Половой рынок и половые отношения

Неестественный порокъ

Сношеніе съ малолѣтними и съ особями одного пола, о которыхъ мы говорили выше, относится уже къ области неестественнаго порока. Тутъ уже страсть выливается въ болѣзненныя формы, выходя за предѣлы здороваго и нормальнаго удовлетворенія естественной потребности.

Но это только начало потусторонней страсти. Болѣзнь, развиваясь, не останавливается на этомъ. Извращенная фантазія пресыщеннаго и обезсиленнаго порокомъ человѣка идетъ дальше. Она стремится побѣдить физическое безсиліе, замѣняя одни органы другими и создавая, такимъ образомъ, нездоровую атмосферу половыхъ настроеній, въ которыхъ человѣкъ и живетъ, какъ въ пьяномъ угарѣ.

Сюда относится такъ называемая лесбосская любовь, извѣстная еще въ глубокой древности. Тутъ устранено даже главное условіе полового возбужденія — необходимость хотя бы близости субъекта противоположнаго пола. Мѣсто мужчины для женщины занимаетъ женщина. Объясняется это, можетъ быть, тѣмъ, что эта форма порока впервыѣ возникла на востокѣ, гдѣ женщина была поставлена въ такія условія, что внѣбрачныя сношенія съ мужчиной для нея были почти недоступны.

Во всякомъ случаѣ лесбосская любовь — удѣлъ

обезпеченныхъ классовъ, до демократіи она не спускается. А поэтому и къ нашей темѣ этотъ порокъ мало относится. Тутъ нѣтъ главнаго условія существованія проституціи — это необходимости услугъ со стороны голоднаго человѣка для другого, обезпеченнаго, пресыщеннаго. Нѣтъ купли-продажи. Тутъ двѣ женщины, подавленныя вѣчной праздностью, витаютъ въ области нездоровой фантазіи и создаютъ себѣ культъ изъ постояннаго полового раздраженія, оказывая другъ другу услуги.

Соціальное неравенство классовъ, являющееся прямой причиной существованія проституціи, въ данномъ случаѣ говоритъ только намъ, что въ немъ, въ этомъ соціальномъ неравенствѣ заложена гибель не только рабовъ, но и господъ. Праздность и чрезмѣрное питаніе, не регулируемое здоровымъ трудомъ, отдаютъ этихъ послѣднихъ во власть такихъ пороковъ, которые ведутъ ни къ чему иному, какъ къ самоуничтоженію.

Классъ, дошедшій до извращенія удовлетворенія половыхъ потребностей, не можетъ существовать; онъ самъ кладетъ предѣлъ своему существованію. Его историческое метра отмѣчается ничѣмъ инымъ, какъ смертью. Признаки наступленія этого метра мы видимъ и сейчасъ. Такъ называемые старые роды, аристократическія и буржуазные, въ большинствѣ случаевъ производятъ потомковъ съ явными признаками вырожденія. Больше того, быть дегенератомъ становится почти обязательнымъ для природнаго аристократа. Поэтому тѣ, которые „по несчастью" случайно родились отъ здоровыхъ родителей, стараются симулировать дегенерацію, чтобы такимъ образомъ воочію предъ всѣми показать и доказать свое аристократическое происхожденіе. Самъ классъ, значитъ призналъ, что его потомками могутъ быть только дегенераты. А если въ извѣстномъ субъектѣ нѣтъ ясныхъ признаковъ вырожденія, то и аристократизмъ его происхожденія сомнителенъ, въ немъ значитъ, есть кровь посторонняго класса, кровь плебея, такъ какъ только отсюда можетъ еще выходить здоровое потомство.

И, когда пшютъ корчитъ физіономію полуидіота, то онъ этимъ самымъ безсознательно усиливается доказать, во-первыхъ, что отецъ его при женитьбѣ не совершилъ мезальянса, а во вторыхъ, что онъ именно сынъ своего отца, фамилію котораго носитъ, а не зачатъ при благосклонномъ содѣйствіи маменькина кучера, дворецкаго или цирковаго атлета.

Но такой пшютъ и не подозрѣваетъ, что онъ своей физіономіей и мимикой доказываетъ еще и третье — это то, что его родители не способны производить здоровое потомство. А это такое грозное предостереженіе для аристократіи (буржуазной и родовой безразлично), какъ класса, что она уже въ одномъ этомъ должна бы почерпнуть убѣжденіе, что „такъ продолжаться не можетъ". Однако, какъ ни часто эти слова повторяются, все же владѣльцы капиталовъ, взявшіе гибельную и для себя привилегію праздности, остаются глухими и слѣпыми, ни на минуту не сворачивая съ разъ намѣченнаго пути… къ пропасти.

