в ваши благие намерения.

— Что вы хотите доказать? — улыбнулся Эксман. — Я должен был сам лезть в кабину "Шторма"?

— Почему бы и нет? По крайней мере, это было бы справедливо.

Майкл пожалел, что произнес светлое слово "справедливость", как только генерал задал свой вопрос:

— Думаете, я бы ни за что не согласился рискнуть своей жизнью ради другого человека?

— Давайте не будем переходить в разряд фантастики. Вы же летчик, что вам мешало решиться?

— Благодаря адмиралу Ричардсу, — спокойно улыбнулся Эксман, — моя карьера пилота закончилась двенадцать лет назад.

— Но… почему?

— Вам жизненно важно это знать?

— Нет, но…

— Вот скажите: в чем главное отличие обратной стороны медали?

— Мне сложно уследить за вашей гениальной мыслью, — съязвил Майкл.

— Все очень просто: она ближе к сердцу.

Майкл понимающе кивнул, хотя понял он очень и очень мало.

— Вы всегда стараетесь докопаться до первопричины. Иногда это оправдано, иногда нет. Я видел смерть на расстоянии руки; через секунду это расстояние сократилось до нуля, и всякий раз, когда я открывал глаза, мне хотелось ослепнуть от боли. Если в вашей жизни случалось нечто подобное, попробуйте рассказать об этом с улыбкой, а уж потом требовать этого от других.

Майкл бросил на Эксмана короткий взгляд. Тот действительно улыбался, балансируя между внешним спокойствием и ледяным блеском глаз.

— Поверните налево, — усмехнулся генерал, мгновенно вернувшись к себе прежнему. — Не будем вспоминать о тех вещах, которые и так не дают о себе забыть.

На матово-черный капот машины изредка падали листья, сбитые ударами дождя. За невысокими деревьями медленно проплывали аккуратные домики. Мягкий свет, струившийся из окон, до последнего боролся с давящей серостью.

— Приехали, — сказал Эксман, указав на один из домов.

— Вы здесь живете?

— Стараюсь. В напряженные времена здесь становится небезопасно. Прошлой осенью, когда я на несколько дней оказался в больнице, кто-то сообразил послать наемника, чтобы обыскать мой дом. К счастью, моя жена нокаутировала его табуреткой.

— Лесли был на седьмом небе от счастья, когда подменял вас, — заметил Майкл. Автомобиль плавно замер у бордюра. Эксман слабо улыбнулся и толкнул дверь левой рукой.

— Что вы сделали с папой? — прозвучал строгий голос. Знакомая девушка в черном смотрела на Майкла с полунасмешливым обаянием, и он вдруг почувствовал, что не может произнести ни слова.

— Уже знакомы? — спросил Эксман. — Ах, вот и Эмили… Я ненадолго вас оставлю.

— Снова мама за свое, — легко вздохнула девушка, глядя на то, как Эксман пытается успокоить жену. Он лгал ей — неумело, искренне, так, как может только любящий человек, но слова терялись в немом блеске ее глаз, где радость сливалась с тревогой.

— О чем вы? — наконец, заговорил Майкл.

— Папу сто раз пытались убить. С тех пор мама провожает его на работу, как на войну.

— Мне до сих пор не верится, что он ваш отец.

Ее улыбка вдруг стала катастрофически знакомой.

— Вас удивляет, — бесцеремонно парировала она, — что дочь такого уважаемого человека общается с неформалами, прогуливает школу и играет рок в гараже?

— Да, — сознался Майкл.

— Типичный случай, — заключила она. — Вы, генерал, слишком правильный человек. У вас в роду учителей не было?

— Увы, нет. Мой отец был военным.

— И чем живет такой образцовый гражданин, как вы?

— В основном, я спасаю Землю.

— Неужели? — с улыбкой спросила она.

— Почему это вас так удивляет?

— Сказать вам правду?

— Хотелось бы.

В ее глазах, прозрачнее свинцового неба, заплясали коварные огоньки.

— Вы напоминаете мне героя фантастических романов, которому нечем удивить своего противника, кроме фанатичной веры в добро. Если бы такой герой столкнулся со злом в реальной жизни, он бы сразу осознал, что — увы! — злу можно противопоставить только зло.

— Значит, вы не верите в добро?

