Полигон: простые желания

ИТАЛЬЯНЦЫ

Когда у вас болит голова, холодный компресс приносит облегчение. В некоторых случаях полезно просто подставить темя под струю холодной воды. Конечно, если вода льется из крана на темя, а не из шланга в лицо.

Я поперхнулся, дернулся в сторону, уходя от струи, и окончательно пришел в себя. Улыбающийся кретин со шлангом сразу же направил струю снова мне в лицо. Я попытался увернуться, но снова струя меня нашла. Полузадохнувшийся, я, наконец, получил глоток воздуха.

Мы находились в негостеприимном подвале с бетонным полом и полным отсутствием мебели. Мои руки были скованы наручниками, а ноги и спина нещадно ныли, как будто ими сосчитали несколько пролетов лестницы. Рассмотрев бандитскую рожу парня со шлангом, который, кстати, продолжал меня поливать, я понял, что, скорее всего, я прав.

Его занятие было прервано длинным потоком итальянской речи, произнесенным с чисто национальным темпераментом и обильно сдобренным русским матом. Я оглянулся и увидел, что надо мной возвышается крупный итальянец с типично-азербайджанской физиономией. На нем был надет дорогой спортивный костюм «Пума», причем явно не турецкого производства. Еще я понял, что он обращался ко мне. Я, может быть, и пропустил бы этот факт, но местный босс повторил последние пять слов, три из которых я понял прекрасно, но никакой информации, кроме ссылок на виды интимных контактов, в них не было. Я задумался над оставшимися двумя, но босс заехал носком ботинка мне по ребрам. Тут уже я стал изъясняться при помощи тех же слов, что и он.

Босс недоверчиво на меня посмотрел и, коверкая слова, осведомился:

— Рускы?

— Рускы — рускы! — подтвердил я. — Мы вас, падла, кормим, а ты меня пинаешь.

Немного подумав, я добавил еще несколько слов, видимо, надлежащих к употреблению согласно местного этикета.

— Эт-ты мнэ, пыдрес, говорышь? — взорвался босс. — Кто это «ми» и как это «кормым»?

— «Ми» — это весь бывший союз. А «как» — ты не хуже моего знаешь, что мы у вас закупаем и косметику, и обувь, и одежду… да много всего.

— Умьни! — осклабился мордоворот и вдруг резко ударил ботинком по ребрам. Я задохнулся, а босс попытался рявкнуть:

— Ты как сюда попадал? Чего хотел? Говорить сам, или я буду бить.

Ну что ж, говорить — это можно. И я разразился фразой, стараясь произносить слова быстро, горячо и на итальянский манер.

— Если большой босс мне не запретит и поверит, а если и не поверит, то уж не запретит, пока я не договорю до конца, то с вашего позволения, я лично думаю, что с точки зрения тех, относительно этих, по моему разумению, вы думаете не иначе, как вообще, относительно рассуждений их самих касаемо меня. Однако ежели рассуждения те будут рассмотрены с точки зрения банальной эрудиции, то несомненным плюсквамперфектумом наличествует мое расположение на нижнем уровне вашей зоны влияния, хотя этот факт может быть оспорен, если вместо геометрии Лобачевского, применение которой в данном случае само по себе весьма спорно, применить эвклидову геометрию…

Рассмотреть свое положение на бетонном полу с точки зрения квантовой механики босс мне не дал тем же способом. Когда я смог снова дышать после очередного удара по ребрам, он задумчиво произнес:

— Зачем ты приходил? Не говоришь? Не важно. Ты будешь молчать тут, а твоя подруга будет работать там, — он показал пальцем вверх. — Может, и ты будешь работать. Потом. Сам. Когда проголодаешься.