Демократическіе классы время отъ времени пытаются силой своротить ихъ съ этого пути, происходятъ кровавыя столкновенія, — но владыки капитала цѣпко держатся за свое положеніе свободныхъ отъ труда людей. Этотъ слѣпой эгоизмъ, направленный прямо противъ интересовъ потомства, тѣмъ болѣе поразителенъ, что буржуа и аристократы весьма чадолюбивы. Даже и самое экономическое господство и стремленіе къ нему оправдывается въ сущности страстнымъ желаніемъ обезпечить будущность потомковъ. Тутъ забывается и не принимается во вниманіе одна простая вещь — это то, что, оставляя потомству готовыя средства къ жизни, люди тѣмъ самымъ лишаютъ это потомство необходимости трудиться, устраняя этимъ одно изъ самыхъ необходимыхъ условій жизни. Человѣкъ, поставленный въ такія условія, путемъ обильнаго питанія ежедневно пріобрѣтаетъ все новыя и новыя физическія силы, а нормальнаго здороваго клапана для траты этихъ силъ не имѣетъ. Правда, такой клапанъ могъ бы создать спортъ, въ основу котораго положены физическія упражненія. Такой спортъ и пропагандируется въ аристократическихъ и буржуазныхъ кругахъ. Но мы видимъ, что число спортсменовъ этого рода весьма незначительно. При томъ же и это незначительное количество спортсменовъ падаетъ всецѣло на возрастъ крайней молодости. Въ зрѣлыхъ лѣтахъ спортъ оставляется. Это правило приложимо даже къ Англіи, странѣ спорта.

А если это такъ, то въ конечномъ выводѣ спортъ какъ суррогатъ здороваго физическаго труда, спасаетъ отъ вырожденія только единицы. Классъ же въ своемъ цѣломъ страдаетъ отсутствіемъ траты физическихъ силъ, что неминуемо ведетъ къ постоянному и ненормальному половому возбужденію.

Праздность — мать всѣхъ пороковъ. Это прописная истина, которую намъ приходится дополнить развѣ тѣмъ, что въ числѣ дѣтей праздности первенцемъ является половое извращеніе, порокъ самый скверный и въ тоже время самый гибельный для человѣческой семьи.

Праздная фантазія, постоянно подогрѣваемая избыткомъ неиспользованныхъ физическихъ силъ, ищетъ все новыхъ и новыхъ интересовъ въ области полового вожделѣнія. И если Сафо культивировала лесбосскую любовь, то мужчины въ свою очередь додумались до возможности обходиться безъ помощи женщины.

Но объ этомъ мы уже говорили въ началѣ нашей работы, а поэтому и не будемъ особенно распространяться о формахъ этого порока. Скажемъ только, что если на югѣ и востокѣ этотъ порокъ захватываетъ достаточно широкіе круги населенія, отъ магната аристократа до самаго маленькаго буржуа, — то въ сѣверныхъ странахъ мужеложство культивируется исключительно въ высшихъ кругахъ аристократовъ или претендующихъ на аристократизмъ. Это привилегія большихъ баръ, въ особенности занимающихъ исключительно высокое положеніе, за которыми идутъ и ихъ рептиліи, въ родѣ извѣстнаго въ Петербургѣ князя…

Но это ихъ домашнее дѣло, не выходящее за предѣлы данной соціальной группы, и поэтому къ нашему вопросу имѣющее только косвенное отношеніе.

Къ сожалѣнію половыя извращенія этимъ не ограничиваются. Въ большинствѣ случаевъ пресыщенный человѣкъ обращается къ услугамъ бѣдныхъ, голодныхъ людей.

Вотъ какую картинку мы находимъ въ газетѣ „Сегодня“. „Въ 3–4 часа ночи развратъ уже догораетъ на Невскомъ проспектѣ".

„Остаются только однѣ „головешки" — десятка два оборванныхъ, иззябшихъ несчастныхъ „жрицъ любви", отъ которыхъ отказался послѣдній пьяненькій рябчикъ — приказчикъ или половой изъ трактира".

„Онѣ уныло бродятъ по улицѣ, попыхивая папироской и съ замираніемъ сердца думая о завтрашнемъ днѣ".

„Завтра — голодъ. Ругань „хозяйки". Побои, жестокіе побои „кота", который придетъ за выручкой и ничего не получитъ".

„Въ это время появляются на Невскомъ маркизы де-Садъ “.

„Обыкновенно это очень прилично одѣтые господа, по большей части въ цилиндрахъ и съ моноклями".

„Замѣтивъ одиноко бродящую дѣвушку, франтъ подходитъ къ ней и презрительно цѣдитъ сквозь зубы:

— Э-э… скучно, милая?

„Дѣвушка изображаетъ на своемъ испитомъ, затасканномъ лицѣ обворожительную улыбку.