Ее улыбка стала хитрой и безумно привлекательной.

— Как любит говорить один близкий мне человек, с тех пор, как Уотерс поссорился с Гилмором, я уже ни во что не верю.

— Пойдемте, — сказал Эксман, сощурившись и взглянув вверх сквозь тонкую пленку дождя.

— До новых встреч, — бросила она, исчезнув так же загадочно, как и появившись. Майкл проводил ее тихим вздохом. Поравнявшись с Эксманом, он не мог не заметить, как сильно побледнело его лицо.

— Вам не стоило сегодня ехать в Министерство.

— Думаете, вы бы справились сами? — невесело улыбнулся генерал. — Вы не знаете, как надо разговаривать с министром, это тонкая наука, которая познается не за один день. К счастью, Джеймс живет совсем рядом, и если со мной вдруг что-то случится, помощь не опоздает.

— Джеймс?

— Врач, раскопавший для меня информацию о Стиле. Он из породы тех, кто ненавидит Эшли по каким-то личным соображениям. Абсолютно надежный человек, плюс подготовка, как в морской пехоте. Сегодня у вас будет шанс с ним увидеться.

Гостиная дома порядочно удивила Майкла: зная Эксмана, он ожидал увидеть помещение, которое можно было бы описать словами "порядок", "скромность" и "хороший вкус". На деле его ждал еще больший беспорядок, чем в собственном жилище, куда он порой даже боялся заходить.

— Не обращайте внимания, — услышал он Эксмана. — По пятницам здесь творческая лаборатория.

Генерал взялся за ремешок "Фендера", лежавшего поперек кресла, и аккуратно спустил его на ковер.

— Меня беспокоит одна деталь, — сказал Майкл, заняв кресло напротив. — Я так понимаю, в результате ваших махинаций Ричардс остался на своем посту?

— Это будет зависеть от министра.

— Неужели вас нисколько не взволновало, что этот психопат хотел вас застрелить?

Брови Эксмана чуть приподнялись, изобразив оттенок удивления, плавно переходящего в снисходительность.

— Если бы каждый, — ответил он, — кто пытался меня убить, был справедливо осужден, армия бы столкнулась с острой нехваткой кадров. В свое время я мечтал выбить Ричардсу мозги, но это не вернуло бы меня на взлетную полосу. Мне сложно понять, Майкл, почему вас так беспокоит то, что мало волнует меня самого. В стенах нашего родного Министерства найдутся десятки людей, для которых день, когда я получу пулю в сердце, станет самым счастливым в их жизни.

— Разве вы не понимаете? Это же неуправляемый человек! Он же может запросто пристрелить соседа, только потому, что соседская собака нагадила ему на газон!

— А вам разве не все равно? — улыбнувшись, спросил Эксман.

— Откуда в вас столько цинизма?

— Смотрю вечерние новости. Дело ведь совсем не в Ричардсе: если его сосед окажется достаточно умным человеком, он никогда не попадет в такую ситуацию. Так поступил бы и я, если бы не вел слишком опасные игры, в которых иногда приходится подставлять себя под пули. Если адмирал пойдет под суд, ему будет уже нечего терять, и он начнет говорить обо мне, о вас, о других… Зачем нам это нужно? Теперь он на особом счету и трижды подумает прежде чем размахивать пистолетом.

— Есть… еще одна вещь, — неуверенно начал Майкл. Этот вопрос не давал ему покоя целый день, но сколько бы он не клял собственную нерешительность, ему так и не удалось подыскать подходящие слова. К сожалению, запас других вопросов был исчерпан.

— Когда вы узнали правду… о Стиле… что он как бы… не совсем… человек… то как вы… то есть, как вам… такое…

— Да бросьте вы, Майкл, — слабо улыбнулся Эксман. — Зная Эшли, я даже не удивился. В моей жизни бывали случаи и поинтереснее.

— В каком смысле?..

— В том, что человек, который читает "Portae Lucis", уже не просто человек. Шутка, конечно, но в ней есть доля правды. Видите ли, Майкл, я не принадлежу к тому кругу людей, чьи интересы ограничиваются деньгами, женщинами и футболом. За свою жизнь я успел узнать многое… тем более, у меня к этому были предпосылки.

— Вы о чем?

