Полночные наслаждения

Глава 26

Перед доктором Софи изо всех сил старалась не выдавать своего смятения, но сейчас, почувствовав невероятную усталость, с большим трудом начала взбираться вверх по лестнице.

Из библиотеки вышел Патрик.

— Ты не собираешься рассказать мне о результатах визита доктора?

— Расскажу, но позднее.

— Нет, — проговорил Патрик сквозь стиснутые зубы, — я хочу знать это сейчас. Пожалуйста, давай на минутку зайдем в библиотеку. Я хочу знать, почему ты срочно пригласила доктора.

Софи быстро осмотрелась. Слуг поблизости не было.

— Мне надо идти, сейчас я это обсуждать не собираюсь.

— Софи!

«Нас ведь повсюду слышно», — подумала Софи и спустилась вниз. Теперь их с Патриком разделяли только три ступеньки.

— Ну хорошо, доктор сказал… сказал… — Произнести вслух то, что сказал доктор, у нее не было сил. — Он сказал, что зайдет завтра утром. — Это была половина правды, вернее, много меньше, чем половина. Голова отяжелела, словно ее налили свинцом, и внутри пульсировала тупая боль. Боже, только бы не видеть вопросительно вздернутых бровей Патрика, его сверлящих глаз.

— Ты же не хотел ребенка, — неожиданно произнесла она. — Отчего же так встревожился? — Свой голос Софи слышала каким-то приглушенным, как будто он доносился откуда-то из-под воды.

В это мгновение у Патрика был такой свирепый вид, что Софи была вынуждена ухватиться за перила. С ее головой что-то происходило. Муж открывал рот, но она ничего не слышала. Совершенно ничего. В ушах отдавалось биение сердца, глухое и тяжелое, как удары кувалды. Его ритм совпадал с пульсациями боли. Софи еще крепче сжала перила, что несколько ослабляло боль.

Патрик кричал. Позади него в коридоре возник испуганный Клеменс. Невероятным усилием воли Софи заставила себя вслушаться в слова мужа.

— Черт возьми, — кричал он (его голос был хриплым от гнева), — как ты можешь говорить такое? Я хочу этого ребенка!

Софи слабо улыбнулась, внезапно почувствовав, что голова стала очень легкой, как воздушный шарик, и вот-вот слетит с ее плеч. Ужасные пульсации боли наконец-то ослабли.

— Нет, я знаю, что ты не хочешь детей.

— О Боже, Софи, о чем ты говоришь?

— Ты что, забыл, как радовался надежде, что я окажусь похожа на маму и не произведу на свет много детей. Тебе не хотелось, чтобы они путались под ногами.

Заметив Клеменса, Патрик взглядом заставил его удалиться. Всеми силами он пытался унять вскипающий гнев. Софи сама не понимает, что говорит. Она беременна. Да-да, конечно, у беременных свои причуды.

— Успокойся, Софи, и перестань нести этот бред. — Он произносил слова медленно, как будто разговаривал с ребенком.

Софи удивленно расширила глаза. Единственное, чего ей сейчас хотелось, так это поскорее лечь в постель.

— Вспомни разговор с Брэддоном, вскоре после нашего возвращения из Уэльса, — обронила она. — Я случайно его услышала. Ты говорил, что женитьба сковала тебе ноги кандалами, и был доволен хотя бы тем, что никто из отпрысков нашего рода не болтается у тебя под ногами.

Наступила зловещая тишина.

— Могу я теперь пойти лечь? — Софи сделала шаг наверх. У нее сейчас было уверенное ощущение, что голова оторвалась от туловища и плавает сверху. Она покачнулась и ухватилась за перила.

— Софи, я говорил это несерьезно, — донесся голос Патрика как будто через толстый слой ваты.

Она с трудом заставила себя оглянуться.

— Ты был прав… совершенно прав.