После этих слов мне резко расхотелось шутить. Идиот. С Вадиком мне просто повезло. Теперь я сдохну тут в подвале, Лена будет «работать» шлюхой, а весь мой штат умрет с голоду, если я как-то не выкручусь. Спаситель. Хелпер недобитый. Надо было выдернуть Люду к себе, а там уже спрашивать согласия. По большому счету, можно было и не спрашивать. И так понятно, что для нее лучше. Неужели Лена не могла успеть нажать на кнопку коробочки? Она же видела, куда она полетела. Или Люда, когда все уйдут…

И тут меня бросило в жар. Если кто-то кроме меня нажмет на кнопку, то именно он, а не я, попадут в шлюз. Андрей, конечно же, справится с пришельцем, не это страшно. Если коробочка попадет в резиденцию, то назад послать ее будет уже некому, а я застряну тут. И все. Потом можно просто вешаться, а ведь нажать кнопку могут в любую секунду…

— Постой! — окликнул я босса, который уже собирался уходить. — Я буду говорить. Я расскажу все, что знаю, а что я получу взамен?

Итальянец на меня уставился, как атеист на Библию.

— Ты вернешь мне мою подругу и отведешь поговорить с той девушкой, у которой нас поймали. Идет?

Взгляд итальянца изменился. Теперь это был негодующий взор пролетария на книгу «Вредное воздействие алкоголя».

— Тебе дадут еду и воду. Немного, — произнес он презрительно. — И бить не будут. Может быть.

— А девушка? — поинтересовался я и снова не успел уклониться от его ботинка. Потом он еще раз оглядел меня, плюнул в лужу на полу, не торопясь закурил и, повернувшись, направился к выходу.

— Жрать захочешь — расскажешь, — бросил он через плечо и вышел из подвала.

В двери щелкнул ключ.

«Не одно доброе дело не остается безнаказанным», — гласит народная мудрость. «Доброта — понятие относительное», — говорил когда-то Вадик. Вызволить попавшую в беду Люду — дело хорошее, вот только для местного мафиози это не доброта, когда его лишают ожидаемых барышей. Ведь за девочку он уже заплатил, а если она сейчас исчезнет, то это прямой убыток. Можно назвать все его дело «плохим», но, во-первых, я же не собираюсь бороться против проституции вообще и, во-вторых, как же этот итальянец может признать свое дело «нехорошим», если оно было хорошо и для его отца, и для деда…

Оставалась еще старая, как мир, догма: «Хорошо то, что хорошо для меня». Но в этом случае можно распрощаться с образом светлого рыцаря-спасителя. Так зачем же я пошел на это? Ради Люды? Но я ведь до сегодняшнего утра и не подозревал о ее существовании. Ради Лены? Но она просила всего лишь вернуть подругу домой, все остальное было моей идеей.

Может быть, пришла пора разобраться в своих поступках? А что я, собственно говоря, делал, к чему стремился? Я хотел, чтобы все люди, которые меня окружают, были счастливы.

— Идиот! — взорвался я. — Счастливы! Ты избавил Лену от обязанности ложиться под всех Вадиковых (теперь — уже моих) головорезов, с легкостью поддался ее уговорам и подложил ее под себя. А у нее был выход? Кто бы поверил, что ты отпустишь ее домой, в особенности после ее участия в заговоре с Вадиком? О счастье ли ты думал, когда активировал браслет Вадика и его «глаз»? Когда радовался, что Андрей колотит этих бывших смертников лучше, чем Вадик? Так зачем ты полез «показывать рыцаря» Люде?

Ответ напрашивался сам: чтобы произвести на нее впечатление. А впечатление нужно для того, чтобы можно было завести с ней романчик. Так, ничего серьезного, а то Лене это не понравится…

— Дважды идиот! — снова ругнулся я. — Называй вещи своими именами: чтобы КУПИТЬ Люду. И как это может «не понравиться» Лене, если она УЖЕ КУПЛЕНА тобой, чистоплюем.

Все это усугублял факт, что «чистеньким» я выглядел только в своих глазах. Причем я сам знал, что чистота эта фиктивная. Так что же получается, я подохну сам, угроблю кучу людей, и только ради того, чтобы попытаться еще раз навешать себе же лапшу на уши?

