Бракосочетание Тома Уотча и Анджелы Тренч-Трубридж было, пожалуй, столь же незначительным событием, как и многие другие, произошедшие на нашей памяти. Все подробности истории этих молодых людей, их помолвки или свадьбы, были совершенно типичны для всех совершенно незначительных браков в современных социальных условиях. В вечерней газете сообщалось:
«В церкви Святой Маргариты эта неделя была напряженной. Сегодня во второй половине дня там состоялось третье за эту неделю фешенебельное бракосочетание между мистером Томом Уотчем и мисс Анджелой Тренч-Трубридж. Мистер Том Уотч, который, как многие молодые люди в настоящее время, работает в Сити, — второй сын достопочтенного Уилфрида Уотча, проживающего в Холиборн-Хаусе, Шефтсбери; отец невесты, полковник Тренч-Трубридж, хорошо известен как охотник и рыболов, а также трижды кандидат в парламент от Консервативной партии. Брат мистера Уотча, капитан Питер Уотч из Колдстримского гвардейского полка, был шафером. На невесте была вуаль из старых брюссельских кружев, одолженная у бабушки. В соответствии с новой модой жених и невеста проведут патриотичный медовый месяц в Западной Англии».
Добавить к этому остается очень немногое.
Анджела была двадцатипятилетней, хорошенькой, добродушной, веселой, умной, популярной — как раз именно такой девушкой, которой, по какой-то загадочной причине, глубоко укоренившейся в психологии англосаксов, очень трудно удачно выйти замуж. В течение последних семи лет она занималась тем, что считается обычным у таких, как она: в Лондоне в среднем четыре раза в неделю танцевала, первые три года в частных домах, последние четыре — в ресторанах и ночных клубах; за городом слегка покровительствовала соседям и ходила на охотничьи балы, что, надеялась, поразит участников; работала в магазине головных уборов; опубликовала роман; одиннадцать раз была подружкой невесты и один раз крестной матерью; дважды неудачно влюблялась; продала за пятьдесят гиней свою фотографию рекламному отделу косметической фирмы; имела неприятности, когда ее имя упомянули в колонке светской хроники; участвовала в пяти или шести благотворительных концертах и в двух представлениях мистерий; собирала голоса за консервативного кандидата перед двумя всеобщими выборами, — и, как другие девушки на Британских островах, была несчастна.
В годы кризиса положение вещей стало невыносимым. Отец все чаще выказывал нежелание открывать лондонский дом, а теперь начал зловеще говорить об экономии, под которой имел в виду возвращение насовсем в деревню, сокращение количества прислуги, прекращение топки каминов в спальнях, снижение денежной помощи Анджеле и покупку полумили рыболовных угодий, на которые зарился несколько лет.
Оказавшись перед мрачной перспективой жить неопределенно долгое время в доме предков, Анджела, как и многие разумные английские девушки, решила, что после двух неудачных романов она вряд ли влюбится снова. Для нее не существовало романтических различий между любовью и богатством. Старших сыновей в семьях с каждым годом становилось все меньше, Америка и доминионы создавали ожесточенную конкуренцию. Выбор был невелик — либо тесниться с родителями в старинном помещичьем доме, либо жить с мужем в лондонских конюшнях, перестроенных под жилье.
Бедный Том Уотч проявлял к ней легкое внимание с ее первого светского сезона.[10] Он был ее мужским аналогом почти во всех отношениях. Окончив университет с отличием и получив степень бакалавра третьего класса по истории, он поступил в надежную аудиторскую фирму и с тех пор работал там.
В хмурые лондонские дни Том с тоской вспоминал студенческие времена, когда радостно добивался успеха традиционными способами: занимал призовые места на скачках с препятствиями в Крайстчерч[11] на одолженном гунтере, ломал мебель в клубе «Булингдон», возвращался на рассвете через окно после танцев в Лондоне, снимал старое, но дорогое жилье с молодыми людьми побогаче.
Анджела, как одна из популярных девушек своего возраста, часто бывала в Оксфорде и в домах, где Том оставался на время каникул, и по мере того как унылые годы в аудиторской фирме отрезвляли и угнетали его, он стал смотреть на нее как на яркий фрагмент из своего очаровательного прошлого. Том по-прежнему изредка бывал в обществе, потому что неженатый молодой человек в Лондоне никогда не остается без внимания, но тянувшиеся допоздна вечеринки, на которые ходил неохотно, так как уставал на работе и терял связь с темами, которыми светские девицы пытались его заинтересовать, лишь подтверждали, как далек он от той жизни и старых друзей.