Патрика захлестнуло слепое бессилие. Он смотрел на жену, она улыбалась. Черная бездна отчаяния разверзлась перед ним. Софи поверила ужасным словам, которые он тогда сдуру наговорил. Неудивительно, что она так и не смогла его полюбить. Неудивительно, что она смотрела на него, как будто он был воплощением самого дьявола.

В сердце начала нарастать саднящая боль.

— Софи! — завопил он. — Боже мой, Софи, я очень хочу этого ребенка!

Но она не понимала его слов. Был слышен только резкий голос, который постепенно перерастал в оглушительный рев. Софи тихо охнула и, ощутив наполнившую голову приятную темноту, которая притупила болезненные пульсации крови в ушах, почти с радостью разжала дрожащие пальцы.

Патрик с ужасом наблюдал, как Софи сначала слегка покачнулась, а затем начала стремительно падать головой вперед. Все это происходило очень медленно, как во сне. Он отчаянно рванулся вперед. Она упала, как тряпичная кукла, — колени задели первую ступеньку, а массивный живот упруго стукнулся о мраморный пол. Единственное, что ему удалось спасти, это голову. Она приземлилась на его вытянутые руки.

С величайшей осторожностью он перевернул и притянул ее к себе. Лицо жены было все в красных пятнах. Она горела. При этом тело оставалось совершенно безжизненным. Патрик ничего не слышал, кроме шума в ушах, который постепенно перерос в слова: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Его почему-то особенно испугали посиневшие веки Софи.

«Боже мой! Ей срочно нужна помощь».

Он встрепенулся.

— Клеменс!

Дворецкий появился через пятнадцать секунд.

— Вызовите доктора, — бросил Патрик, не оглядываясь. Клеменс ошеломленно смотрел на лежащую на полу герцогиню.

— Доктора Ламбста! Немедленно. — Патрик нагнулся к Софи и нежно поцеловал ее веки. Она не пошевелилась.

Патрик быстро ощупал тело — слава Богу, кажется, ничего не сломано.

— Сейчас я отнесу тебя наверх, дорогая, — прошептал он и поднял жену на руки.

Голова Софи безжизненно откинулась назад, упершись в его правую руку. Ее живот сейчас казался огромным.

Патрик с трудом проглотил слюну. Боже, неужели это падение отразится на младенце? Барабанная дробь в ушах усилилась.

Когда прибежала запыхавшаяся горничная, Патрик уже снял с жены платье и надел ночную рубашка. Симона помогала ему молча, за что он был ей очень благодарен.

Наконец Софи уложили в постель.

— Что будем делать? — Патрик смущенно посмотрел на Симону.

— Она без сознания?

— Да. Лишилась чувств, стоя на лестнице, и потому упала.

— Это от жара, — рассудительно произнесла Симона. — Нам обязательно нужно его снять. Видите, она вся горит, бедняжка.

Он вышел из комнаты и что-то рявкнул лакею в конце коридора. Затем стал молча наблюдать, как Симона нежно обтирает ее лицо.

Через некоторое время Софи пошевелилась и застонала. Он взял салфетку из руки Симоны и сел на край постели.

— Софи! — Салфетка мягко скользила по лбу жены. Она открыла глаза.

— Больно.

— Софи, извини меня, — пролепетал он, не веря своему счастью. — Я вовсе не собирался на тебя кричать…

— Больно, — повторила она.

Патрик взял в ладони ее лицо и быстро поцеловал в лоб, который показался ему обжигающе горячим.

— У тебя жар, дорогая. А это всегда больно. Не беспокойся, скоро приедет доктор Ламбет.

— Нет! Нет! Его не надо. Пока этого не случилось, не надо.

— Ничего не случится, дорогая. — Патрик снова начал обтирать салфеткой ее лицо. — Я не допущу, чтобы случилось что-то плохое.

— Этого ты предотвратить все равно не сможешь, — прошептала Софи. — Теперь ты окончательно меня возненавидишь. — Из ее прекрасных глаз брызнули слезы и потекли по щекам.