На душе заскребли кошки, еще раз подчеркивая мою правоту. «Подохнуть пожалуйста! Люди пострадают? Да хоть вагонами! А вот задумываться, что я не такой хороший — не моги».

Мои размышления были прерваны звуком открываемой двери.

В подвал неторопливо зашли двое и молча направились ко мне.

— Привет, — вежливо поздоровался я и улыбнулся.

Улыбаться мне не хотелось. На их лицах явно читалась тупая решительность и не прослеживалось ни одной мысли. «Совсем как мои «глаза», решил я.

— Ентер пассворд? — перешел я на международный диалект.

В маленьких глазках читалось напряжение всех ресурсов их черепных коробок.

— Формат Си? — усложнил я задачу.

— Формат? — переспросил один. А второй добавил длинную фразу без русских вкраплений, обращенную к первому, и с улыбкой пояснил мне:

— Ресет.

— Ресет? — не поверил я.

— Ресет-ресет! [2]— подтвердил второй, а чтобы я не долго думал о значении этого высказывания и о происхождении компьютерных познаний у тупых охранников, принялся меня охаживать ботинками. Второй с удовольствием присоединился.

Я некоторое время принимал в этом посильное участие, а потом выполнил данную команду: ушел в перезагрузку, а проще, потерял сознание.

Если кто-то побывал в моем положении, то он не даст соврать: придя в себя, я не представлял, сколько прошло времени. Что-то подсказывало мне, что не меньше, чем три-четыре часа. Я поклялся себе, что никогда в жизни, никогда-никогда не буду больше играть в благородство. «Хорошо то, что хорошо для меня», — вот отныне мой лозунг. А кому это не нравится — пусть делает, что хочет. Если, конечно, сможет.

Пока «не мог» я.

Я не мог передвигаться, дышать без стонов и, по некоторым болезненным приметам я понял, что, видимо, не смогу смотреть на Лену, да и вообще на любую женщину в течение недели как минимум. Кроме того, я не мог узнать, где находятся девушки и что с ними происходит, а самое главное: где моя коробочка.

Еще я не мог ничего со всем этим поделать, и это меня бесило больше всего.

Через некоторое время я впал в легкое забытье, выходя из него только от боли, когда пытался удобнее улечься на бетоне.

Спустя еще некоторое время дверь в подвал открылась, и снова зашла болезненно знакомая мне «сладкая парочка».

— Ресет, — окликнул меня один из них.

Я решил не откликаться, так как уже усвоил, что юмор они понимают весьма своеобразно, а просто сделал вид, что еще не пришел в себя. Сквозь прищуренные веки я наблюдал, как они немного поговорили между собой и направились ко мне.

— Ресет, — еще раз позвал второй, потом что-то пробормотал извиняющимся тоном, а я в ответ заорал от удара по копчику.

Процедура «ресет» была повторена в мельчайших деталях.

«Опять вода», — была первая мысль в моей голове, когда я в третий раз обрел сознание.

— Ты говоришь? — раздался голос босса из-за моей спины. — Говори. Тебя больше не бить, а еще давать еда и вода.

— Не надо «давать вода», — я нервно захихикал. — Моя уже выпить так, что течь из задница. Ву компрене[3] «задница»?

Босс улыбнулся. Из под расстегнутой спортивной куртки выглядывала майка с изображением большого радужного воздушного шара.

— Ты шутить. Это хорошо. Значит, ты пока жить.

— Слушай… э-э-э… мужик, а что, тех, кто не шутит, убивают? съязвил я.

Босс достал из кармана сигару и не спеша раскурил.

— Верно увидел, но неверно понял. Если шутишь, значит жив. Когда умрешь, шутить не сможешь, — босс огляделся, видимо, в поисках стула, но вспомнив, где находится, снова повернулся ко мне. — Можешь звать меня по имени.

— Корел Драв? — переспросил я, вглядываясь в рисунок на его майке.

