Полный вперед назад, или Оттенки серого

Де Мальва

— Добрый день всем, — начал префект.

— Добрый день, — раздалось в ответ низкое гудение трех тысяч скучающих голосов.

Де Мальва стоял далеко от присутствующих, но перед ним с потолка свешивалась большая голосовая труба. Старику Мадженте с его мощным голосом она никогда не требовалась.

Всего я присутствовал на шести с половиной общих собраниях; с учетом средней продолжительности жизни меня ожидали еще двадцать две тысячи. После первой сотни все это надоедало, но желтые сохраняли внимание даже после тысячи. Для всех остальных собрание было ненужной дырой в жизни. Шепот, дремота, тычки и передача записок были запрещены настолько строго, что предаваться этим занятиям не имело смысла, и поэтому большинство горожан просто думали о своем. Фентон утверждал, что научился спать с открытыми глазами: будь это правдой, было бы полезно освоить такой навык. Что до меня, я совершал в уме арифметические действия, обдумывал усовершенствования в системе очередей или уловки, которые позволили бы мне заняться прибыльным ложечным бизнесом. Рандольф Баклажан начал было торговать «моделями садовых совочков вполовину натуральной величины», но при более пристальном рассмотрении выяснилось, что идея не соответствует правилам. Пришлось ее оставить.

Мои раздумья были прерваны де Мальвой, который назвал мое имя. Я виновато поднял глаза и обнаружил, что все смотрят на меня.

— …Бурые прибыли к нам издалека, из Нефрита в Западном Зеленом секторе, — продолжал главный префект. — Уверен, что все наше скромное сообщество поприветствует их и будет по мере сил оказывать им необходимую помощь.

Он стал рассказывать про то, как мы с отцом, пренебрегая осязаемой опасностью, совершили поездку в Ржавый Холм. Караваджо, как объявил он, будет торжественно открыт для обозрения в пятницу. Те, кто все еще слушал его — очень немногие, — послушно зааплодировали. Мы с отцом встали, чтобы нас было видно, и вежливо раскланялись в ответ.

Я решил, что лучше послушать префекта и отложить на время свои проекты, связанные со столовыми приборами. Де Мальва перешел к новостям, важным для города, но малоинтересным для меня. Так, производство линолеума сокращалось из-за дефляции: плохая новость для городского платежного баланса — цветной сад будет бесцветным в течение месяца, — но хорошая для серых. Или, по крайней мере, так будет, продолжал префект, если Совет не примет решения о расширении тепличного хозяйства на девять акров. Судя по шепотку серых, работу на фабрике, даже несмотря на несчастные случаи, они явно предпочитали выращиванию ананасов.

Де Мальва сделал краткую паузу и перевернул страницу своего блокнота. Скрипнула входная дверь. Префекты рассерженно поглядели в ту сторону: кто смеет врываться в зал во время общего собрания? Но они тут же облегченно вздохнули при виде апокрифика. Кроме высохшей грязи, на нем были только носки. Он держал в руке авоську с яблоками. Протиснувшись к сервировочному столику, он схватил пару булочек и покинул ратушу. Де Мальва попросту проигнорировал его, сделав вид, будто никто не входил.

— Многие из вас знают, что Великий Западный цветопровод доходит до Ржавого Холма, — сказал главный префект. — Как я уже говорил раньше, я веду переписку с Главной конторой о возможности довести его до Восточного Кармина и тем самым включить наш город в Национальную программу колоризации.

Поднялся оживленный шепот: обмен мнениями по поводу возможных хроматических обогащений. Окрашенными стали бы кроме сада все окрестности города — деревья, трава, цветы. Восточный Кармин появился бы на картах и — при большой удаче — снова принял бы у себя ярмарку увеселений.

— Сегодня, — продолжал де Мальва, — нам нанес визит представитель Национальной службы цвета. И пусть то, что он скажет, — это не совсем то, чего мы хотели бы, он может рассказать нам о способах выполнить нашу просьбу. Слово его цветейшеству!

Цветчик встал за кафедрой рядом с де Мальвой. Говорил он более властно, чем главный префект, но даже если бы голос его оказался высоким и визгливым — какая разница? В конце концов, это был сотрудник НСЦ, символизировавший свободу от тусклого мира, живое воплощение Слов Манселла. Все трепетали перед НСЦ — даже, как утверждали, Главная контора.

Нефрит уже подключили к цветопроводу, так что меня этот сюжет оставил равнодушным. И не только меня. Я украдкой взглянул на Джейн — она смотрела в стол и счищала что-то ногтем с ножа.

— Благодарю вас всех за гостеприимство, — начал цветчик. — Не знаю, чем я заслужил ваше великодушие. Для меня большая честь — провести в воскресенье тест Исихары для восьмерых граждан, достигших двадцатилетнего возраста и готовых к исполнению своего гражданского долга продуктивным и осмысленным образом.