Сердце Патрика дрогнуло. Она, должно быть, бредит. Он наклонился и начал осушать поцелуями ее лицо.

— Что ты говоришь, Софи! Как можно тебя возненавидеть? Разве ты не знаешь, как сильно я тебя люблю?

Софи поморщилась:

— Больно.

Только когда Симона протянула ему другую салфетку, Патрик понял, что у него в руках уже горячая.

Это продолжалось несколько часов. Временами Софи открывала глаза и произносила что-то невразумительное, связанное с тем, как сильно он ее ненавидит, а затем снова погружалась в беспамятство. А Патрик тем временем продолжал обтирать ей лицо. Каждые полчаса он отправлял за доктором Ламбетом лакеев.

Когда дверь наконец отворилась, Патрик так посмотрел на входящего доктора, что у любого другого, наверное, дрогнули бы нервы, но только не у Ламбета. Ему постоянно приходилось иметь дело с раздраженными родственниками пациентов. Вот, буквально только что принял у виконтессы пятую дочь. О реакции папаши не стоит и вспоминать.

Не обращая внимания на Патрика, доктор Ламбет деловито приблизился к постели Софи и двумя пальцами прикоснулся ко лбу.

— Жар, — задумчиво проговорил он, затем повернулся к Патрику. — Схваток еще не было?

— Каких схваток? — не понял Патрик. — Ей же еще два месяца.

— У вашей супруги ожидается выкидыш, — сухо бросил доктор. Разводить сантименты времени сейчас не было.

— Выкидыш? — Патрику показалось, что в его сердце вонзили кинжал. — С чего вы взяли?

— Я осматривал ее сегодня утром. — Доктор не стал вдаваться в объяснения и, увидев, что Патрик открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос, предупреждающе поднял палец. Сосчитав пульс, он влил Софи в рот обильную дозу настойки опия. Теперь я вынужден просить вашу светлость покинуть комнату.

Патрик не сдвинулся с места. В своей многолетней практике доктору Ламбету приходилось встречать мужей различного типа, но этот выглядел настоящим дьяволом. Что там случилось, он толком не понял, но история с падением молодой герцогини ему не понравилась.

Прошла минута, другая. Патрик встал.

— Я предпочел бы остаться здесь. — Он сделал шаг назад.

Доктор пожал плечами. Быстрыми решительными движениями он сбросил с Софи одеяло и поднял рубашку. Скосил глаза на Патрика. Тот напряженно следил за его действиями. Беглый осмотр показал, что воды уже отошли. Значит, теперь недолго.

Он развернулся, готовясь к неприятному разговору с мужем, чье лицо стало сейчас очень бледным. Однако мужчинам в комнате роженицы находиться не положено.

— Я вынужден настаивать, чтобы вы вышли, — произнес доктор Ламбет твердо.

Патрик метнул в сторону доктора горящий взгляд.

— Почему?

— Ваше присутствие нежелательно, — напрямик заявил Ламбет. — Мне сейчас необходимо сосредоточиться. Роженица находится в полубессознательном состоянии, у нее жар.

— Доктор, постарайтесь сохранить ребенка, — тихо буркнул Патрик. — Все-таки семимесячный…

— К сожалению, он уже мертв, — решительно произнес Ламбет.

Патрик вздрогнул, как от удара плетью.

— Я не буду ничего делать. Только постою. Вон там. — Патрик показал на стену.

— Нет.

Патрик посмотрел на доктора и понял, что нужно подчиниться.

— Жизнь моей жены в опасности?

— Не думаю, — спокойно ответил Ламбет, бросив взгляд на пациентку. — С учетом того, что плод не успел полностью развиться, роды для ее светлости не должны быть слишком болезненными.

Патрик облизнул пересохшие губы и направился к двери.

— Я хочу увидеть младенца, — хрипло произнес он, обернувшись. — Когда он родится.

