Полночные наслаждения

Глава 15

— Брэддон, у меня ничего не получится! — в сердцах воскликнула Мадлен. — Не получится!

После того как две недели назад «Ларк» отдал швартовы, граф Слэслоу немедленно занялся осуществлением своего безумного плана.

— Но, любовь моя, — взмолился он, — почему бы не попытаться? Вреда от этого никому не будет.

Мадлен даже не подняла головы, продолжая скрести щеткой твердые бока Грейси.

— Это недостойно, — произнесла она. — Вы требуете от меня, чтобы я лгала.

Он округлил глаза, уже не в первый раз. — Но ложь эта совсем маленькая, а добра сулит много больше.

— Что значит много больше? Больше чего? — Когда Мадлен волновалась, то начинала хуже понимать английский. При этом ее французский акцент заметно усиливался.

— Добра сулит много больше, — повторил Брэддон, запинаясь. Добра — это означает… хм… что ради большого блага, праведного, конечно, не грех немного и солгать.

— А вот французские философы утверждают иначе, — отрывисто бросила она. — Например, месье Руссо говорит, что истинно невинны и служат добру только les bons sauvages[18], не знающие лжи.

Брэддон напрягся. Опять она заговорила о чем-то непонятном. Он осмелился погладить ее по щеке. В последнее время она не позволяла ему целовать себя. Вот и сейчас увернулась ловко от него. Между ними оказалась Грейси.

— Пожалуйста, Мэдди. Пожалуйста, — прошептал Брэддон. — Я хочу сделать вас графиней. Я хочу, чтобы вы нарожали мне детей. Вечерами я никогда не стану никуда стремиться и все время буду проводить только с вами. Я хочу, чтобы вы жили в моем доме. Разве вы не видите моего искреннего желания сделать вас женой, а не любовницей!

— Не всякое желание можно исполнить, — пробормотала Мадлен, но выражение ее лица смягчилось. И ее рука тоже начала не так резко скользить по бокам Грейси. Брэддон это заметил.

Он посмотрел на прикрытую кружевным шарфиком шею Мадлен и облизнул пересохшие губы. О эта сладостная плоть, как хотелось к ней прикоснуться.

— Мадлен, всего через три недели я знакомлюсь с вами на балу и, потрясенный вашей красотой, немедленно делаю предложение. А потом мы поженимся, по специальному разрешению, как это сделали Патрик и Софи. После этого никому до нас не будет никакого дела. Вы станете графиней Слэслоу, а любая графиня вне всяких подозрений.

Мадлен подняла глаза. В ее душу в первый раз закралось сомнение.

— Но как это осуществить? — пробормотала она, прислонившисьлбом к теплому крупу Грейси. — Брэддон, ведь я не аристократка, а всего лишь дочь простого торговца лошадьми.

Почуяв запах победы, он воспрянул духом.

— С каких это пор дочери простых торговцев лошадьми цитируют Руссо и Дидро? Да у вашего отца книг больше, чем седел.

— Да, Брэддон, я образованная. — В первый раз Мадлен посмотрела ему в глаза. — Кое-что читала. Но это еще не делает меня леди, потому что я абсолютно не разбираюсь в танцах, правилах этикета и всем остальном, что знают настоящие леди. Например, я умею наложить на ногу лошади шину, а вот вышивать толком так и не научилась.

Брэддон нахмурился, затем решительно нырнул под шею Грейси и ухитрился втиснуть свое массивное тело в маленькое пространство в задней части стойла, оказавшись рядом с Мадлен.

— Не говорите так о себе, Мадлен! Не надо. Вы больше леди, чем большинство известных мне дам. А занятие вышиванием — это все чепуха. Мои сестры тоже плохо вышивают. Я помню, мать об этом постоянно стенала. Они вообще у нас никудышные. Ни одна не обучилась игре на арфе или спинете, а уж какие они ужасные певицы, это одному Богу известно. Однако никто не сомневается, что они настоящие леди.

Мадлен бросила на него умоляющий взгляд.

— Вы просто не понимаете, Брэддон. А как быть с гардеробом? Посмотрите, какая элегантная леди Софи, а у меня нет ни одного нормального платья. — О Софи она знала из «Морнинг пост», где во всех деталях описывалось, где и с кем была знаменитая красавица, а иногда и в чем одета. Мадлен приходила в ужас от одной только мысли, что может познакомиться с леди Софи, не говоря уже о том, чтобы та ее учила премудростям этикета.

