Полный вперед назад, или Оттенки серого

Маринованный лук и заварной крем

Мы должны были обедать в семь часов. Отец к назначенному времени так и не появился. Джейн пригрозила вышвырнуть обед в окно, если он не придет в течение пяти минут.

— Вот как? — сказал он, когда я прибежал в колориум, чтобы сообщить об этом.

Я заверил его, что Джейн вполне способна так поступить. Поскольку отец с равным успехом мог закончить свою работу дома, он закрыл чемоданчик, и мы вместе пошли через площадь.

— Мне нужно заполнить заказ для Национальной службы цвета, — сказал отец. — Поможешь?

Новость была неважная. Я надеялся, что он заполнит все сам и у меня будет веская причина не снабжать линкольном Томмо и Кортленда.

— Да, с удовольствием, — ответил я через силу.

Джейн заверила меня, что не добавила в еду никакой гадости. И вообще, в этот вечер, несмотря на отдельные резкости, она вела себя более-менее любезно. Я спросил почему, в ответ на что она пожала плечами и объяснила, что мой отец «проявил участие». Видимо, это касалось больничных для страдающих насморком и преждевременного ухода на пенсию господина С-67. Рассчитывая снискать расположение Джейн, я чуть было не пригласил ее на чай в «Упавшего человека», но духу у меня не хватило, и момент оказался упущен.

— А почему вы не обедаете с нами? — спросил отец, когда Джейн оставила обед на сервировочном столике.

Она оглянулась, чтобы понять, к кому обращены эти слова, потом сообразила, что к ней. Вряд ли она когда-нибудь ела за одним столом с хроматиками.

— Благодарю вас, но здесь не хватит на всех.

— Не хватит?! — воскликнул отец, показывая на дымящуюся кастрюлю с супом. — Да здесь хватит на четверых!

Прежде чем Джейн успела ответить, отворилась дверь и вошел апокрифик. На нем была только грязная майка.

— Я мог бы стать претендентом, — пробормотал он, разговаривая сам с собой, — и еще до конца десятилетия мы намерены высадить человека и вскрыть коробку или забрать деньги.

Затем он взял кастрюлю и исчез, прежде чем мы успели моргнуть. Мы бы не расстраивались так сильно, если бы успели налить себе супу.

— Никто унес наш обед, — вздохнул отец. — Что-нибудь еще есть в доме?

Джейн вскочила, собираясь отправиться на поиски, но тут в дверь позвонили. На пороге стоял красный префект Смородини.

— Мы как раз сели обедать, — объяснил я, и Смородини, ошибочно приняв эти слова за приглашение бесплатно поужинать, благодарно принял его.

— Пахнет великолепно, — заметил он: хотя супа уже не было, запах его все еще стоял в помещении. Я освободил для префекта свой стул, он сел и оглянулся в ожидании. — У вас суп?

— Был суп, — ответил отец. — Чем обязаны визитом?

— Есть две причины. Во-первых, Караваджо. — Оказалось, до сведения Совета дошло, что в Ржавом Холме имеется картина Караваджо «Хмурая девушка, отрубающая голову бородачу». Редко где можно было встретить Караваджо: в Красном секторе предпочитали Тернера или Кандинского. — Ее никто не видел уже четыре года. Полотно следует поместить в надежное место, пока оно не стало жертвой погоды или бандитов. Вы же знаете, как они охочи до старых картин.

Отец принялся объяснять, что у него нет времени на поиск барочных шедевров, но у Смородини уже был наготове ответ:

— Совет решил вписать вашего сына в разрешение на поездку.

Итак, Томмо не подвел. Отец спросил, хочу ли ехать; я сказал, что хочу. Подняв голову, я обнаружил, что Джейн пристально смотрит на меня.

— Я могу приготовить маринованный лук и заварной крем, — сказала она, не отводя от меня взгляда. — Больше никаких продуктов в доме нет.

— Ну что ж, я пошел. — Смородини поднялся со стула.

— Вы сказали про две причины, — напомнил отец.

Префект щелкнул пальцами и посмотрел на меня.

— Сотрудник Национальной службы цвета прибывает в субботу. Он будет проводить тест Исихары в воскресенье днем. Вы желаете пройти его здесь или отложить до возвращения домой?