— Зачем это вам, ваша светлость? — Доктор Ламбет насупился. — Если это был наследник, я обязательно сообщу.

Глаза Патрика вспыхнули.

— Черт возьми, при чем здесь пол ребенка! Я просто хочу его увидеть, доктор. Ведь Софи сейчас в таком состоянии, что не сможет… — Он на секунду замолк. — Потом она захочет знать, как выглядел ее ребенок. Понимаете?

Доктор Ламбет позволил себе слабо улыбнуться. Такого от супругов пациенток ему еще слышать не доводилось.

— В нужный момент я пошлю за вами, ваша светлость, — мягко проговорил он, провожая Патрика к двери.

Патрик оцепенело спустился вниз. Присел у подножия лестницы и зачем-то ощупал то место, куда несколько часов назад упала Софи. Потом поднялся и стоял, как будто превратившись в соляной столб. Из ступора его вывело появление одетой в белое сестры, которая, сделав реверанс, в сопровождении Клеменса поспешила наверх.

«Боже мой, зачем я начал на нее кричать! Но ведь я не предполагал, что у нее жар, что она плохо себя чувствует». Не зная, куда себя деть, Патрик прощел в библиотеку, налил себе бренди и надолго застыл над ним.

А затем начал ходить туда-сюда, по одной и той же полоске ковра, от дубового книжного шкафа до отцовского бюро и обратно. Час, два… Все время задавая один и тот же вопрос: «Почему я себя не сдерживал? Почему не осознавал, что жена в горячке? Ведь я знал, что она никогда не применяет румяна!»

К тому времени, когда раздался негромкий стук в дверь, Патрик чувствовал себя постаревшим по крайней мере лет на двадцать, полностью опустошенным, задавленным ненавистью к себе. На пороге стояла сестра Мейдерс и с опаской смотрела на него. Ей уже успели рассказать (она пила чай со слугами), что герцог очень сильно накричал на жену, так что она не выдержала и потеряла сознание, упав с лестницы. От такого изверга можно ожидать чего угодно.

— Ваша светлость… — Сестра замолкла. Ей еще ни разу не приходилось встречаться с отцом, который желал посмотреть на мертвого ребенка. Она приносила отцам сыновей, объявляя, что у них родился «замечательный наследник», или дочерей, «прекрасных, крошечных существ». Но сейчас этот опыт ей вряд ли мог пригодиться.

— Девочка, — наконец произнесла она.

Патрик быстро взял из ее рук крошечный сверток и отрывисто бросил:

— Идите.

Сестра Мейдерс с облегчением упорхнула обратно наверх, собираясь сказать доктору, что забирать бедного мертвого младенца пусть посылает кого-нибудь другого. Она идти туда боится, потому что это не человек, а какой-то дьявол. Одни брови чего стоят! Сестра Мейдерс поежилась, с восхищением предвкушая, как она расскажет об этом завтра утром матери.

Оставшись один, Патрик уселся в свое любимое кресло и развернул пеленку. Крошечное личико было очень белое, как свежевыпавший первый снег. Он сидел очень долго, вглядываясь в лицо дочери, затем поднялся и медленно направился к двери. Сейчас ему можно было дать не тридцать лет, а все девяносто.

Окончательно Софи пришла в себя только через четыре дня. Рука нервно задвигалась по животу — он был отвратительно плоским. Все ушло, ушло, как будто ребенок там никогда и не находился, не ударял ножками, плавая в своем маленьком домике.

Рядом, внимательно разглядывая стену напротив, в кресле сидел Патрик. Момент, которого он все эти дни страшился, пришел. Она смотрела перед собой, не видя его, и по ее щекам медленно стекали слезы.

Патрик опустился на колени, взял ладони жены и зарылся в них лицом.

Софи молча смотрела на мужа, роняя на него одну за другой слезинки.

— Извини, Софи. — Слова приходили откуда-то из самой глубины души. — Знаю, что никогда не смогу возместить тебе эту потерю, но поверь, я скорблю невероятно.

