Нина
Вы когда-нибудь пробовали не издавать звуков в течение пяти часов? Я раньше об этом не задумывалась. Но, как выяснилось, если не следить за тем, чтобы быть потише, человек — довольно громкое существо.
Он громко сморкается. Совсем не бесшумно ёрзает в кресле. Даже банально глотает — и то со звуком, который в полной тишине кабинета кажется оглушительным. А уж как громоподобно у людей порой урчит в животе, просто ужас! И это я ещё молчу о том, как звонко и сочно стучат клавиши клавиатуры! Просто молотком по мозгам.
Не всегда, но очень часто, если я издавала какие-то звуки, одновременно с этим появлялось отчётливое ощущение тяжёлого недовольного взгляда на моей спине. Бестужев смотрел, но ничего не говорил. Наверное, потому что слишком громких звуков я не издавала. Да и не делала то, что нельзя было делать. Ну невозможно же запретить человеку в течение нескольких часов совсем не менять позы! А это кресло… кто виноват, что оно скрипит?!
— Посмотрю сегодня вечером, — пробормотал Бестужев часа через два, когда я шевельнулась в кресле, и следом оно издало тихий, но душераздирающий звук. — Может, подтянуть надо что-то или смазать. Предыдущая помощница была не вашей комплекции. Наверное, поэтому кресло не скрипело.
Вроде бы Бестужев ничего обидного не сказал — но мне отчего-то стало обидно.
Вот и искал бы себе помощницу другой комплекции! Чтобы под ней кресла не скрипели. И чтобы ей не хотелось выпить чаю после кофе, а если уж захотелось, чтобы она не боялась слишком громко глотать. И уж тем более чтобы у неё в животе не урчало!
Но это всё ерунда по сравнению с тем, что случилось около часа дня, когда я поняла, что куча бумаг на моём столе уменьшилась примерно наполовину. Судя по всему, помощницы у Бестужева не было давно — раз скопилось столько правки.
Я решила дать себе две минуты передохнуть, осторожно откинулась на спинку кресла, кинув на мужчину косой взгляд — но Бестужев увлечённо печатал, нахмурившись, и на лёгкий скрип сиденья не обратил внимания.
Неожиданно телефон впервые за последние пару часов завибрировал. Я испуганно схватила его в руки, опасаясь, что вибрация помешает автору, и непроизвольно ткнула пальцем в окно, всплывшее на экране блокировки.
Я оказалась в «Телеграме». Точнее, в переписке с какой-то пергидрольной блондинкой, что лупила на меня с аватарки круглые голубые глаза.
«Олежек, — писала она, — я понимаю, ты злишься! Но, пожалуйста, дай мне ещё один шанс! Ты же до сих пор не нашёл себе помощницу, правда? Я не верю, что нашёл — с твоими-то аппетитами!»
Э-э-эм, в каком смысле — аппетитами?! Это метафора такая, надеюсь? Бестужев мне про свои «аппетиты» ничего не говорил!
Но дальше было лучше:
«Прости! Да, я виновата, не надо было давать подружке файл почитать! Но ведь роман ещё не закончен, подумаешь — начало попало в интернет! Наоборот, теперь народ ждёт продолжение ещё больше, и когда ты официально начнёшь его выкладывать… В общем, популярность тебе обеспечена! Но, конечно, я сделала выводы, очень жалею и больше так не буду делать. Пожалуйста, прости!»
Я читала всю эту исповедь с открытым ртом.
Что ж, зато теперь понятно, почему Бестужев ищет помощницу. Непонятно другое — отчего он до сих пор столь же доверчив? Хоть бы договор со мной какой-нибудь подписал. О неразглашении.
Дальше было ещё интереснее:
«Ну хочешь, накажи меня? Только не молчи! Я же вижу, что ты онлайн и читаешь мои сообщения…»
Твою дивизию! Надо немедленно закрыть эту грёбаную переписку! А потом повиниться перед Бестужевым, сказать, что это получилось случайно. Не хотела я! Она сама написала! Как её, кстати, зовут…
Ох ты ж… Лучше бы я не смотрела…
«Пусечка»?!
Я подняла голову и поглядела на Бестужева с изумлением. Он же говорил, что это его телефон? Что же получается — вот этот человек-замороженная рыба забил в память мобильника свою помощницу как Пусечку?
У него раздвоение личности, что ли?
Я вновь посмотрела на экран — и совсем обалдела.
«Олежек, ну извини-и-и. Я на всё готова, чтобы искупить свою вину. Хочешь, всего тебя вылижу? Везде-везде! А хочешь, попробуем тот двусторонний вибратор, мммм?..»
А-а-а-а!!!
Как это развидеть?!
.
Я похлопала себя по щекам — и мысленно чертыхнулась, поняв, что нарушила запрет на резкие звуки. Да, и, разумеется, этим движением я невольно привлекла внимание любителя вибраторов, то есть Бестужева.