Хорошее начало: никаких скользких моментов, внимание всех было приковано к оратору. Сказав, что город заслуживает самого пристального внимания со стороны НСЦ в смысле полной колоризации, он стал рассуждать о работе, которая совершается службой ради всеобщего блага, и о том, что цвет — это привилегия, которую надо заслужить, а вовсе не неотъемлемое право. Похоже, цветчик произносил эту речь уже не раз, ведь все города хотели одного и того же — больше цвета. И лишь в самом конце он перешел к насущному:

— Подключение к сети напрямую зависит от количества собранных вами цветных предметов. И я с сожалением вынужден сказать, что оно гораздо меньше намеченного. — Это замечание он адресовал префектам, которые стояли с неловким видом. — Если поставки на Центральную станцию переработки увеличатся, Национальная служба цвета с удовольствием вновь рассмотрит вашу заявку.

Он поблагодарил нас за внимание, сорвал аплодисменты и вернулся на свое место. Де Мальва заговорил вновь:

— Мы благодарны его цветейшеству за его слова и размышления на эту тему. Я хочу подчеркнуть, что невыполнение нами намеченных целей никак не связано с трудом собирателей, промывщиков, сортировщиков и упаковщиков, безупречно делающих свое дело в течение многих лет. Это проблема двойного свойства: с одной стороны, выцветание, над которым мы не властны, с другой — нехватка сырья, которую мы можем попытаться уменьшить.

Он сделал паузу ради пущего эффекта.

— Вот почему мы приняли совместное решение с властями Гармонии, Малого Кармина и Большой Умбры о новых границах для партий собирателей. В них теперь входит Верхний Шафран.

Я не понимал, о чем он говорит, но в зале зашептались — слова префекта вызывали всеобщее беспокойство. Я посмотрел на отца, который пожал плечами: он тоже ничего не знал. Но де Мальва еще не закончил. Прежде чем партии отправятся в Верхний Шафран, сказал он, следует провести тщательные исследования на местности для определения масштаба залежей, легкости извлечения цветных предметов и так далее. Для этой предварительной работы нужны добровольцы.

— Правила гласят, — объявил он, — что в таких случаях необходимо полностью проинформировать обо всех возможных рисках. Сообщаю, что за последние полвека мы направили в Верхний Шафран восемьдесят трех разведчиков, и ни один не вернулся. Разумеется, город готов выделить средства. Каждый, кто возьмет на себя эту рискованную миссию, получит сто баллов. После возвращения, — добавил де Мальва, на тот случай, если кто-нибудь уже решил как следует оторваться на выданные авансом деньги. — Итак, есть ли желающие?

Понятное дело, его не стали осаждать добровольцы. Более того, в зале стало невероятно тихо — можно было бы услышать, как падает капля краски.

— Хорошо, — подытожил де Мальва. — Подумайте над этим и связывайтесь лично со мной.

Он поговорил еще немного о прослушивании для «Редсайдской истории», поведал об исчезновении Трэвиса Канарейо, вероятнее всего пропавшего в ночи, затем сделал стандартные предупреждения насчет нападения лебедей и необходимости противомолниевых учений. После этого он ненадолго замолк, чтобы собраться с мыслями.

— Сегодняшний урок посвящен манселловской Книге правды, глава девятая.

— Вот тут-то мы и устроим крассную потеху, — шепнул Томмо, в то время как де Мальва открывал лежавшую на кафедре тяжелую книгу.

Я подумал, что это будет занятная выходка — по крайней мере, одно из моих двадцати восьми тысяч собраний окажется запоминающимся.

Шесть тысяч глаз невидяще глядели на де Мальву, который начал читать, три тысячи голов были наполнены совершенно посторонними мыслями — о приобретении (когда-нибудь) собственного цветного садика или ложки, о тех, с кем хочется вступить в брак, и тех, с кем предстоит. Слова повторялись так часто и так горячо, что утратили всякий смысл и превратились в назойливый гул.

Фрагмент был из «Мерзостей». Де Мальва коснулся таких грехов, как расточительность, неряшливость, плохие манеры и перенаселение, а затем перешел к несочетаемости взаимодополняющих цветов. Это было хотя бы забавно — префект говорил понятно о чем, хотя и в завуалированных выражениях, отчего молодежь всегда хихикала.

К счастью, де Мальва прочел лишь небольшой отрывок. Наверное, как и все мы, он был голоден и хотел побыстрее разобраться с обязательными частями собрания. Мы хором повторили: «Богатым цветом будут отмечены те, кто достоин наслаждаться хроматической гармонией», а потом «Разъединенные, мы все же вместе». Наконец все сели и стали ждать, когда обеденные инспекторы поставят на каждый стол миску с запеканкой из баранины, корзинки с булочками и блюда с сильно пережаренными овощами. Надо сказать, что еда здесь была существенно лучше, чем у нас в Нефрите, хотя поведение за столом — намного хуже.

— У меня в стакане воды палец, — пожаловался молодой парень по имени Арнольд.

— Обращайся с ним бережно, — смеясь, сказал Томмо, — вдруг это палец префекта?

