Мы косили наши болотистые лужайки и сушили сено на козелках.
— Поди ж ты, шалаши какие-то понаставили! — сказала здешняя крестьянка Цигеншпек.
— Они, вишь, народ городской, — пояснил ей муж, — по-ихнему сено сушить надо деликатно, повыше, вроде как на крыше.
После чего супруги Цигеншпек нахально рассмеялись.
Но последними смеялись мы. В конце лета пошли сильные дожди. А когда мы сняли наше сено с козелков и убрали его в сарай, оно было ярко-зеленое, пышное и нежное. Запах сена волновал меня. Я вошел в старую конюшню, вымел паутину из кормушки. Меня охватила страсть, которую я годами подавлял в себе.
— Здесь не хватает лошади! — сказал я.
Моя жена — умная женщина. Она обращается со мной, как со взрослым ребенком. Маленький ребенок, на худой конец, может скакать на палочке, фыркать, ржать, кричать «н-но» и «тпру», изображая в одном лице лошадь и кучера. А вот взрослому ребенку нужна всамделишная лошадь.
— Ну что же, заведи себе пегую цирковую лошадку, — сказала жена.
Я с благодарностью обнял ее.