Помощница и её писатель

50

Нина

Домой я вернулась, пошатываясь как пьяная и улыбаясь как безумная. Папа даже посмотрел на меня с подозрением, и я уже подумала: сейчас скажет: «Ну-ка, дыхни», но он промолчал.

Из-за того, что Бестужев отпустил меня позже обычного, плюс я не сразу пошла домой, а стояла возле подъезда и читала присланный рассказ, папа и Маша уже пообедали, поэтому мне пришлось есть одной, а они сидели рядом и пили чай с моими любимыми пирожными. Оказалось, что утром сходили в магазин и купили, хотели сделать мне сюрприз. Колечки с творогом — ням! То, что нужно, после такого… хм… странного денька.

Когда эйфория от прочитанного схлынула, я вспомнила, что так и не рассказала Бестужеву об утреннем визите Андрея. Да и не договорилась, где мы завтра встретимся. Возле кафе? В метро? Или он к дому моему подъедет? Я хотела предложить первый вариант, чтобы Олег круги не наматывал, но всё равно следовало это обговорить.

Я мучилась вопросом, написать или позвонить, до самого вечера. В итоге уже почти решилась написать, когда Бестужев позвонил сам. На часах было около девяти — не поздно, но и не рано. Самое время, чтобы обсудить завтрашние планы.

Мне повезло: Маша в это время купалась, поэтому я могла спокойно поговорить по телефону. Ушла на балкон, предупредив папу, что иду договариваться с Бестужевым о встрече, прикрыла дверь и только тогда ответила на звонок.

— Алло…

— Рад, что ты ответила, — послышался в трубке ироничный голос моего писателя, от которого сердце моментально сделало кувырок. — А то ты по поводу рассказа ничего не написала, сейчас долго не брала, и я уже начал думать, что чем-то тебя обидел.

— Нет-нет, всё в порядке, — поспешила ответить я, прижимая ладонь к груди. Сердце, ну чего ты так колотишься? Обыкновенный телефонный разговор, а реакция такая, словно у меня собеседование или экзамен. Хотя даже во время них я настолько не волновалась. — Рассказ мне понравился. Вы его… когда публиковать будете?

— Ближе к новому году, числа 25-го. Рад, что понравился. Тем более что ты меня на него и вдохновила.

Бестужев сказал это так обыденно, будто обсуждал погоду на завтра. А по мне между тем прошлась волна жара, осев непривычной вибрацией внизу живота.

Нет, надо закруглять обсуждение этого рассказа на тему того, как трудно приносить подарки взрослым. Иначе у меня не только сердце колотиться будет, но и остальные внутренние органы. А мозги вообще поплывут!

— Я хотела насчёт завтра сказать…

— Да, я тоже, — перебил меня Бестужев. Его голос, в отличие от моего, звучал уверенно и спокойно. Конечно, что ему блеять, словно козочка? У него-то небось ничего там не трясётся. Если только твердеет… Тьфу, Нина, заразил он тебя своей пошлостью! — Хотел предложить встретиться уже возле кафе. Нормально? Или мне за вами заехать?

— Если вы за нами заедете, боюсь, что Маша надоест вам быстрее, чем мы попадём в кафе, — фыркнула я. — Так что лучше сразу там. Давайте в полдень?

— Хорошо, — согласился Бестужев, и тут я вспомнила, что ещё хотела ему сказать. — Тогда до завтра.

— Подождите! — протараторила быстро, понимая, что завтра нам вновь будет не до этой новости. — Хотела предупредить, вдруг это важно. Утром ко мне Герасимов приходил.

— Младший? — уточнил мой писатель абсолютно невозмутимо, но я отчего-то сразу поняла — шутит.

— Нет, его дедушка! В общем, поставил мне ультиматум. Что я провожу с ним сегодняшний день, от вас увольняюсь, а с понедельника восстанавливаюсь в должности. Цитирую: «И забудем эту неприятную историю».

— Да, именно так у людей, подобных Герасимову-младшему, всё и работает, — так же хладнокровно прокомментировал Бестужев. — Если обидят его — вселенская трагедия, если кого-то обидит он — ерунда, всего лишь «неприятная история». А все дырки, из которых сквозит, он заткнёт деньгами. Искренне уверен, что они решают все проблемы.

— А вы так не считаете?

— Деньги вообще ничего не решают, Нина, — хмыкнул мой писатель. — Решают люди. А деньги — это цифры на счёте, которыми закрывают рты или раздают пинки, чтобы быстрее шевелились. Кстати, как он это провернул? Тебя же не по статье уволили? Или дошло до крайностей?

— Не дошло, — я покачала головой, вспомнив болезненные события начала декабря. — Меня вызвала начальник отдела кадров, сказала, что Андрей пришёл к ней с ультиматумом — либо я увольняюсь сама, либо она должна всё организовать. Я вообще ничего не поняла, стала ему звонить, но он не отвечал. Кадровичка мне и посоветовала написать всё-таки заявление — мол, вы потом помиритесь и всё будет нормально, а если она сейчас начнёт компрометирующие документы делать, исправить последствия станет сложнее. Ну я её и послушалась. До сих пор не знаю, был ли у неё это такой душевный порыв или она по указанию Андрея действовала…

— Какая разница? — резонно заметил Бестужев. — Если по его указанию, то это на её совести останется, ты ни при чём. Даже хорошо, что ты не стала упорствовать. То, что Андрей договорился с руководителями других издательств, чтобы тебя не брали на работу, — это одно, такое можно и отменить. А вот запись в трудовой о каком-нибудь служебном несоответствии просто так ластиком не сотрёшь.

Я не стала уточнять, что в целом воспринимаю собственное увольнение теперь скорее позитивно. Никакой нервотрёпки, отличный график, зарплата — супер.

Может, это такой бумеранг, а? Андрей думал, что подложил мне свинью, а она оказалась копилкой. Тоже свинья, но совсем другая!

— Я к чему это всё сказала ещё… Я про вас упомянула в конце разговора, чтобы Герасимов от меня отлип.

— И правильно сделала. Пусть не расслабляется. Может, научится чему. Ну или хотя бы впредь перестанет делать подобные подлости, будет опасаться последствий. Для таких людей, как Андрей Герасимов, возможно, это единственный способ вести себя по-человечески.

Я почему-то вспомнила наш с Бестужевым старый разговор об условностях и ограничениях. Хотела даже его подколоть, сказать — мол, а вы говорили, что не нужны ограничения! — но тут из комнаты послышался голос Маши, и я поняла, что пора идти. Быстро попрощалась, пожелала доброй ночи и положила трубку.