— Насчет одежды беспокоиться не надо, — беспечно проговорил Брэддон. — Об этом позаботится Софи. Денег я для этого дам, сколько понадобится. — Кобыла Грейси прижимала его к Мадлен, о чем же еще можно мечтать.

— Все равно ничего не получится! — воскликнула Мадлен, легонько ударив обоими кулаками в бок Грейси. Кобыла удивленно заржала и повернула голову посмотреть, что случилось. Затем попятилась, еще сильнее прижав Брэддона к Мадлен.

— Что это вы делаете? — раздраженно выпалила Мадлен. — Опять распустили руки. Уходите от меня! Вы… вы… да вы настоящий развратник!

— Я люблю вас, Мэдди, — пробормотал Брэддон срывающимся голосом. — Я люблю вас. Я хочу вас. Пожалуйста, дорогая, сделайте так, чтобы мы могли пожениться.

— Нет. — Она отстранилась.

— Но я все равно женюсь на вас, — произнес он с тихой решимостью. — Чего бы это мне ни стоило. Мэдди, я не остановлюсь ни перед чем. Женюсь на вас, и мы уедем жить в Шотландию… или Америку. Мне все безразлично, лишь бы находиться рядом с вами.

Мадлен даже охнула:

— Вы это серьезно, граф? И не боитесь стать отщепенцем?

— Серьезно. — Он крепко прижал девушку к себе и приник к ее дивно пахнущим волосам. — Я уже твердо решил, что не женюсь ни на ком, кроме вас. И если вы не хотите притвориться французской аристократкой, то я женюсь на вас, какая вы есть.

— Но ваши близкие… — Мадлен была в ужасе. — Они же от вас откажутся.

— Плевать, — ответил он без колебаний. — Не очень-то мне и нужны эти близкие.

— Но ваша матушка!

Брэддон счастливо улыбнулся:

— Уверяю вас, скучать по ней я не буду никогда.

— Нет-нет, — воскликнула Мадлен. Ее французский акцент снова усилился. — Я не могу принять от вас такую жертву.

— Да нет тут никакой жертвы, — пробормотал Брэддон. Он ее по-прежнему обнимал, ощущая каждый дюйм ее тела, а она, кажется, этого уже не замечала. — Не о чем беспокоиться, Мэдди.

— Наш сын все равно унаследует мой титул.

— Но… но он будет отщепенцем!

Брэддон пожал плечами:

— К тому времени светское общество забудет об этом скандале. Кому это надо, спрашивается? К тому же между тем временем и теперешним пройдет целая вечность. Зачем так надолго загадывать.

Мадлен нахмурилась. Практичная французская натура не позволяла ей относиться к будущему с такой легкостью, как это мог сделать Брэддон. Уехать навсегда в Америку? Да он что, спятил? Ведь всем известно, что Америка дикая страна, населенная преступниками и кровожадными индейцами. В книжке Руссо вроде очень хорошо получалось, но вряд ли американские sauvages такие уж добродетельные.

— Нет, — не уступала она. — Если существует шанс, что наш сын может быть рожден с одобрения общества, мы должны попытаться его использовать. Даже если мне придется пройти обучение, а потом лгать.

В ответ Брэддон немедленно завладел ее губами, бормоча в перерывах между поцелуями невнятные слова любви.

— О нет! — неожиданно воскликнула она, освобождаясь от объятий. — Мы забыли папу! Он никогда не согласится на ваш ужасный план.

— Наверное, вы правы. — Брэддон надеялся, что Мадлен не заметит, как его руки блуждают по сладостным выпуклостям ее попки. — Мой план никуда не годится. Так что давайте поженимся сегодня вечером и уедем за границу.

Мадлен с трудом высвободилась и нахмурилась. При этом между ее бровями появилась прелестная вертикальная черточка.

— Вы такой греховодник, — пробормотала она. — Только Господь знает, почему я соглашаюсь выйти за вас замуж.

Брэддон опешил:

— Вы согласны? Действительно согласны выйти за меня замуж? О, Мэдди… — Он наклонил голову и снова завладел ее губами.

Мадлен вздрогнула, по ее телу прокатилась теплая волна. Возможно, Брэддон не самый блестящий кавалер, но в его поцелуях было что-то волнующее.

«Ларк» приближался к первому порту Уэльса. Софи и Патрик сидели на палубе, наслаждаясь необычно теплым солнцем. Она наголову разгромила мужа в триктрак.