Анджела, девушка славная (яснее и не скажешь), была неизменно обаятельна с Томом, и он благодарно отвечал ей вниманием, однако видел в ней часть своего прошлого, а не будущего. Отношение его к Анджеле было сентиментальным, но совершенно невозвышенным. Она была частью его невозвратной юности; он никак не видел в ней возможную спутницу жизни. Поэтому ее предложение сочетаться браком явилось для него отнюдь не приятной неожиданностью.
Выбравшись из толпы со скучных танцев, они ели копченую рыбу в ночном клубе, пребывая в тех дружеских, чуточку нежных чувствах, которые обычно возникали у них, когда они были вместе, и Анджела сказала ласковым голосом:
— Том, ты всегда был гораздо любезнее со мной, чем со всеми остальными; хотелось бы знать почему.
И прежде чем он смог сменить тему разговора — днем вымотался на работе, а танцы и вовсе доконали, — она поспешила сделать предложение.
— Да, конечно, — промямлил Том. — Старушка, я бы не желал ничего лучшего. Ты, конечно, знаешь, что я всегда был от тебя без ума… Но загвоздка в том, что просто не могу позволить себе жениться. Понимаешь, об этом не может быть и речи еще несколько лет.
— Том, но я не гонюсь за богатством; мы превосходно знаем друг друга, и все у нас будет просто.
И не успел Том понять, радоваться ему или нет, как было объявлено о помолвке.
Том зарабатывал восемьсот фунтов в год, Анджела — двести, но обоим обещали прибавку. Все не так уж плохо, если у них хватит ума не заводить детей. Ему придется отказаться от редких поездок на охоту, а ей обходиться без служанки. На основе этих обоюдных жертв они спланировали свое будущее.
В день бракосочетания шел сильный дождь, и лишь самые отчаянные из прихожан церкви Святой Маргариты вышли, чтобы посмотреть на унылый поток гостей, выскакивающих из мокрых машин и бегущих по мощеной дорожке в церковь. Потом состоялся прием в доме Анджелы в Эгертон-Гарденс, а в половине пятого молодые сели на Паддингтонском вокзале в поезд и укатили на запад.
Синий ковер и полосатый тент свернули и заперли среди огарков свечей и подушечек для сидения в кладовой церкви. Лампочки в проходах погасили, двери заперли и закрыли на засов. Цветы и кусты собрали, чтобы отправить в палаты больницы для неизлечимых, в которой у миссис Уотч была материальная заинтересованность. Секретарша миссис Тренч-Трубридж принялась отправлять серебристо-белые картонные коробки со свадебным тортом слугам и арендаторам в деревню. Один из церемониймейстеров поспешил в «Ковент-Гарден», чтобы вернуть взятую напрокат визитку. К маленькому племяннику жениха, несшему шлейф невесты на церемонии и привлекшему к себе внимание откровенными высказываниями, вызвали врача — оказалось, что у него высокая температура и тревожные симптомы пищевого отравления. Служанка Сары Трампери тайком вернула дорожный плащ, который старая дама взяла по невнимательности из свадебных подарков. (Эту ее слабость знали хорошо, и детективам было приказано не допускать сцены на приеме. Теперь ее редко приглашали на бракосочетания. Когда все-таки приглашали, украденные подарки неизменно возвращались в тот же вечер или на другой день.) Подруги невесты собрались после обеда и оживленно принялись строить предположения об интимных подробностях медового месяца — трое из пятерых считали, что этот ритуал был совершен заранее.
Большой западный экспресс с грохотом несся по промозглым английским графствам. Том и Анджела уныло сидели в вагоне первого класса для курящих и обсуждали подробности этого дня.
— Замечательно, что мы оба не опоздали.
— Мать так суетилась…
— Я не видел Джона, а ты?
— Джон был там. Он попрощался с нами в коридоре.
— А, да… Надеюсь, нам все уложили.
— Какие книги ты взял?
Совершенно обычное, нормальное бракосочетание.
Вскоре Том сказал:
— Думаю, мы поступили безынициативно, отправившись к тете Марте в Девоншир. Помнишь, как Локвуды поехали в Марокко и попали в плен к бандитам?
— А Рэнделлы застряли в Норвегии на десять дней из-за снежных заносов.
— Боюсь, в Девоншире особых приключений у нас не будет.
— Том, мы поженились не ради приключений, так ведь?
Однако вышло так, что с этой минуты медовый месяц принял странный оборот.
— Не знаешь, нужно нам делать пересадку?
— Как будто бы да. Я забыл спросить. Билеты были у Питера. Выйду в Эксетере, узнаю.
Поезд подошел к станции.
— Я быстро, — сказал Том, закрывая за собой дверь, чтобы не напустить в купе холода. Прошел по платформе, купил вечернюю газету, узнал, что делать пересадку не нужно, а когда возвращался к своему вагону, кто-то схватил его за руку.
— Уотч, старина, привет! Помнишь меня?