— Конечно, скучно, — говоритъ она, — вдвоемъ завсегда веселѣе…

„Франтъ еще презрительнѣе пожимаетъ плечами и говоритъ морщась:

— Ну, какое съ тобой веселье. Дурнушка ты, почти уродъ…

А вотъ это, если хочешь:

„Онъ показываетъ хлыстъ и небрежно роняетъ— 15 ударовъ два рубля!

„Бѣдная жрица любви начинаетъ раскидывать мозгами.

„Ей все равно быть битой. Если она отвергнетъ предложеніе франта, ее завтра будетъ истязать ея покровитель. Будетъ топтать ногами, колотить чѣмъ попало и по чемъ попало".

„Ужъ лучше быть исколоченной хлыстомъ франта… Полусоглашаясь, она спрашиваетъ:

— А вы не больно?

— Нѣтъ-съ, больно… Очень больно! — говоритъ онъ“…

Дѣвушка все таки соглашается, и начинается торгъ.

„3–4 рубля, обыкновенно, удовлетворяютъ обѣ стороны, и за эти деньги франтъ покупаетъ право на истязаніе несчастной жертвы голода".

„Начинается истязаніе".

„Маркизъ де-Садъ, понятно, сѣчетъ свою жертву не просто, а со всякими фокусами".

„Иногда онъ входитъ въ блокъ съ „хозяйкой", и тогда надъ жертвой начинаютъ издѣваться".

„Ее сѣкутъ на полу, на кровати, на табуретѣ. Сѣкутъ хлыстомъ, ремнемъ, розгами“.

„Дѣвушка кричитъ — ей завязываютъ ротъ. Въ промежуткахъ ее спаиваютъ коньякомъ и пивомъ".

„Дворникъ слышитъ задушенный крикъ, свистъ розогъ, но рубль закрываетъ ему глаза и уши.

„Къ утру совершенно пьяную, всю въ рубцахъ и кровавыхъ подтекахъ, дѣвушку, бросаютъ на кровать.

„Однако къ вечеру она уже опять припудрена, подрумянена, одѣта съ убогимъ шикомъ, который требуется для улицы, и готова къ новымъ ласкамъ или истязаніямъ".

Между дамами Невскаго есть уже такія, которыя поймавъ васъ за рукавъ, сразу предлагаютъ:

— 3 рубля хлыстомъ, а ежели ремнемъ, то два"… „Есть говорятъ такія артистки, которыя такъ

„выдѣлали кожу", что свободно переносятъ 25–30 ударовъ хлыстомъ".

— Вамъ съ крикомъ или безъ крика? — спрашиваютъ онѣ нанимателя.

„И сообразно съ этимъ ставятъ цѣну".

Обыкновенныя проститутки, у которыхъ кожа еще чувствительна, завидуютъ имъ страшно (!)“.

— Хоть отъ скверныхъ болѣзней застрахованы! — говорятъ онѣ вздыхая. — Рубцы заживутъ. Кожа не платье, которое зашивать нужно, если порвется. Она сама заживаетъ"…

„Число маркизовъ де-Садъ замѣтно прогрессируетъ за послѣднее время".

„Въ 3–4 часа ихъ можно видѣть вездѣ на Невскомъ: у пассажа у Николаевскаго вокзала, у Аничкина моста".

Между ними молодые франты, солидные мужчины среднихъ лѣтъ, съ брюшками; попадаются даже сѣдовласые старички".

„Они шныряютъ по улицѣ, заглядывая подъ шляпки и присматриваясь къ лицамъ, на которыхъ замѣтнѣе и рельефнѣе видна печать голода".

Картина характерная для существующихъ соціальныхъ отношеній. Полное пресыщеніе тутъ ищетъ своего антипода — безнадежно голоднаго человѣка, надъ которымъ и проявляетъ власть денегъ, — проявляетъ въ полной мѣрѣ, не стѣсняясь никакими границами.

Жестокость! Но не одна жестокость, а съ примѣсью большой дозы болѣзненной страсти, которая и ставится цѣлью въ дикой картинѣ истязанія женщины.

Хлыстъ, какъ средство для достиженія полового удовлетворенія не составляетъ новости. Это всегдашній спутникъ полового безсилія, хотя примѣняется и различно.

Тутъ мы видимъ истязаніе женщины, которымъ и достигается удовлетвореніе безсильнаго истязателя. Но извѣстна и другая форма, когда женщину ставятъ въ положеніи истязательницы: она сѣчетъ своего нанимателя и тѣмъ доводитъ его до возбужденія.

Таковъ удѣлъ пресыщенныхъ людей. Имъ приходится хлыстомъ выбивать изъ себя способность сношенія съ женщиной.

Но это средство слишкомъ радикальное и не всѣмъ по силамъ. А поэтому болѣзненная фантазія и ищетъ выходовъ въ другой сторонѣ, именно въ созиданіи извѣстной обстановки для разврата и въ замѣнѣ обезсилѣвшихъ органовъ другими, предназначенными природой совсѣмъ для другихъ функцій.