— Так нечестно, — запротестовал Патрик. — Ты не проявила никакой стратегии — просто выкидываешь дубли один за другим.

Софи с ликованием сгребла две его фишки и послала обратно к началу.

— Мой дедушка называл это искусством.

Патрик с восхищением смотрел на жену.

— Моя дорогая, ты и за шахматной доской тоже не промах.

— Ну уж нет. Ты выиграл у меня два раза из трех.

— Да, — заметил Патрик, — но обычно я вообще не проигрываю. Особенно женщинам.

— Дорогой Патрик, у меня сердце разрывается, когда я вижу, как ты страдаешь.

Патрик шутливо оскалился.

— А ты ведьма. Жена-ведьма.

Софи усмехнулась:

— Ты на себя лучше в зеркало посмотри. Настоящий дьявол.

Патрик подался вперед и обвел пальцем изящный контур ее губ.

— Ведьма, у тебя самые поцелуйные губы в мире.

Глаза Софи вспыхнули. Вначале она коснулась его пальца языком, а затем захватила во влажное пространство рта, перед этим тихо шепнув:

— Это ты околдовал меня, дьявол.

Патрик начал подниматься со стула, когда над его левым ухом кто-то деликатно кашлянул.

— Прошу прощения, сэр. — Рядом, со шляпой в руке, стоял капитан Хибберт. — Посмотрите, пожалуйста, на восток. Прошу извинить меня, мадам.

Софи улыбнулась. Ей нравился этот сдержанный, скромный капитан со слегка неуклюжими манерами.

— Ради Бога, капитан Хибберт, — сказала она, поднимаясь с кресла, — достопочтенный Фоукс в вашем распоряжении. А я удаляюсь в каюту.

Капитан Хибберт неловко покачнулся в поклоне и тут же повернулся к Патрику. Софи скосила глаза на мужа, но тот хмуро уставился на восток, где небо выглядело странно полосатым с преобладанием зеленого и голубого.

— Приближается шторм?

— Видишь пестроту справа? — Патрик обнял Софи за плечи и привлек к себе. — У моряков это называется «небо в барашках».

— Этот ряд небольших облачков?

— Да. Хибберт пришел вовремя. Еще минута, и мы бы удалились к себе в каюту. — Увидев, как порозовели щеки Софи, Патрик засмеялся и еле слышно прошептал: — Моя жена способна не выпускать меня из постели в течение многих часов.

Вместо ответа Софи тихо склонила голову Патрику на плечо.

— Не беспокойся. — Он нежно сжал ее плечи. — Наше судно может выдержать любой шторм. Мы с Хиббертом попадали в такие ураганы, что теперь, как говорится, нам сам черт не страшен.

— Дело в том, что единственный способ испытать характер судна — это попасть в сильный шторм. — Патрик погладил ее шелковистые локоны. — Но сегодня мы ничего испытывать не будем.

— Почему?

Он чмокнул ее в щеку.

— Потому что на борту ты.

Патрик последовал за капитаном Хиббертом, а Софи направилась в каюту.

Сейчас бы заняться турецким. С тяжелым вздохом Софи отбросила эту мысль. Ладно, если нельзя что-то изменить, значит, и огорчаться не надо.

«Ларк» осторожно двигался вдоль западного побережья Уэльса в поисках подходящего места, чтобы встать на ночь на якорь.

Примерно через час впередсмотрящий громко выкрикнул:

— Я вижу, капитан!

Патрик и Хибберт на палубе насторожились.

— Вижу огни! — еще раз подал голос впередсмотрящий. Патрик направил на берег подзорную трубу. Небольшая бухта была настолько узкая, что с такого расстояния разглядеть ее было чрезвычайно затруднительно. На берегу мерцали огоньки, обозначая какое-то большое строение.

— Скорее всего это старый монастырь, — сказал он, передавая подзорную трубу Хибберту.

— Вполне возможно, — лаконично заметил капитан и направился к рулю. Вводить «Ларк» в незнакомую бухту будет только он сам.

Вскоре Патрик, весело насвистывая, спустился по трапу к своей каюте. Чуть было не постучал, но передумал. А что, если Софи принимает ванну?

Отворив дверь, Патрик некоторое время завороженно наблюдал за женой. Она сидела в своем любимом кресле и читала, почему-то напряженно шевеля губами. Как школьница. Софи-школьница — его сердце нежно встрепенулось.