Том не без труда узнал улыбающееся лицо старого школьного приятеля.
— Вижу, ты только что женился. Поздравляю. Собирался написать тебе. Какая удача встретиться с тобой вот так. Пошли выпьем.
— Не могу, к сожалению. Нужно вернуться в вагон.
— Старина, времени еще много. Поезд стоит здесь двенадцать минут. Надо выпить.
Пытаясь вспомнить имя старого друга, Том пошел с ним в станционный буфет.
— Знаешь, я живу в пятнадцати милях отсюда. Приехал встретить поезд. Собирался купить коровьих лепешек. Их тут нет и в помине… Что ж, тем лучше.
Они выпили по два стаканчика виски — очень приятно после езды в холодном поезде. После этого Том сказал:
— Очень рад нашей встрече, но мне пора возвращаться. Пошли познакомлю с женой.
Но когда они вышли на платформу, поезда уже не было.
— Послушай, старина, это очень странно. Что собираешься делать? Сегодня ночью другого поезда не будет? Знаешь, что, поехали ко мне — переночуешь, а утром уедешь. Можно дать твоей жене телеграмму — сообщить, где ты.
— Надеюсь, с Анджелой все будет хорошо?
— Господи, конечно! В Англии ничего не может случиться. К тому же, ничего поделать нельзя. Дай мне адрес, я пойду отправлю ей телеграмму. Садись в машину, подожди.
Наутро Том проснулся с притупленным слегка восприятием. Ворочался в постели, разглядывая сонными глазами незнакомую обстановку в комнате. Потом вспомнил. Ну да, он женился. Анджела уехала в поезде, а он ехал несколько миль в темноте к старому другу, имени которого вспомнить не мог. Приехали они к ужину. Пили бургундское, портвейн и бренди. Выпили, надо сказать, много. Вспоминали многочисленные скандалы в пансионе, всевозможные веселые проделки с учителями химии, эскапады после наступления темноты, когда они удрали в Лондон. Как же все-таки его зовут? Спрашивать слишком поздно, да и все равно уж — нужно ехать к Анджеле. Том полагал, что она благополучно доехала до дома тети Марты и получила его телеграмму. Неважное начало медового месяца — но они с Анджелой превосходно знают друг друга… Это ведь не какой-то случайный роман.
Вскоре к нему пришел слуга.
— Неподалеку отсюда собираются охотники, сэр. Капитан спрашивает, не хотите ли и вы поехать.
— Нет-нет! Мне нужно уезжать сразу же после завтрака.
— Капитан сказал, что может предоставить вам лошадь и охотничью одежду.
— Нет-нет! Совершенно невозможно.
Но когда он спустился к завтраку и увидел, что хозяин наполняет седельную флажку шерри-бренди, это затронуло его тайные сердечные струны.
— Разумеется, мы комичная компания. Кого там только нет: священник, фермеры — всякой твари по паре. Но обычно мы недурно охотимся вдоль края болота. Жаль, что ты не можешь поехать. Я бы хотел, чтобы ты опробовал мою новую кобылу, очень красивое животное… пожалуй, слишком изящное для этой местности.
Что ж, почему бы нет?.. В конце концов они с Анджелой превосходно знают друг друга… это не…
И два часа спустя Том обнаружил, что бешено скачет на сильном ветру по худшей для охоты местности на Британских островах — вереск сменялся болотистой почвой с рытвинами, валунами, горными потоками, заброшенными гравийными карьерами. Собаки несутся по долине напротив, ход у кобылы превосходный, фермеры скачут на косматых маленьких пони, жены адвокатов — на кобах,[12] ушедшие на покой морские капитаны — на длинноногих лошадях; тут же ветеринары и священники, и на душе у него легко и свободно.
Однако два часа спустя Том оказался в менее приятных обстоятельствах — один в вереске, окруженный со всех сторон ровной линией безлюдного болота. Он спешился, подтянул подпругу и поскакал по склону холма вдогонку за остальными, но кобыла угодила ногой в кроличью нору, упала и едва его не придавила. А потом поднялась на ноги и понеслась галопом к своей конюшне, оставив его валяться на земле едва живого. Теперь он был совершенно один в совершенно незнакомой местности. Не знал ни имени своего хозяина, ни адреса. Представил себе, как будет ходить от деревни к деревне и спрашивать: «Не знаете, случайно, молодого человека, который охотился сегодня утром? Он был в группе Батчера в Итоне!» Более того, Том неожиданно вспомнил, что женат. Конечно, они с Анджелой превосходно знают друг друга… но всему есть предел.