— Меня звать Лоренцо, — на этот раз он не отреагировал на мою шутку, и я счел это дурным знаком. — Говорить, как сюда попал? Нет? Жаль. Скучно. Прощай.

То ли я смог по-настоящему достать босса, то ли азербайджанец Лоренцо потерял ко мне всякий интерес. Пока я пытался сообразить, почему такой интересный разговор так быстро закончился, он прошел к двери и, уже уходя, бросил короткую фразу мордовороту со шлангом. У того сразу заблестели глаза, и он уставился на меня.

«Дошутился, — мелькнула мысль. — Теперь точно убьют. Хотя почему убьют? Тут вроде как бордель, а спрос есть не только на женский пол».

В районе солнечного сплетения я ощутил присутствие некого невидимого червя, который норовил высосать из меня все соки. Интересно то, что я почувствовал его присутствие, не взирая на боль во всем теле.

Вот вляпался. Какой-то мелкий бандит избивает меня, причем даже не сам. А еще я его панически боюсь. Тоже мне «шеф резиденции», «гроза наркодельцов», «будущий миллионер»… стоп! А может быть, откупиться? Денег у меня хватит выкупить весь персонал этого сомнительного заведения. Вот только как это сделать? Чтобы вручить Лоренцо деньги, я должен буду вернуться в резиденцию, но он никогда меня не отпустит, если не будет иметь гарантию, а какую гарантию я могу ему дать? Девочки и так у него…

Девочки! Вот черт. В пелене боли я совсем забыл о них. Договариваться с Лоренцо? Никогда! Да если об этом узнает хоть кто-нибудь из моих, я же потом им в глаза смотреть не смогу…

Если? Идиот! В данный момент Андрей сидит за монитором и все это наблюдает. Он ничем не может мне помочь, но видит все. Черт! Сейчас меня трахнут грязные макаронники на глазах у моего лейтенанта.

«О, Господи, — взмолился я, — если я выкручусь живой и целый из этой переделки, то я больше никогда… больше ни за что…».

Я задумался, какое бы дать обещание, причем такое, которое у меня будет хоть малейший шанс выполнить. И уже когда сквозь открытую дверь пролез один из моих болезненных знакомых, и они в месте с «ватерменом» поволокли меня куда-то, я закончил фразу: «… то я заведу у себя капеллана! Во!»

Что такое капеллан, я точно не знал. Я помнил только, что это какой-то священник в армии. Это знание показалось мне достаточным для обещания, а само обещание достаточно серьезным, чтобы быть уверенным, что, если Бог есть, то он должен мне помочь.

Ноги меня держали слабо, и я проехал коленями по всем ступенькам на лестнице, но я старался этого не замечать. Меня занимал другой вопрос. Как себя должен вести крутой босс, когда его трахают. Идиотский вопрос. Ни в книгах, ни в фильмах, ни в устном фольклоре об этом не говорилось. Более того, говорилось обратное: человек, попавший в такую переделку, уже никогда не сможет претендовать на уважение.

А интересно, куда меня волокут?

Вопреки моим ожиданиям, меня протащили по коридору, старательно цепляя мной за все углы, и бережно скатили ногами с крыльца на траву у дома.

«… а снится мне-е-е,

трава, трава-а-а

у дома-а-а-а,

зеле-е-е-еная,

зеле-е-е-еная

трава-а-а-а!» — пропел я про себя.

Мое настроение немного повысилось, когда я сообразил, что меня везут к заказчику как «девочку по вызову», и у меня есть немного времени и пространства для маневра. Было еще более радужное предположение: Лоренцо приказал меня просто убить. На такое везение я и не рассчитывал. «Лучше умереть пацаном, чем жить петухом», — говаривал мой сосед, недавно вернувшийся после очередной отсидки. Я его использовал в качестве имиджмейкера и главного консультанта по тюремному фольклору в написании диалогов для той злополучной игрушки. И дело было даже не в этом. Просто я понимал, что если не буду себя вести по определенным правилам, то не смогу добиться воплощения своей мечты: сделать хорошо всем окружающим меня людям.