Он сделал шаг вперед, и она испуганно подняла глаза. Ему показалось, что даже слегка подпрыгнула в кресле.

— Ой, как ты меня напугал!

Патрик с улыбкой посмотрел на свою смущенную жену. Надо же, смятение ей тоже к лицу.

— Я надеялся застать тебя deshabille.

Софи неохотно улыбнулась.

— Что ты делала?

— Ждала тебя.

Патрик нахмурился:

— Софи, неужели обязательно нужно говорить неправду? Ведь ты читала. И в данный момент сидишь на своей книге.

— Да, читала, — спокойно отозвалась она. — И одновременно ждала. Так что никакой неправды здесь нет. Одно другому не мешает.

Софи вспомнила слова Дэвида, школьного приятеля Патрика. «Мой муж ненавидит вранье и не терпит фальши. Можно себе представить его недовольство, если он обнаружит, что это за книга».

Патрик отошел к гардеробу и начал снимать рубашку, краем Глаза наблюдая, как она поспешно сунула книгу в ящик стола.

«Должно бять, Софи читала какой-то модный французский роман и не хочет, чтобы я знал об этом, — подумал он и улыбнулся. — Похоже, эта стерва Элоиза не позволяла ей читать популярные романы. Только молитвы. Надо будет сказать попозже, чтобы она не стеснялась. Я такие романы безнравственными не считаю».

— Вызови Симону, — сказал он, поворачиваясь. — Скоро мы сойдем на берег. Джон уже в шлюпке. В ближайшие сутки на борту «Ларка» будет не очень уютно, так что ночевать будем скорее всего в старом монастыре, которому восемь сотен лет, не меньше. Надеюсь, у них найдутся для нас достойные постели. — Патрик надел башмаки.

Софи молча наблюдала за его лицом. На мгновение, когда Патрик заметил, что она сидит на книге, оно приняло такой вид, как будто он знал о ее занятиях турецким и тайно посмеивался. Но теперь все было, как обычно.

Она дернула шнур колокольчика.

— Дорогая, когда будешь готова, сразу же поднимайся наверх. — Он поцеловал ее в лоб и вышел.

Софи не торопясь вытащила из встроенного гардероба теплое платье. Последние несколько дней муж начал называть ее «дорогая». В этом ласковом слове содержалось что-то такое, что, даже будучи сказанным небрежно и мимоходом, оно заставляло замирать сердце, и почему-то хотелось плакать.

В каюту влетела Симона. Волосы растрепаны, щеки пылают.

— Мэм, нам нужно срочно уходить. Подул ужасно резкий ветер. Джон говорит, что по небу ходят бараны. Я совершенно не понимаю, что это такое.

— Небо в барашках, — поправила ее Софи. — Это когда приближается шторм.

— Да, да, небо, — подхватила Симона. — У него такой отвратительный вид. Я имею в виду цвет. Джон говорит, что лодка должна отплыть немедленно.

Софи со вздохом встала и с помощью Симоны начала одеваться.

— Сейчас нет времени что-то делать с вашими волосами. — Симона дрожащими пальцами быстро привела голову Софи в относительный порядок. Морская болезнь наконец отступила, но оставаться на корабле во время шторма она панически боялась.

Софи и опомниться не успела, как горничная надела на нее шубку, спрятала руки в меховую муфту и подтолкнула к двери.

Они поднялись ка палубу. Здесь никакой суеты не наблюдалось. Патрик спокойно стоял у поручня, команда спускала паруса и крепила мачты.

Софи быстро прошла к мужу. Небо заметно потемнело и начало отливать медью, маленькие пушистые облака превратились в тонкие желтоватые полоски. Кроме того, поднялся ветер. Пряди волос вырвались из-под ее бархатной шапочки и начали хлестать по лицу.

Патрик повернулся к ней восторженные глаза:

— Софи, шторм уже совсем близко. Ты слышишь его гул? Очень хорошо, что удалось вовремя поставить «Ларк» на якорь.

Она кивнула.

Патрик озорно улыбнулся:

— А теперь вам с Симоной предстоит спуститься по веревочной лестнице в шлюпку. Корабль к причалу подойти не может, там слишком мелко.

Софи прошла к борту и вгляделась. Где-то далеко внизу на серых волнах качалась шлюпка. До нее казалось бесконечно далеко, веревочная лестница под порывами ветра болталась, как цирковая трапеция. Стоит сорваться, и ледяная ванна обеспечена. Если не хуже.