Лицо Софи чуть оживилось.

— Выходит, ты хотел ребенка?

Патрик поднял голову, и она с ужасом осознала, что его щеки мокры от слез.

— Хотел ли я ребенка? — Он горько усмехнулся. — Да я безумно его хотел. Понимаешь, безумно. И сам не знаю, почему сказал тогда Брэддону эти жестокие слова. Разумеется, это была неправда, потому что все время я только и думал что о ребенке.

Софи сглотнула.

— Извини, Патрик. Я не знаю, что в моих действиях было неправильно.

— О чем ты говоришь?

— О ребенке, нашем ребенке. Не знаю, что я такого сделала, что он умер. — Софи вырвала руки и стала нервно теребить край одеяла.

Взгляд Патрика ее испугал.

— Это не ты что-то сделала неправильно, — прошептал он, — а я. Это я напугал тебя. Это из-за меня ты упала с лестницы.

— С какой лестницы? — Оказывается, Софи ничего не помнила.

— Ты упала на лестнице, — медленно проговорил Патрик. — Упала, и потом у тебя случился выкидыш. — Он немного помедлил. — И виноват в этом я.

Софи отрицательно замотала головой.

— Нет. Насчет лестницы я ничего не знаю, но ребенок погиб раньше. Я почувствовала это еще до того, как меня осмотрел доктор Ламбет. Наш ребенок… он перестал шевелиться.

— Она, — автоматически поправил ее Патрик.

— Она?

— Софи, у нас с тобой была девочка. Милая маленькая девочка. Ты хочешь сказать, что ее гибель с падением с лестницы не связана?

Она кивнула.

Патрик уронил голову на одеяло, и из его груди вырвалось приглушенное мучительное рыдание.

— О, дорогой, не надо, не надо! — Она обняла его за плечи. — Мы в этом не виноваты. Наша доченька… наверное, она просто была не готова жить в этом мире.

Патрик долго оставался неподвижным, наслаждаясь давно утраченной (ему уже казалось, что навсегда) близостью Софи. Сейчас в его сердце ощущение острой радости смешивалось с горем. Но это было небезнадежное горе — горе с просветом впереди.

— Лежи, тебе надо набираться сил.

— Ты ее видел? — тихо спросила Софи.

— Видел. Она была похожа на тебя. — Патрик осторожно вытер жене слезы. — Я сказал ей, как сильно ты ее любила.

Софи снова заплакала. Патрик сел на край постели и пробежал руками по волосам любимой.

— Я завернул ее в свой кашемировый шейный платок.

Софи подняла дрожащую руку и потянула Патрика за плечо.

Дождавшись, когда он приляжет рядом, она со вздохом зарылась лицом в его плечо.

— Где она?

— Похоронена на нашем семейном кладбище, — тихо сказал Патрик. — Это сделали Алекс и Шарлотта, тебя я оставлять не хотел. Она лежит рядом с моей матерью. — Он потерся щекой о ее мягкие волосы. — Мама очень любила детей.

Софи сильнее прижалась к нему.

— Ты дал ей имя?

— Я подумал, что будет лучше, если мы сделаем это вместе. Он не стал объяснять, что священник вряд ли бы окрестил мертворожденного ребенка и что даже для того, чтобы похоронить их дитя на освященной земле, Алексу пришлось привезти из Лондона Дэвида Марло, потому что местный викарий отказался.

— Алекс с Шарлоттой прислали письмо. Завтра они приезжают в Лондон. Дэвид провел поминальную службу по нашему ребенку. Ты ведь помнишь Дэвида?

Софи кивнула. Конечно, она помнила Дэвида, милого кареглазого викария, школьного приятеля Брэддона и Патрика.

А затем она снова заплакала. Ее тело все сотрясали рыдания, и Патрик ничего не мог поделать. Только гладил волосы и бормотал нежные ласковые слова.