Волнение охватило меня. Получить результаты теста за три недели до Роджера Каштана было серьезным преимуществом: если они окажутся хорошими, можно добиться согласия от Констанс до того, как станут известны показатели Роджера. Если она будет тянуть, можно все же получить ее руку, начав притворно ухаживать за Шарлоттой Бургунди, которую Констанс ненавидит. Если же результаты будут плохими, то какая разница, узнаю я о них раньше или позже? Я энергично кивнул.

— Тогда я заношу вас в список, — сказал Смородини. — Удачи в завтрашней поездке. И если вы увидите в Ржавом Холме точилку для карандашей, надеюсь, вы поступите достойно. Счастливо.

С этими словами префект удалился.

— Ну что ж, ты добился своего, — сказал отец, протягивая мне бланк заказа. — Кажется, Роджеру Каштану придется искать себе другую невесту.

— Мне почти жаль его, — с улыбкой ответил я. — Почти.

Джейн меж тем ушла на кухню, откуда послышался грохот падающей посуды.

Следующие двадцать минут отец диктовал заказ, а я записывал. Счастлив сообщить, что, когда дело дошло до линкольна, я поставил «1», как велел отец, то есть не поддался давлению Кортленда и Томмо. Отблагодарю Томмо за поездку в Ржавый Холм иначе, подумал я: например, ботинками.

— Еще мне нужен 293–66–49 от общего воспаления, — продолжал отец, сверяясь с записной книжкой, — и 206–66–45 для борьбы с избыточным образованием ушной серы.

Я записал оба номера. Вернулась Джейн с маринованным луком и заварным кремом. Все это оказалось намного вкуснее, чем я предполагал, — но поскольку я предполагал, что пища окажется вообще несъедобной, любое изменение было к лучшему. Еда не заняла много времени. Затем отец пошел в свой кабинет — оформить смерть и передачу кода серого, который попал под гильотинные ножницы на линолеумной фабрике. Я решил понаблюдать за закатом — вдруг покажутся красные тона? Я не хотел встречаться с Джейн, но она поджидала меня на кухне. Мне захотелось сказать что-нибудь умное, но на ум ничего не приходило.

— В воскресенье я буду проходить тест Исихары.

— Надо же, какая радость!

— Правда?

— Нет.

Сказать что-нибудь умное не получилось, но у меня были в запасе идеи.

— Кортленд не собирается жениться на Мелани.

Я подумал, что эта информация окажется для нее интересной или полезной, но оказалось, что нет.

— Информация как валюта? Для чего? Думаешь подлизаться?

Я не ожидал такого ответа, но Джейн была права: я хотел заслужить ее расположение. Я понимал, что она из тех людей, кого невозможно обмануть, — даже пытаться не стоит. Поэтому я решил говорить правду.

— Мне кажется, Кортленд поступает подло, и Мелани должна об этом знать, вот и все.

— Очень любезно и предупредительно с твоей стороны. Но разве ты так непроходимо туп и не понимаешь, что Мелани обо всем догадалась?

— Она… знает, что Кортленд ей солгал, пообещав жениться?

— Само собой. Ахроматики видят все немного иначе. В этой помойной яме под названием Восточный Кармин быть просто девушкой будущего желтого префекта — своего рода достижение. Мы очень надеемся, что нам много чего обломится благодаря Мел.

— Он станет префектом лишь через много лет.

— Это долгосрочная стратегия, красный. Ты приносил что-нибудь в жертву ради общего блага?

— Я однажды оставался три месяца без десерта, чтобы мы могли купить 259–26–86 для покраски гортензий.

— Что ж, тогда ты отлично представляешь себе, через что надо пройти Мелани.

— Звучит как насмешка.

— Знаю. А теперь вот что: зачем тебе ехать в Ржавый Холм?

— За Караваджо.

— И больше ни для чего?

Я решил ответить вопросом на вопрос:

— А для чего еще мне туда ехать?

Она, прищурившись, взглянула на меня в упор, очевидно пытаясь понять, как много я знаю и знаю ли что-нибудь вообще.

— Хочешь совет? Возвращайся домой. Ты слишком любопытен. А любопытных здесь ждет всегда одно и то же.

— Смерть?

— Хуже. Прозрение.

— Мне нравится это слово.

— Хотя и не должно. Поверь, уютное неведение — самое лучшее для таких, как ты.

— А кто они — такие, как я?

— Не задающие вопросов члены Коллектива.

В других обстоятельствах это было бы комплиментом, но из уст Джейн прозвучало неприятно.