Тем же вечером, в восемь часов, усталый человек притащился в освещенный газом вестибюль отеля «Ройял Джордж» в Чагфорде. На нем были мокрые сапоги для верховой езды, рваная и грязная одежда. После пяти часов хождения по болоту он проголодался. Ему подали канадский сыр, маргарин, консервированного лосося, бутылку крепкого портера. Основательно подкрепившись, он завалился в большую медную кровать, скрипевшую при каждом движении, и проспал до половины одиннадцатого утра.
Третий день медового месяца начался более благоприятно. Негреющее солнце еле светило. С затекшими членами, с болью в каждой мышце Том оделся в не совсем высохший костюм для верховой езды своего неизвестного хозяина и навел справки, как добраться до отдаленной деревни, где находился дом его тети Марты и где Анджела должна была с беспокойством ждать его. Дал ей телеграмму: «Приезжаю этим вечером. Все объясню. С любовью», — а потом спросил о поездах. Оказалось, что единственный поезд отправлялся вскоре после полудня, и Том с тремя пересадками доехал до ближайшей станции поздно вечером. Здесь произошла еще одна задержка. В деревне взять напрокат машину было нельзя. До дома тети было восемь миль. Телефон после семи часов не работал. После дня пути в сырой одежде Том дрожал и чихал — явно сильно простудился. Прошагать восемь миль в темноте было немыслимо, и он провел ночь в гостинице.
На утро четвертого дня Том не мог говорить и почти оглох. В этом состоянии его подвезли на машине к дому, любезно предоставленному на медовый месяц продолжительностью неделю. Здесь его встретили известием, что Анджела уехала рано утром.
— Миссис Уотч получили телеграмму, сэр, где говорилось, что с вами на охоте произошел несчастный случай. Она очень расстроилась, так как пригласила на обед нескольких друзей.
— Но куда она поехала?
— В телеграмме был адрес, сэр. Тот же, что в вашей первой телеграмме… Нет, сэр, телеграмма не сохранилась.
Значит, Анджела уехала к его хозяину, живущему неподалеку от Эксетера; ну что ж, она вполне могла позаботиться о себе. Том чувствовал себя слишком больным, чтобы беспокоиться, и прямиком отправился в постель.
Пятый день прошел в мучительном ступоре. Том лежал в постели, вяло листая страницы тех книг, какие его тетя собрала за пятьдесят лет здоровой жизни на природе. На шестой его начала беспокоить совесть. Пожалуй, нужно бы что-то предпринять относительно Анджелы. Тут дворецкий предположил, что имя на внутреннем кармане охотничьей куртки, очевидно, принадлежит его бывшему, а Анджелы — нынешнему, хозяину. Поиски в местном справочнике решили проблему. Том отправил телеграмму: «У тебя все хорошо? Жду тебя здесь. Том» — и получил ответ: «Вполне хорошо. Друг у тебя замечательный. Почему бы тебе не присоединиться к нам? Анджела».
«Лежу в постели с сильной простудой. Том».
«Очень жаль, дорогой. Увидимся в Лондоне, или мне приехать к тебе? Вряд ли стоит. Анджела».
«Увидимся в Лондоне. Том».
Конечно, они с Анджелой превосходно знают друг друга…
Два дня спустя они встретились в квартирке, которую миссис Уотч убрала для них.
— Надеюсь, ты привезла весь багаж?
— Да, дорогой. Как приятно быть дома!
— Мне завтра на службу.
— Да, а мне нужно обзвонить сотню людей. Я не поблагодарила их за последние подарки.
— Хорошо провела время?
— Неплохо. Как твоя простуда?
— Мне уже лучше. Что будем делать вечером?
— Я обещала навестить маму. И мы договорились поужинать с твоим другом из Девоншира. Он приехал вместе со мной разузнать относительно коровьих лепешек. Надо пригласить его в ресторан, раз мы останавливались у него.
— Конечно. Но пожалуй, я не поеду к твоей матери.
— Да, мне нужно многое ей рассказать — тебе это будет скучно.
В тот вечер миссис Тренч-Трубридж сказала:
— По-моему, Анджела сегодня замечательно выглядела. Медовый месяц пошел ей на пользу. Со стороны Тома очень разумно, что он не повез ее в утомительное путешествие на континент. Видно, что она вернулась очень отдохнувшей. А медовый месяц часто бывает тяжелым временем, особенно после всей свадебной суеты.
— А что там насчет того, чтобы снимать коттедж в Девоншире? — спросил мистер Тренч-Трубридж.
— Не снимать, дорогой, его им дают. Очевидно, неподалеку от дома, где живет друг Тома, холостяк. Анджела говорит, это будет для нее хорошее место, когда захочется сменить обстановку. Из-за его работы им никогда не удастся как следует отдохнуть.
— Очень разумно, право, очень разумно, — сказал мистер Тренч-Трубридж, погружаясь в легкую дремоту, как обычно в девять часов вечера.