Лето перевернуло еще одну свою солнечную страницу. В саду покачивались на ветвях пузатые яблоки. В зелени на опушке леса краснели ягоды барбариса. Над долиной аист учил летать своих едва оперившихся малышей. Нам было весело. Где бы мы ни встретились — в доме, во дворе или за работой в саду, — мы улыбались друг другу. Эта улыбка означала: а у нас в конюшне есть лошадка!
Криста тихонько стучится ко мне в дверь. Мои мысли взъерошились, как наседка, которой помешали высиживать птенцов. Я лихорадочно начинаю рыться в листах рукописи. Криста стучится еще раз:
— Папа, Педро фыркает.
— Фыркает? Значит, ему что-то не нравится.
— Минна хочет полакомиться его кормом.
С минуту я пишу спокойно, потом стучится жена:
— Отец, Педро ржет.
— Ржет? Наверно, тоскует по дому.
— Я уже вылечила его от тоски куском хлеба.
Этот день был подарком позднего лета. Хотя мне все время мешали, я хорошо поработал дома и на усадьбе. В сумерках спускался к нам вечер. Из розеток красной капусты выглядывали тугие кочны в каплях росы, покрытые нежным сизым налетом, какой бывает на спелых сливах. За наш труд сад дарит нам не только плоды. Он дарит нам и красоту.
Мы вычистили садовые инструменты. В живой изгороди из вишен стрекотали кузнечики.
«Педро, Педро, Педро!» — звали они.
— Отец, Педро еще не спит!
— Ну и пусть не спит.
— Он тихонечко ржет, настораживает уши и глядит в окно на закат.
Пока вечерний свет не угас, мы тайком друг от друга ходили к конюшне проведать Педро. У каждого выискивался предлог. Каждый старался скрыть свою страсть от других. Мне вздумалось проверить, закрыта ли садовая калитка. У конюшни я столкнулся с женой. Криста отправилась посмотреть, все ли куры на месте. Мы с матерью уже поджидали ее у конюшни.
Взошла яркая луна. Педро положил морду на подоконник. От его дыхания оконное стекло запотело. Старые лошади иногда спят стоя. Педро вовсе не стар. Почему же он не ложится? Неужели еще не чувствует себя дома?
Перед сном я вышел взглянуть на вечернее небо: «Какая будет погода?»
Под окном конюшни я снова столкнулся с женой. Головы Педро больше не было видно. Мы прислушались. Из конюшни доносилось тихое похрапывание. В ветвях вишен шелестел ночной ветер. Стало быть, Педро все же почувствовал нашу любовь и примирился со своим новым жильем.