«Так, как я сам это вижу, — сразу оговорился я. — Я это делаю для себя, мне нужно знать, что я много сделал для них. А что они сами думают по этому поводу — мне безразлично, поскольку я тиран и деспот».

Упивание собственным величием прервалось весьма драматично. Я получил рукояткой своего же пистолета по зубам.

Я находился на заднем сидении небольшого разболтанного автомобиля. Впереди сидел мой визави, а за рулем находился «водяной». У них явно не хватало кадров. Мордоворот уже несколько раз что-то повторял, но я, видимо, не реагировал. Придется прислушаться.

— Ау, Ресет, ты должен меня услышать! Лоренцо сказал тебе передать, потому ты должен услышать, — все повторял охранник. Я задумался, а стоит ли мне знать то, что передает мне Лоренцо? Но, видимо, мордоворот понял, что я уже присутствую и, повернув меня за волосы к себе, произнес:

— Ты умрешь быстро. Пуля в лоб. Лоренцо говорит тебе спасибо за девочка. Она пользуется спросом и принесет хороший барыш.

После этих слов я лег на сидение, чуть не плача от бессилия.

Потом мне стало очень плохо и больно.

А как еще прикажете себя чувствовать, когда погашаешь скорость автомобиля о спинки передних сидений.

Да, мне было очень больно. Мне было больнее всех в машине, потому что оба моих конвоира уже ничего не чувствовали. По всему было похоже, что они мертвы. Я не понимал, как можно среди белого дня на полной скорости въехать в столб на совершенно пустой дороге. Не понимал, но это был факт.

Через некоторое время я сообразил, что это мой шанс. «На третий день Зоркий Сокол обнаружил отсутствие стены». «При помощи ног» я выбил дверцу, но, перед тем, как «при помощи рук» вылезти, проявил чудеса гибкости и раздобыл ключи от наручников.

Когда мои руки оказались свободны, я вернул себе «Вальтер» и, обыскав трупы, разжился несколькими купюрами. Я никогда не разбирался в валюте, и даже цифры, указанные на бумажках, ни о чем мне не говорили, так как я уже имел неосторожность назвать сумму в три тысячи крупной. Речь тогда шла о йенах.

Я был свободен, вооружен и при деньгах. Найти дорогу назад тоже не составляло труда, мы отъехали не больше километра. Надо возвращаться и вытаскивать девочек. Вот только как? Любая сложная задача решается по этапам. Первый этап — убраться от разбитой машины.

Это я проделал, переместившись быстрым шагом в первый же переулок. Затем критически осмотрел себя.

Да… Выдать себя за обычного горожанина у меня не получится. Моя форменная одежда была немного влажной и очень грязной. Кроме того, я подозревал наличие синяков и ссадин на лице. Ну и черт с ним. Это трущобы какого-то итальянского городка. Я так торопился, что даже не спросил у Лены, какого. Ладно. Туристов везде полно, а уличных драк и подавно.

Я, как мог, отряхнулся и зашагал по тротуару в поисках какого-нибудь кафе, где бы можно было поесть, а заодно проверить, какая сумма у меня в наличии.

Судьба еще раз сыграла со мной шутку. Кафе я не нашел, зато увидел салон компьютерных игр. Внутри было расположено несколько столиков, а человек, сидящий за одним из них, явно ел пиццу.

Внутри я увидел двоих юнцов, с азартом режущихся в «Квейк». С первого взгляда я увидел, что играли они слабовато, но мне было явно не до них.

Не утруждая себя решением вопроса о языковом барьере, я ткнул в сторону тарелки посетителя, а потом засунул палец себе в рот. Девочка-официантка что-то попыталась уточнить по-итальянски, но я прекратил все расспросы одним словом: «Русский».

Девичьи глаза округлились, она поправила беленький фартучек и быстро исчезла за стойкой.

Через десять минут мой заказ был готов, но принес мне его итальянец-тяжеловес. Он осторожно поставил блюдо на столик и показал мне бумажку с нацарапанной цифрой.