— Я понесу тебя, не бойся, — прошептал Патрик.

— Ерунда, я сама спущусь. — Софи повернулась. — Симона! — (Горничная стояла не шелохнувшись — видимо, перспектива спускаться по веревочной лестнице напугала ее до смерти.) — Если ты слезешь без криков, падания в обморок и не будешь требовать помощи, я подарю тебе бальное платье с искусственными розами.

Симона раздумывала всего секунду.

— И сзади никого не будет?

Софи кивнула.

Худое галльское лицо Симоны зажглось решимостью. Она быстро двинулась к борту, позволила матросу помочь закрепиться на лестнице и медленно двинулась вниз.

Софи наблюдала все время, пока горничная не достигла шлюпки и не уселась там на специально отведенное место. А затем сама Направилась к лестнице, но сзади ее обвили две сильные руки.

— Какой ты хочешь подарок? Софи хихикнула:

— Вряд ли у тебя найдется для меня что-нибудь подходящее. Разве что один из сюртуков.

Он легонько укусил ее за ухо.

— У меня есть один красивый. Его расшивала тетя Генриетта, васильками и колокольчиками. Но кажется, тебе он будет великоват.

— Неужели? — Софи притворно опечалилась. — Что же мне теперь делать? Боюсь, что спуститься по лестнице не хватит смелости… особенно после того, как выяснилось, что с подарками у тебя туговато.

— Ну и ведьма. — Патрик снова ухватил зубами ее ухо.

Она прижалась спиной к его груди. Лицо орошали мелкие ледяные брызги, но, несмотря на это, все тело покалывало теплыми приятными иголками.

— Проси любой подарок, какой душе угодно, — прошептал Патрик, лаская ее ухо теплым языком.

— Ладно, — сказала Софи, — мне бы очень хотелось… — А что именно, она никак сообразить не могла. Когда Патрик ее ласкал, она вообще плохо соображала.

— Сэр, французская мисс собирается похвалиться едой. — Дежуривший у лестницы матрос показал вниз на шлюпку.

Увидев, что Симона действительно жалобно стонет, перегнувшись через борт шлюпки, Софи пошла к матросу, но ее снова поймали крепкие руки.

— Погоди. — Патрик перебросил ногу на лестницу, зацепился рукой за поручень и протянул другую руку. — Теперь давай.

— Я правда могу сама спуститься по лестнице, — произнесла Софи с некоторым нажимом.

Он покачал головой:

— Нет.

Софи уже знала, что когда лицо супруга становится таким непреклонно-суровым, то лучше не спорить.

— Я не вижу причин, почему мне нельзя это сделать самой, — проворчала она, пока матрос помогал ей устроиться в объятиях Патрика.

— Потому что ты моя самая большая драгоценность, Софи. — Без какого-либо заметного усилия он прижал ее миниатюрное тело к груди и начал спускаться, а достигнув шлюпки, осторожно передал жену матросу, который с не меньшей осторожностью усадил ее на сиденье рядом с Симоной.

— Разве команда останется на корабле?

— Да, — ответил он, не став добавлять, что сам он покидает «Ларк» во время шторма в первый раз. — Шлюпка сделает еще один рейс, чтобы доставить на берег Флоре. Боюсь, во время шторма наш француз не сможет удержать в руках половник.

Ветер усилился еще до того, как небольшая шлюпка успела добраться до причала. Спасаясь от ледяных уколов, Софи прикрыла лицо руками. Но вот наконец прибыли. Патрик выпрыгнул из шлюпки и протянул руки жене. Затем помог выбраться на берег Симоне.

К ним подошел полнощекий белокурый молодой человек. По-видимому, он уже давно их здесь ждал. Монашеская сутана на нем выглядела довольно нелепо. Да и не мог он быть никаким монахом, их на Британских островах уже давно ни одного не осталось. «Наверное, ему просто нравится носить сутану», — подумала Софи.

— Как поживаете?

Она произнесла обычное английское приветствие, но молодой человек уставился на нее так, как будто услышал какую-то угрозу.

— Как поживаю? — переспросил он после довольно продолжительной паузы. — Ничего поживаю. Хорошо. — Выговор выдавал в нем уроженца Уэльса, что, впрочем, не было удивительно.