— Не думал, что когда-нибудь это расскажу. Я немного умею читать мысли.

Уловив несчастное выражение, промелькнувшее на лице Майкла, Эксман добавил:

— Это случалось редко и неосознанно. Вот генерал Стил действительно выдающаяся личность — Рейнеке-лис, опасен и хитер… Вы, наверное, знаете историю о том, как он спас Вилли и выжил после смертельного ранения. А ваш друг Джонсон тоже человек незаурядный, я уж молчу о полковнике Хьюзе.

— А с Джонсоном что не так? — спросил Майкл, чувствуя странное волнение.

— Мне до сих пор неясно, почему на майора имеются такие противоречивые данные: выходит, что он был посредственным и плохо дисциплинированным пилотом, а потом вдруг превратился в настоящего аса, обратил на себя внимание командования и, в конце концов, попал в поле моих интересов.

— Напоминает мою историю, — улыбнулся Майкл.

— Пилотом вы всегда были отменным — не говоря уж о дисциплине.

Майкл кисло улыбнулся. Из соседней комнаты донесся настойчивый звон. Эксман взглянул на трещину, украшавшую телефонный аппарат, и поднялся со словами:

— Если появится Джеймс, скажите, пусть подождет.

Оставшись в одиночестве, Майкл опустил лицо на руки. Имя "Стил" не давало ему покоя даже после того, как с генералом Стилом было покончено.

Все вопросы межпланетной политики землян решались функционерами Космических Сил. Эта традиция брала начало со времен запрета на гражданские полеты в космос — договореность между всеми нациями Галактики, к которой Землю вынудили присоединиться. В свете коренных перемен и обострения внешней угрозы власть на планете отошла к военному правительству, которое возглавил лучший стратег Земли, генерал армии Скайлер: его пост главкома заменил собой должность президента Конфедерации. Ситуация на Торре, главной планете алленов, была немного иной: помимо главнокомандующего, алленским конклавом управлял гражданский Совет, полномочия которого позволяли алленским политикам свободно вмешиваться не только в дела межпланетной дипломатии, но и во внутренние дела землян, что они делали без малейших зазоров совести. Имя главкома Райдера всегда было на слуху; в печальной известности этот аллен, чей характер ужасал абсолютной нетерпимостью, уступал лишь члену Совета, пепельному блондину с белесыми костяшками тонких пальцев, чье имя было Кэнад. Крушение Четвертой Империи, которое помнил каждый землянин, стоило жизни миллионам, и не в последнюю очередь благодаря ему.

Майкл столкнулся с Кэнадом много лет назад. Забыв, что отсек Центра закрыт на время визита алленской делегации, он отправился туда в надежде выяснить, безопасен ли сектор K1-1519, через который он должен был лететь. Огромный зал казался заброшенным. Жизнь теплилась только в мерцающей проекции Галактики, перед которой застыла одинокая фигура. Шинель без нашивок и погон была тревожным знаком — Майкл видел такие же на алленских солдатах, охранявших инопланетный линкор. Он почти успел уйти незамеченным, когда взгляд прозрачных глаз пригвоздил его к заледеневшему воздуху. Этот взгляд не пылал ненавистью; ни капли презрения не просочилось сквозь ледяную пленку, отделявшую Майкла от собственного разума, рассеченного на тысячи осколков мыслей…

— Добрый день, — послышалось за его спиной. Шорох плаща, с которого стряхивали дождевую воду, подсказал Майклу, что к Эксману прибыл Джеймс.

— И вам добрый, — нехотя ответил он. Воспоминание о взгляде Кэнада отозвалось жгучей болью в его глазах, которые он так и не открыл.

Звук шагов очертил вокруг него медленную дугу.

— Мистер Эксман дома? — осведомился гость, перебросив плащ через руку и опираясь о каминную полку. Дождь спутал его короткие рыжеватые волосы; рубашка, жилетка и галстук смотрелись строго и внушительно.

— Мистера Эксмана отвлекли дела, — ответил Майкл.

— Понимаю, — усмехнулся гость. — Меня вот что заботит, О'Хара: за какие такие заслуги ты обзавелся генеральскими погонами? Надеюсь, старика Хиггса ты не забыл порадовать этим известием?