Этим он, видимо, предложил мне рассчитаться, что я и проделал.

Когда успокоенный детина ушел, я осмотрел остатки денег и задумался. Либо меня тут просто обчистили, либо сумма, находившаяся в моем распоряжении, была смехотворно мала.

Пицца оказалась весьма вкусной. Дьявол! Мне показалось бы неплохим и свежее сено. И даже несвежее. Я был голоден, как никогда.

Пока я ел, план кампании в общих чертах стал обрисовываться. Я дожидаюсь темноты, потом подбираюсь поближе к дому, врываюсь туда и, стреляя во все, что движется, прорываюсь в комнату к Люде. Прямо от двери прыгаю на пол, достаю коробочку и отбываю. Потом уже из резиденции организую спасательную экспедицию и вытаскиваю обеих девочек.

Занавес, аплодисменты.

Если меня не подстрелят раньше. Если коробка еще лежит под кроватью. И если я вообще найду комнату Люды и смогу дойти до нее.

А кстати, интересно, как я собираюсь ее искать? Я туда не заходил, а когда меня оттуда «выходили», пребывал в бессознательном состоянии.

Ладно, посмотрим. А пока мне нужно скоротать время до вечера.

В этот момент один из игроков разразился криками и, бросив смятую бумажку перед кассиром, покинул салон.

Я отставил в сторону остатки пиццы и направился к оставшемуся игроку.

— Русский, — представился я и добавил, не обращая внимания на удивленный взгляд подростка, — десмач?

Слово «десмач» знают все игроки в сетевые компьютерные игры в мире. Это поединок, когда двое дерутся друг с другом, а не вместе против компьютера. Кроме того, при близком рассмотрении, юнец оказался не таким уже и юнцом. Ему было лет девятнадцать, и игроком он был со стажем. Только это ничего не меняло. Я успел поучаствовать в «Квейковых» турнирах, и обучали меня этому отнюдь не любители.

— Мани! — осклабился мой противник и указал на вывеску.

Я не разобрал, что на ней было написано, но исходя из цифры и того, что я знал про аналогичные заведения, это была цена за час игры. Таким образом мне предлагали заплатить за обоих игроков, если я проиграю. Если мне удастся выиграть, во что паренек явно не верил, то за игру уплатит он сам.

Его самоуверенность меня взбесила. Я показал на часы и произнес: «Тен минитс». Паренек покровительственно улыбнулся и кивнул. Но улыбка человека, который рискует только десятью минутами игры, исчезла с его лица, когда он увидел, СКОЛЬКО я положил на стол.

Оставшаяся у меня сумма перекрывала часов восемь игры, и я положил ее всю. Паренек недоверчиво посмотрел на меня и указал на компьютер. Я ответил ему таким же взглядом и указал на деньги.

Вот тут он вспыхнул и что-то затараторил. В ответ я применил излюбленную фразу про банальную эрудицию, прибавив в конце обращение «козел». Я надеялся, что это будет единственное слово, которое он поймет.

Видимо, так и случилось, потому что парень побагровел, молча вынул деньги, отсчитал положенную сумму, швырнул ее сверху моей и, буркнув: «Дэд», ткнул пальцем в монитор.

— Ну ладушки, сейчас посмотрим, кто тут покойник, — пробухтел я под нос, проносясь по иллюзорному городу и сея вокруг себя смерть.

На пятой минуте при счете 37:2 в мою пользу я задумался. Если я его обставлю с таким счетом, то чем я буду заниматься до вечера? Потом я стал подставляться, но противник был уже явно деморализован. Игра закончилась со счетом 78:17. Причем эти семнадцать я набрал, нарываясь животом на его пулемет. Больше не получилось, он успевал убрать оружие. Плохо.

С горящими глазами юнец встал, показал мне на деньги, и что-то сказал кассиру. Пока я собирал выигрыш, мужчина вылез из-за кассы и, подойдя ко мне, сообщил:

— Ты — хорошо. Он — плохо. Хочет снова. Имеет право. Жди.