Приблизился Патрик и протянул руку:

— Меня зовут Патрик Фоукс. Это моя жена, леди Софи.

— А я Джон Хенкфорд. — Уэльсец с некоторой опаской пожал руку Патрика. — Просто мистер Джон Хенкфорд.

«Если бы не сутана, Хенкфорд был бы очень похож на повзрослевшего херувима», — подумала Софи.

— Мистер Хенкфорд, мы рассчитываем на ваше гостеприимство. — Она улыбнулась.

Хенкфорд нервозно оглядывал незваных гостей, видимо, дожидаясь, пока шлюпка скроется в тумане, а затем неожиданно вытащил из-под накинутого на сутану плаща длинное ржавое ружье и направил на Патрика.

Симона издала слабый вскрик, Софи просто вздрогнула, а Патрик и бровью не повел. Только метнул быстрый взгляд на ружье.

— Дам прошу не беспокоиться, в этом нет никакой нужды,

сбивчиво заговорил уэльсец. — У меня нет никаких злых намерений. В самом деле нет, в самом деле. Дело в том, что… хм… дело в том, что я, прежде чем подвести вас к ступеням моего дома, вынужден потребовать обещания не выдавать наш секрет. Кое-что, возможно, вам не понравится, а может быть, понравится, я не знаю — ведь вы чужаки, люди из Лондона. Я полагаю, что вы должны дать мне обещание.

Софи вопросительно посмотрела на Патрика, который, слегка нахмурившись, разглядывал Хенкфорда.

— Могу я предположить, что вы у себя кого-то держите против его воли?

— О нет, нет, — воскликнул уэльсец. — Совсем наоборот. На самом деле, совсем наоборот. Мы лечим людей, помогаем им встать на ноги. Это ради них. Но я не могу уйти отсюда, вернее, вы не можете этого сделать, пока не дадите слово чести, что не выдадите наш секрет никому в Лондоне.

Патрик бросил взгляд на Софи.

Встретившись с ним глазами, она улыбнулась. Наверное, в Лондоне мало найдется мужчин, которые бы в такой ситуации поинтересовались мнением своей жены. Даже взглядом.

— Думаю, мы должны пойти навстречу мистеру Хенкфорду, — сказала она. — Я склонна верить в его добрые намерения.

Патрик быстро кивнул и посмотрел в глаза уэльсцу так, что тот вздрогнул.

— Ладно. Даю слово, что мы не станем рассказывать Лондонским властям о ваших делах. При условии, что вы никому не причинили зла.

Джон Хенкфорд молча развернулся и двинулся к длинной полуразрушенной лестнице, ведущей к старинному монастырю. Глаза Софи светились.

— Как ты думаешь, чем они там занимаются?

Глядя на счастливое любопытство в глазах жены, Патрик внутренне застонал. Она наверняка начиталась французских романов. Наверное, думает, что монастырь наводнен призраками или чем-то в этом роде.

— Скорее всего занимаются контрабандой. А ружье у него рухлядь. Сомневаюсь, чтобы он хотя бы раз из него выстрелил.

— Сэр, неужели вы позволите госпоже войти в это бандитское логово? — испугалась Симона. И, прежде чем Патрик смог открыть рот, рванулась вперед, догоняя Софи.

Патрику оставалось только вздохнуть. Наконец небольшая группа достигла верха лестницы и остановилась перед высокой дубовой дверью. Их провели в комнату, назначение которой определить было весьма затруднительно. Хенкфорд сбросил плащ и нерешительно остановился у большого камина. На бандитское логово помещение было совсем не похоже, скорее на гробницу. И меблировка была соответствующая.

— Итак, — насмешливо спросил Патрик, — когда вы собираетесь открыть нам свою темную тайну?

Джон Хенкфорд натянуто кивнул:

— Уверяю вас, в этом доме нет ничего предосудительного. Совсем ничего. Когда я говорил о секрете, то имел в виду обыкновенный госпиталь.

— Ах вот оно что? — нахмурился Патрик. — Госпиталь. И кого же вы там лечите? Солдат Бони[19]?

— Не думайте, что мы поддерживаем французов, — испуганно затараторил Джон. — Это совсем не так. Правда, до вас, англичан, нам тоже нет никакого дела. Здесь лечатся пострадавшие на войне парни, и попали они сюда случайно. С нашей стороны это простое милосердие.

Патрик напрягся.

— Значит, дезертиры. И как же они к вам попали?

