Полоцкая земля (очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв.)

Заключение

Мы проследили историю Полоцкой земли на протяжении пяти веков ее существования и, насколько возможно, рассмотрели вопросы, связанные с этническим составом племен, населявших ее в дофеодальное время, с ее экономикой, политикой и культурой. Очевидные недостатки исследования проистекают прежде всего от неполноты источников, от известной «многоплановости» поставленных проблем и от вынужденной ограниченности объема. Сейчас надлежит подвести некоторые итоги и попытаться определить то место, которое заняла Полоцкая земля в общерусской истории.

Период второй половины I тысячелетия н. э. в Восточной Европе характеризуется окончательным распадом родо-племенной организации общества, распространением нового феодального способа производства, возникновением классов и образованием русской народности. В эту эпоху впервые начинает играть определенную роль и Полоцкая земля, участвующая первоначально в образовании этнической территории восточнославянских племен, а затем и государственной территории Киевской Руси.

Мы видели, что Полоцкая земля возникла в IX–X вв. на территории этнически сложной. Здесь только что в основных чертах завершилась ассимиляция местных балтийских племен пришлым славянским населением. Как проходил этот процесс — мы не знаем, но кажется вероятным, что это был мирный симбиоз пришельцев с аборигенами. Во всяком случае в XII в. различия тех и других настолько снивеллировались, что, описывая «токмо словѣнеск язык в Руси», летописец безоговорочно причисляет к нему и полочан.

Составленная нами подробная археологическая карта Северной Белоруссии позволила установить, что славяне расселились там неравномерно, скапливаясь в местах экономически выгодных и менее удобные земли оставляя безлюдными. Сильно населенные территории разделялись непроходимыми лесными массивами, что затрудняло общение и приводило. по-видимому, к известной обособленности отдельных групп населения в ряде черт быта и культа. Однако, как было показано, к X в. страну объединили две скрестившиеся здесь крупнейшие общерусские торговые коммуникации, протянувшиеся через всю Северную Белоруссию с юга на север и с запада на восток. Все волоки этих водных магистралей оказались в Полоцкой земле, она владела, таким образом, ключевыми позициями международного транзита, что не могло не отразиться решающим образом на ее экономике. Если социально-экономическое развитие некоторых других земель (главным образом русского Севера) несколько запаздывало и земли эти, находясь в зависимости от Юга, лишь к XII–XIII вв. достигли уровня развития других княжеств (например, Ростово-Суздальская земля, А. Н. Насонов, 1962), то Полоцкая земля оказалась в совершенно особом положении. Не случайно процесс становления феодальной раздробленности проявился в Киевской Руси прежде всего в фактах, связанных с историей Полоцка. Эта страна первая открыла путь к экономической и политической самостоятельности. Первые торгово-ремесленные центры возникли здесь начиная с IX–X вв. (Полоцк, Витебск) и в начале XI в. (Друцк) и именно на водных путях сообщения. Появившийся местный феодальный класс раньше феодалов других земель начал расширять свою областную территорию, облагая данью и подчиняя себе земли свободных еще от нее северных дреговичей, некоторые восточнолитовские, латгалльские и племена Прибалтики вдоль Западной Двины. Расширение территории не могло продолжаться бесконечно и не могло не привести к столкновению с интересами феодалов соседних земель. Во главе Полоцкого княжества, к тому же, стояла династическая линия, родственная общерусской, но обойденная ею и исключенная из общекняжеского «коловращения». В результате этих двух обстоятельств вражда и войны с соседними князьями, с князьями других русских земель, и в частности с Киевом, — основное, чем проникнута почти вся политическая история Полотчины долитовского времени.