— Чего ждать? — переспросил я.

— Его игрок. Имеет право, — добавил кассир и, исказившись улыбкой, спросил:

— Кофе?

— Кофе, — подтвердил я. Ну что ж. По законам азартных игр у паренька действительно есть право отыграться. Не знаю, как насчет права выставить вместо себя другого игрока, но… да черт с ним. Я сюда не выигрывать пришел, а провести время до вечера.

Пока я пил кофе, мой противник вернулся с низеньким хрупким мальчиком. Тут я насторожился. Мальчишка был хилый и какой-то «домашний». Под этой личиной, несомненно, проглядывали годы, проведенные у монитора.

И началось.

Ребята были настроены весьма агрессивно. Играть приходилось на двойную ставку, а малец играл совсем неплохо. Первые две партии я с трудом выиграл. А третью проиграл. Потом мы сделали перерыв на обед и продолжили снова. Постепенно в зале стали собираться зрители. Еще через некоторое время я понял, что вся «тусовка» болела против меня. Они даже финансировали мальца, когда у того заканчивались деньги. А они заканчивались. Игра мне давалась с трудом, но я все же понемногу выигрывал.

На улице уже смеркалось, когда я показал, что играю последние три партии и ухожу. Юнцы посовещались и предложили через кассира, который был счастлив от такого наплыва посетителей, сыграть «ва-банк». Поставить все, что у меня есть, против такой же суммы, но на условии, что партия будет длиться полчаса кряду и единственным разрешенным оружием будет топор.

Ребята попались на то, что я ни разу не воспользовался этим примитивным приспособлением. Не знали они также, что, когда меня учили двигаться, на тренировках использовалось именно это оружие.

Я согласился, и понеслось.

Впервые я закончил партию всухую. Сгреб гору бумажек со стола и знаками попросил кассира обменять их на купюры крупнее.

Пока я возился у кассы, все подростки покинули салон. Они были злые, и я периодически слышал по интонациям, что в мою сторону звучало что-то нелестное.

— Внимание, когда выходить, — проговорил кассир шепотом и стал быстро выключать компьютеры.

Я присмотрелся к нему. Это был мужчина средних лет, и по его движениям, голосу и мимике трудно было заподозрить его в паникерстве.

Значит, надо отнестись к его словам с вниманием. Я обещал себе прислушиваться к хорошим советам, но что мне дает этот совет сейчас?

Я зашел в туалет, достал «Вальтер» и проверил обойму. Она по-прежнему была полной. Я загнал первый патрон в ствол и засунул его за пояс под левой рукой.

Ну все. Пора идти.

На улице было темно. Свет от нескольких фонарей немного рассеивал темноту, но не настолько, чтобы видеть происходящее в двадцати шагах. Перед салоном никого не было, но как только я свернул в переулок, меня остановил неприятный голос, сказавший что-то по-итальянски.

— Чего? — рявкнул я и обернулся.

Так.

«Они стояли молча в ряд, их было восемь».

Этих было семь, но зато все с ножами.

— Мани! — рявкнул в ответ мой первый противник. Видимо, именно он возглавлял эту банду.

Юные гангстеры подвинулись ближе, а я вежливо сказал: «Окей» и полез в карман. Вот только достал я не деньги.

Как в замедленном кино, я плавно извлек под свет фонарей пистолет и для пущей убедительности пальнул юнцам под ноги. В рядах противника произошло некое движение, и вот они уже рванули по переулку, но это не устраивало уже меня.

— СТОП! — заорал я дурным голосом и пульнул над головами беглецов. Это подействовало. Я уже убеждался, что это слово понятно всем, вне зависимости от знания языков. Компания замерла и с неохотой повернулась ко мне.

Есть хорошая фраза: «Самооборона — это когда ты делаешь то, что собирались сделать с тобой, но начинаешь первым».

Я посмотрел в лица «романтикам с большой дороги» и коротко бросил: «Мани!»