— Где-то на континенте (где именно, я не знаю) был госпиталь, в котором остались несколько дюжин раненых на попечении единственного врача-хирурга, горького пьяницы. Они там мерли как мухи. Среди них оказался мальчик лет двенадцати — четырнадцати. Он-то и попытался их спасти. Нашел где-то большую лодку, посадил в нее тех, кто мог еще передвигаться, и они поплыли. Куда? Одному Богу известно. В общем, приплыли сюда. Все молодые, не намного его старше. Обреченные на смерть несчастные пехотинцы. Просто чудо, что они спаслись.

— И вы о них заботитесь — как это замечательно! — воскликнула Софи.

— Не забывай, Софи, это французские солдаты, — напомнил Патрик напряженным голосом. — Не исключено, что они просто прикидываются ранеными.

Софи пожала плечами:

— Не верить мистеру Хенкфорду у нас пока нет оснований.

Патрик вспомнил, что лорд Брексби как раз и направил его сюда, чтобы проверить, как идет строительство береговых укреплений, предназначенных для предотвращения высадки французского десанта, который, похоже, они сейчас и обнаружили. Что бы Софи ни говорила, но полностью доверять мистеру Хенкфорду у него тоже не было никаких оснований.

— А тебе известно, милая Софи, — тихо произнес Патрик, — что в мае этого года Англия объявила Наполеону войну?

— Конечно, известно. Но у нас не было выбора, поскольку Аддингтон собирался удержать Мальту. А это нарушило мирный договор.

Патрик невольно улыбнулся. Жена продолжала преподносить ему сюрпризы. Как оказалось, она прекрасно разбирается в международных вопросах.

— Может быть, вы покажете госпиталь? — спросила она, обращаясь к Джону. — Правда, навыков по уходу за больными у меня нет, но я свободно говорю по-французски.

Глаза Джона просияли.

— Неужели? Это превосходно, миссис. Понимаете, по-французски мы говорим очень слабо — я, моя мать и пастор, — а один мальчик, его зовут Генри, немного говорит по-английски. Но все равно этого недостаточно. Очень многого, о чем говорят эти ребята, мы просто не понимаем.

Патрик насупился. Значит, и пастора тоже вовлекли в эту антипатриотическую акцию. Однако раз Хенкфорд и его мать плохо говорят по-французски, то маловероятно, чтобы они действительно симпатизировали Бонапарту.

— Я с удовольствием поговорю с вашими пациентами. — Софи выжидательно посмотрела на Хенкфорда.

— Мне все равно немного беспокойно, мэм, — признался он. — Прошу прощения, но я сомневаюсь, следует ли вести вас в больничное отделение, мэм. Потому что если ваш джентльмен имеет в мыслях рассказать об этом большим людям в Лондоне, то мальчикам несдобровать.

— Я дал вам слово, — возмутился Патрик. — Этого мало?

— Оно, возможно, и так, — мрачно пробормотал Джон. Но затем, видимо, решившись, открыл боковую дверь и пропустил вперед Патрика, Софи и Симону.

Они свернули в арочный проход, ведущий в большую комнату. Патрик отодвинул полог и остановился рядом с Софи. Вся комната была уставлена койками, на каждой лежал раненый. У некоторых были повязки на голове, у других перебинтованы ноги. Странно, но на их появление почти никто не среагировал. Только полная женщина быстро подняла голову, а затем продолжила бинтовать грудь одному из несчастных солдат.

Увидев, как побледнела Софи, Патрик легонько обнял ее за плечи.

— О Боже, Патрик, они же еще совсем мальчики! Ты видишь?

— Они раненые и потому выглядят моложе, — мягко произнес он.

— Нет. — Софи порывисто вздохнула. — Вон тому на вид не больше четырнадцати.

В Индии Патрику приходилось наблюдать похожие ранения в голову. Шансов выжить у этого парня было очень мало.

Внезапно перед ними вырос миниатюрный солдатик, одетый в потрепанную форму французского пехотинца. Руки скрещены на груди, смотрит строго.

— Мистер Хенкфорд, почему вы позволили войти сюда посторонним? — требовательно спросил он по-английски с сильным акцентом. Он буквально буравил Джона своими свирепыми серыми глазами.

Джон откашлялся и начал оправдываться:

— Понимаете, Генри, их клипер зашел в бухту переждать шторм. Эти господа остановятся здесь на ночь. Я был вынужден все рассказать.