Итак, Полоцкое княжество представляло наиболее самостоятельную политическую единицу древней Руси, обладавшую к тому же и оригинальной культурой. Во внутриполитической жизни княжества это проявилось прежде всего в известном своеобразии социального строя, выразившемся в развитии вечевого начала в XII в. и в слабости княжеской власти. Отношения полоцкого князя с вечем в XII в. носили характер его подчинения последнему. Князь был главным военачальником полоцкого войска, проводил все военные операции, но вече могло требовать от него отчета за проигранное сражение, за большое количество жертв (1162 г.) и т. д. Можно полагать, что в XIII в. полоцкий князь уже не ведал судом. Во внешнеполитической жизни княжества обособленность начала проявляться весьма рано. Уже Брячислав овладел торговыми путями у волоков пути «из варяг в греки» (1021 г.), обеспечивая тем самым контроль товаров, идущих в южную Русь и обратно, а при Всеславе Полоцком земля почти полностью освободилась от власти Ярославичей в течение всей второй половины XI в. Феодальная раздробленность, захватившая Полотчину в XII в. и ослабившая власть князей, ищущих в борьбе с горожанами союзников в среде враждующих между собой княжеских группировок южной Руси, не сломила прежних сепаратистских устремлений Полоцкой земли. Киевским князьям не удается навязать Полоцку своих ставленников; в делах мира, войны и приглашения князей полоцкие бояре и именитые горожане ведут свою самостоятельную политику.

Необычайное оживление городской жизни на Руси в XII в. и рост политического самосознания жителей городов, повсеместно широко отразились, как известно, в области городской культуры. Имея самостоятельные связи с Византией, Западной Европой и, может быть, с Востоком, Полоцк стал крупным культурным центром со своей оригинальной архитектурной школой, впитавшей лучшие традиции тогдашней мировой культуры, с монастырями — центрами просвещения и письменности, ' ведущими, подобно Киеву, Новгороду и другим крупнейшим центрам Руси, свое летописание. Культурное наследие Полоцка было высоко оценено в древности. Новаторские замыслы его зодчих послужили толчком к новому переосмыслению византийского храма в ряде городов Руси, а просветительная деятельность Евфросиньи Полоцкой получила широкую известность за пределами земли.

Однако мы стремились показать, что, несмотря на черты обособленности, Полоцкая земля никогда не порывала экономических и культурных связей с Киевской Русью. Ее купцы всегда держали тесный контакт с Киевом. В Полоцке строились церкви по киевско-новгородскому образцу, а городские и деревенские ремесленники использовали общерусские технические навыки и вырабатывали изделия общерусских типов. Из этого следует, что, несмотря на балтийский субстрат в прошлом, этническое самосознание населения Полотчины прочно тяготело к землям всей Руси, с которыми ее связывали общность территории, экономической жизни, языка и культуры. Иными словами, будучи от Руси неотделимой, Полоцкая земля принимала живейшее участие в сложении русской народности.

При учете всего вышесказанного возникает следующий закономерный вопрос: как объяснить исторически борьбу полоцких феодалов с феодалами других русских земель, в конце концов задушивших самостоятельность Полотчины? Нам представляется, что борьба полоцких князей с южнорусскими носила прогрессивный характер до тех пор, пока она способствовала выявлению и развитию внутренних экономических сил страны. Непомерно разросшиеся аппетиты ее князей в XII в., боровшихся теперь не только с Киевом, но главным образом друг с другом за перераспределение феодальной ренты, истощали страну постоянными войнами, ослабляли ее экономический потенциал. В этих условиях, прогрессивная роль перешла в конце XII в. к южнорусским князьям, усмирившим полоцких и присоединивших страну к остальным землям, что в условиях нависшей угрозы немецкого, а затем литовского и татарского вторжений было чрезвычайно важным.

Наконец, мы не определили бы роли Полоцкой земли в Киевском государстве, если бы не отметили ее значения в качестве русского форпоста на западе, особенно усилившегося к XIII в. Полоцкое княжество было первым, принявшим на себя удары немецкой агрессии. В течение последних десятилетий XII в. и в начале XIII в. оно помогало латышам и литовцам сдерживать превосходящие силы тевтонского ордена, так и не пустив крестоносцев в свои коренные земли.