Жутковатая тишина была единственным ответом на его шутку.

— Только не говори, что это ты, — прошептал Майкл, пытаясь сдержать тихий, нервный смех. Ладони соскользнули с его глаз, и Джеймс Дэвид Старр, погибший в неравном бою с киноидами, воскрес для него в этой гостиной, спустя пять лет и пять столетий после их последней битвы.

— Я думал, ты погиб, — бросил Майкл, чувствуя невыносимую, смертельную отстраненность.

— То же могу сказать и о тебе.

— Вот как?

Старр молча кивнул.

— Годы печальных заблуждений, — произнес он, обращаясь не столько к Майклу, сколько к фотографиям на каминной полке. Майкл тоже отвернулся; ему хотелось кричать от злости на самого себя, но он не мог врать, не мог заставить улыбаться сдавленные молчанием губы — только не перед человеком, с которым он всегда был искренен.

— Ты, Майк, стал "солдатом времени"?

— Да. Я бросил космический флот.

— Почему?

— Было много причин. А ты, я вижу, стал доктором?

— Не без этого. Хотел записаться в морскую пехоту, но у меня-то не было прикрытия, вот и взялся изучать медицину эпохи, ей и занимаюсь до сих пор… Меня одно беспокоит, О'Хара: каким чудом тебе удалось выбраться из той мясорубки? Я видел, как ты создал тоннель и исчез… вот и решил, что тебя уже нет в живых, шутка ли, тоннель на мчащейся по орбите станции… Думал, тебя вышвырнуло в космос… или того хуже, разорвало напополам…

— Ты недалек от правды.

— Это еще почему?

— Я убил себя. Попал в петлю времени и переместился в собственное будущее.

— Но… подожди… разве это возможно?

— Оказалось, что да. Ускорение было безумным. Я уже не понимал, что происходит, и так и не снял палец со спусковой пластины. Пока я был в тоннеле, время словно застыло, но когда меня с силой вышвырнуло наружу, мой лазер выстрелил. В ту же секунду я увидел перед собой себя. Представь, каково мне было смотреть в собственные глаза, в которых гаснет жизнь… Выстрел оказался смертельным, иначе быть не могло, лазер был выставлен на полную мощность. Я подбежал к нему… себе… словно надеялся что-то исправить… но тоннель за моей спиной вдруг начал исчезать, и у меня не оставалось времени на раздумья. Я бросился к воронке, нырнул в нее и снова оказался на станции. К тому времени наши уже отбили ее, и мне сообщили, что ты исчез, а раз киноиды не берут пленных, подумал я… Ты был единственным человеком, которому я всегда доверял и в ком никогда не сомневался. И вдруг все изменилось… так резко, что изменился и я сам. Я хотел стать другим, найти новую точку отсчета и порвать с прошлым. Но не смог. На мне висел долг перед КС, я должен был снова сесть за штурвал, снова идти против кораблей киноидов… Я разругался с Ником из-за пустяка, потом с полковником Паркером. Когда меня отправляли на рейд, я часто отключал связь, ставил "Гидру" на автопилот и наслаждался одиночеством. Так я однажды нарвался на киноидский крейсер: все пилоты получили предупреждение и вернулись, а я остался один в том секторе, без связи, как учебная мишень. Киноиды взорвали мой истребитель со второго выстрела, и я едва не погиб, чудом успел запустить спасательную капсулу. После этого я и ушел. Ронштфельд пристроил меня в "солдаты времени": ему нужен был надежный человек, а я подходил как нельзя лучше. Вот и вся история. А с тобой-то что случилось?

— Все было не настолько фантастично, — улыбнулся Старр. — Хотя своя доля чудес присутствовала… На самом деле, я не совсем тот, кем тебе кажусь.

— Как это?

— Ты знаешь, что происходит с бывшими седьмыми?

— Ну да, становятся высшими…

— Нет, Майк. Это правда, но не вся. Существует пограничная зона между первыми и вторыми, когда твои способности немного выше, чем у седьмого, но гораздо ниже, чем у высшего. Ты, наверное, слышал разные истории о том, как становятся высшими?

— Если и слышал, то давно забыл.