Патрик удивленно посмотрел на Хэнкфорда. Последние сомнения в сотрудничестве с французами развеялись. Софи сделала реверанс.

— Должно быть, вы тот мужественный солдат, который спас своих товарищей? — произнесла она, не скрывая восхищения.

Генри взглянул на красивую леди.

— Я только помог им забраться в лодку. Они бы все равно умерли, потому что никакой помощи не было. К сожалению, все не поместились.

Патрик оглядел комнату.

— Но вам удалось спасти десятерых. Это тоже немало. Генри внимательно посмотрел на высокого англичанина. Патрик поклонился.

— Вас можно поздравить, Генри. Вы совершили настоящий подвиг.

Генри смутился.

— Меня зовут Анри. — Внезапно он сделал придворный поклон, в точности по этикету.

Патрик многозначительно посмотрел на жену. Все не так просто, как кажется на первый взгляд. Определенно Генри не простой французский мальчик.

— Сколько вам лет, Генри? — спросил Патрик.

— Почти тринадцать.

— Поразительно. Неужели во французскую пехоту рее начали брать двенадцатилетних?

— Нет, — возразил Генри. — Я был… не знаю, как это называется по-английски. В общем, носил знамя. А в пехотинцы меня должны были произвести после четырнадцати.

Софи сильно сжала руку Патрика.

— Не могли бы вы познакомить меня со своими товарищами? — обратилась она на французском к Генри.

Последнее сопротивление было сломлено. Он просиял и повел ее по комнате, негромко называя имя каждого из раненых.

Патрик задумчиво смотрел им вслед. Во время якобинского террора парню было года три-четыре, но он до сих пор не забыл, как кланяться.

— А как вы вообще оказались в этом монастыре? — Он посмотрел на Хенкфорда.

Тот потупился:

— Мы с мамой члены секты «Семья любви». Вы слышали о такой?

Патрик кивнул. Кто же не слышал о «Семье любви»? Выходцы из Голландии, они появились в Англии еще при Елизавете. Религиозная секта исповедовала, кажется, нудизм и групповой секс. Он бросил взгляд на пухлую даму, которая закончила менять повязку и теперь поправляла простыни раненому рядом. На сторонницу половой свободы она была похожа мало.

— Мне казалось, что «Семья» уже прекратила существование.

— О нет, — уныло проронил Хенкфорд, — кое-кто еще остался. По крайней мере в Уэльсе. Мой дед стал членом секты в 1731 году. Он купил этот монастырь в надежде со временем обосновать здесь настоящую «Семью». Но бабушке образ жизни «Семьи любви» пришелся не по душе, и она их всех отсюда выгнала прочь. Однако позднее моя мать присоединилась к секте вместе со мной.

— Так что, понимаете, когда эти французские мальчики зашли в нашу бухту, отказать им мы не могли.

— Лодкой правил Генри? — спросил Патрик.

— Наверное, — отозвался Хенкфорд. — Я точно не знаю. Они причалили прямо к мысу и затем вошли в бухту. Один из принципов «Семьи» — оказывать помощь всем страждущим.

«Пожалуй, этот монастырь вряд ли может стать форпостом наполеоновского вторжения», — подумал Патрик и окончательно успокоился.

Ужинали на монастырской кухне, за длинным отскобленным ножами столом. В дальнем его конце напротив Симоны, мрачно сгорбившись, сидел Флоре. Дальше расположился Генри, рядом с Софи — он теперь следовал за ней по пятам, — а напротив — Патрик с Хенкфордом и его матерью.

— Какая прелесть этот ужин! — восхитилась Софи. Патрик удивленно посмотрел на жену. Если бы лондонские аристократы могли сейчас видеть свою королеву красоты. Волосы в полном беспорядке, одежда, в общем, тоже требовала внимания, глаза сияют восторгом. И все потому, что она ужинает вместе со своими слугами в монастыре двенадцатого века.

— Да, — отозвался он в тон ей, — это несравненное, неповторимое удовольствие.

Софи наморщила нос.

— Изволите шутить, сэр, а между тем для меня сейчас ужинать, с милейшим Генри, действительно непередаваемое удовольствие.

Патрику очень хотелось сказать, каким образом он мог бы получить непередаваемое удовольствие, но для ушей мальчика, которому еще нет и тринадцати, это вряд ли прозвучало бы благозвучно. Так что лучше было промолчать.