Вскоре беседа перешла на исчезновение Трэвиса Канарейо. Префекты запретили дальнейшие поиски как «напрасную трату усилий», но, поразмыслив, я решил, что в бегстве Трэвиса нет ничего удивительного. Если бы он хотел отправиться на перезагрузку, то остался бы в поезде.

— Не было еще случая, чтобы кто-то пропал в ночи и вернулся, — заметила Дэзи. — Кроме Джейн, конечно.

Я постарался изобразить равнодушие.

— Однажды, полтора года назад, — прошептал Дуг, — она пропала на трое суток. Неизвестно, что с ней случилось, где она была: сказала, что ничего не помнит до самого возвращения в город. — Он наклонился ближе ко мне. — Ее одежда была порвана, а обуви вообще не было, так что она сильно поранила ноги.

— С тех пор Джейн совершенно изменилась, — вставила Дэзи. — До того она вела себя странно, но более-менее мирно. А потом… Ты будешь участвовать в ежегодном хоккейном матче?

— Надеюсь.

— Тогда сам поймешь. Если видишь, что Джейн хочет отобрать у тебя мяч, — отдавай и беги со всех ног. Кортленд как-то попробовал снять с нее баллы за нарушение дресскода, и она на него бросилась.

— Как это — бросилась?

— Напала, — заговорила Касси, до того молчавшая. — И поделом. Кортленд — скотина и бесстыдный лгун.

— Она старалась попасть ему в глаза, — добавил Арнольд. — Расцарапала щеку так сильно, что Кортленду наложили девять швов. На следующий день после Исихары ее отправят на перезагрузку, это уж точно. По-моему, ей так и надо. Это человек со сплошными «не»: неприятная, негармоничная, невежливая. Полный набор.

Потом разговор перешел на Верхний Шафран и раскопки. Все считали, что Совет проявляет неслыханный оптимизм, считая, что найдутся охотники — при том, что их почти неминуемо ждет смерть.

— Это большой город к западу от нас, — объяснил Томмо, — на побережье. Его покинули после Того, Что Случилось. Нетронутая территория: цветной мусор валяется прямо на земле, такой яркий, что даже низкоцветные могут видеть. Говорят, там есть и ложки, и еще попугаи такого цвета, что они видны каждому.

— Как такое возможно? — спросила Дэзи.

Томмо пожал плечами.

Идею проложить дорогу к Верхнему Шафрану оставили тридцать лет назад. Из восьмидесяти трех смельчаков, пропавших без вести за полвека, половина была приговорена к перезагрузке: они пошли на риск в расчете заработать достаточно баллов, чтобы выйти из минуса. Но со временем желающих становилось все меньше и меньше, и с учетом всех обстоятельств ночной поезд обрел неожиданную привлекательность.

— Думаю, их всех схватили летающие обезьяны, — предположил Арнольд.

— Ты прав, — вздохнул Дуг, — именно они. И тебя тоже схватят, если не повесишь пучок шпината в свой одежный шкаф.

Арнольд понял, что над ним смеются, и замолк. Летающие обезьяны принадлежали к тому же разряду, что призраки, Хан,[16] Фредди и Волосатик, — пугала для маленьких детей, неспособных еще постичь, что такое правила, иерархия и баллы.

— А кто-нибудь видел призраков? — поинтересовался я.

— Говорят, в Ржавом Холме их полно, — отозвался Дуг, состроив гримасу. — Призраки Прежних.

— А я слышал неплохие истории о призраках, — сказал Арнольд. — Иногда рассказываешь — и самому страшно.

Так я и думал. Призраки были вроде магистров и лебедей — их часто обсуждали и редко видели. Но я загнал мысли о них на задворки сознания. Если я сойду с пути, указанного Джейн, она непременно исполнит свою угрозу.

На десерт были сливы и крем: сливы как сливы, а крем — серый, неаппетитного вида. Пусть старик Маджента сидел у меня в печенках, но он всегда настаивал, что крем должен быть синтетического ярко-желтого цвета, и иногда приплачивал за краску из собственного кармана. Только это его и оправдывало.

Когда мне принесли десерт, Банти Горчичная метнула в мою сторону убийственный взгляд. По ее настоянию ее назначили инспектором поведения на постоянной основе. При ее приближении все за нашим столом затихли, выпрямились и убрали со стола локти. Я невольно последовал их примеру.

— Волосы длинноваты, а, Киноварный? — с насмешкой вопросила она.

— Банти, — ровным тоном проговорил Томмо. — Гнусная, мерзкая рожа.

— Что?!! Что ты сказал?

— Это я про крем. Вкус у него зверски хороший. А ты о чем подумала?

Она пристально посмотрела на него, потом на всех нас. Мы послали в ответ самые невинные взгляды. Банти хмыкнула и удалилась.

— Ты так скоро пойдешь на перезагрузку, — пробормотала Дэзи, еле сдерживая смех.

— Банти — тупая щелка, — ответил он. — Дуг, ты ей сунул в карман тот палец?

Тот кивнул, и мы все разразились хохотом.