— Ими становятся внезапно, это как… как смерть, да. Есть категория седьмых, которые очень близки к тому, чтобы стать высшими; среди них встречаются экземпляры посильнее и послабее. Вот я и оказался этим самым "послабее". Я уже не седьмой; понял я это в тот чертов день, когда мы с тобой отбивались от киноидов на станции. Ты исчез. Я решил, что тебя больше нет, и попытался прорваться к последнему шлюзу. Не знаю, как, но мне это удалось: я увел "Гидру" прямо у них из-под носа. Истребитель был недозаправленным, топлива мне хватило до ближайшей необитаемой планеты. Я посадил "Гидру" — и начал думать, что делать дальше. Я, конечно, мог связаться с Центром, но они в жизни бы не успели вытащить меня, пока не закончится воздух. Станция была захвачена и я не знал, как быстро ее отвоюют. Я пробовал создавать тоннели, но сил у меня почти не оставалось. В конце концов, я довел себя до слабой степени сумасшествия, пока силился представить разные места, куда я мог бы переместиться. Образы сами начали лезть ко мне в голову и… в общем, ты сам знаешь, что создать пространственный и временной тоннель можно по примерно одинаковой схеме. Только тебя создавать тоннели во времени специально учили, а у меня это получилось неосознанно. Меня вышвырнуло в самую гущу Черной эры. Отряд солдат, обвешанных оружием и напичканных вживленной электроникой, уже собрался прикончить меня на месте, но я вовремя нырнул в свой последний тоннель и оказался в эпохе "Quo". Дела мои выглядели не весьма оптимистично: как отыскать Координатора, я не знал и не знаю до сих пор, а самому путешествовать во времени мне совершенно не хотелось. И я остался. Если начистоту, Майк, то я побаивался возвращаться и медленно, но верно, становиться высшим. Ты только представь: Джеймс Старр, такой же чертов умник, как аллен или орионец, расхаживает по Командному Центру и раздает бесплатные советы всем желающим… Я не хотел этого, я привык сам строить свою жизнь, а не покорно выжидать, когда начнутся чудесные превращения. Остальное не настолько интересно, чтобы его пересказывать. Вот так все и было.

— Знаешь, я… мне просто не верится, что ты вернулся, — сказал Майкл, избегая смотреть в его глаза.

— Понимаю.

Старр усмехнулся — слишком натянуто — и скрестил руки.

— Недавно я выяснил, что ты работаешь в этой эпохе, — сказал он. — Но, Майк… столько времени прошло, я сам ужасно изменился и не представлял, с кем я столкнусь в твоем лице… Я решил выждать — тем более, я был прочно связан с Эксманом и не упустил бы тебя из виду. Это пройдет… со временем… нужно только подождать…

Майкл кивнул. Встреча со Старром, как бы он не мечтал о ней все эти годы, не могла перебросить мост через пропасть, разделявшую его прошлое и настоящее. Прежних друзей нельзя было вернуть: воспоминания уже давно не посещали его без щемящей боли в сердце.

— Пошли, — вдруг заявил Старр, дружески хлопнув его по плечу.

— Куда? — удивился Майкл.

— Как куда? О'Хара, ты совсем скис в своем Генштабе! Сегодня пятница, заявимся в ближайший бар, напьемся, как следует, и выбросим из головы ненужные сантименты! Что скажешь?

— Погоди, — ответил Майкл, чувствуя, как запоздалая радость встречи сметает ненужные тревоги. — Тебя же Эксман вызвал, как же твоя работа?

— К черту работу. Пошли. Зададим жару "предысторикам".

Старр проводил Майкла до выхода. Тот говорил, сам не понимая, о чем: мысли смешались в нескончаемый поток, уносивший его в дали важных и пустяковых воспоминаний. Толкнув прикрытую дверь, Майкл отметил, что Старр отстал от него на полшага. Дверь распахнулась, ударив в его лицо холодным ветерком, и глаза Майкла закрылись на короткое, но фатальное мгновение…

Угол стены сменил собой вид на улицу. Лицо Майкла, от виска и до подбородка, расчертила оглушающая боль, словно ожог от дождевых капель, бивших в его глаза, перед которыми медленно гасло свинцово-серое небо. Чья-то рука грубо схватила его за шиворот, и свет тоннеля вспыхнул бледной искрой перед тем, как генерал О'Хара окончательно погрузился в темноту…