— Ты мне угрожаешь?

— Просто предупреждаю. Это любезность по отношению к твоему отцу, — добавила Джейн на тот случай, если мне вдруг показалось, что она считает мое общество хоть чуточку терпимым.

— Нельзя ли проявить еще немного любезности и выпить со мной чаю завтра?

Не знаю, что подвигло меня на этот вопрос. Возможно, желание втереться к ней в доверие. Так или иначе, ее ответ положил конец моим мечтам о чае с пирожными — по крайней мере, в ближайшее время.

— Скорее я выколю себе глаза. А почему ты хватаешься за бровь?

Неважно. Так или иначе, вернуться я не мог — мой обратный билет был у де Мальвы.

— Ты отдал свой билет? — недоверчиво спросила она. — Значит, ты не так глуп, как мне показалось.

— Спасибо.

— Это не комплимент. Ты значительно глупее.

— Ну, давай продолжай поддевать меня. Надеюсь, я стану совсем нечувствителен к этому. Но что ты вообще имеешь против порядка? Члены твоей семьи за пять поколений до тебя могли быть префектами. Стали бы они выступать против порядка?

Поставленный прямо вопрос смутил ее — но ненадолго.

— Может быть, и нет. Но я надеюсь, что подвластные им серые стали бы. И что у моих предков хватило бы мудрости к ним прислушаться.

— Овцам нужен пастух, а пастуху — овцы, — возразил я, почти незаметно для себя переходя к Словам Манселла. — Разъединенные, мы все же вместе. Необходима иерархия, в той или иной форме. Пурпурные гордятся собой и важничают не потому, что они пурпурные, а потому, что облечены властью. Думаешь, серые вели бы себя иначе, если бы роли переменились?

— Я не хочу видеть серых у власти. Как и желтых, скажем. Я считаю, что все должны быть равны. Одинаковые заслуги, одинаковые правила, одинаковое положение внутри города. Один год — пурпурный главный префект, один год — серый. Или вообще никаких главных префектов.

— Равенство — миф, и это давно известно, — заметил я, не в силах удержаться от избитых доводов. — Ты хочешь вернуться на путь Прежних с их разрушительной близорукостью и культом собственного «я»? Или скатиться к анархии, царящей среди бандитов?

— Что бы ты ни вычитал у Манселла, есть и другие возможности. Мы заслуживаем лучшего. Все мы. Мы можем править городом, так же как правим Серой зоной. Никаких значков, никаких рангов — просто люди. Почему я должна проявить себя как полноценный член общества, заслуживающий всех гражданских прав, прежде чем вступать в брак? Почему я должна подавать заявление, чтобы иметь право зачать? Почему я не могу поехать в Кобальт, если захочу? Почему я должна выполнять такое-то или такое-то правило?

— Из-за Того, Что Случилось.

— Из-за чего именно?

На этот вопрос не было ясного или простого ответа.

— Нечто… прочно забытое. Ты можешь ненавидеть жизнь по правилам Манселла, но она продолжается уже почти пять столетий. Кроме того, со своими мыслями и поведением, которые заслуживают порицания, ты остаешься в явном меньшинстве.

Она подалась ближе ко мне.

— Ты говоришь так. Но вправду ли я в меньшинстве?

Я открыл рот, желая ответить, — но не смог. После похода в библиотеку я много размышлял о недоступной пониманию теории скачков назад. «Маленький отважный паровозик Тилли» — что в нем было такого опасного для общества? Почему телефонную связь потребовалось отменить? Почему больше нельзя было слушать «Simply Red»? Почему запретили рифленые чипсы, велосипеды, воздушные змеи, застежки-молнии, шарики йо-йо, банджо и марципаны? Я сделал паузу, и этого было достаточно для Джейн.

— Мне совсем не нужно, чтобы ты со мной соглашался, — спокойно сказала она. — Я буду счастлива, если ты хоть чуточку во всем усомнишься. Сомнение есть благо. Это фундамент, на котором уже можно строить. Если добавить в него любопытства, это приведет к чему-нибудь полезному, например к размышлению — и к действию. — Она пристально поглядела на меня. — Но это все не для тебя.

И на этом Джейн оставила меня наедине с моими мыслями. Они были по большей части сбивчивыми, но я был рад, что мои долго вынашиваемые сомнения пригодились хоть для чего-то. Джейн будет счастлива.