Праздник длится всю ночь, ещё одна важная церемония – встреча восхода солнца. Дневное светило даже император приветствует поклоном.
Наконец, всё.
Тенер провожает меня до экипажа и лично захлопывает дверцу, не гнушаясь исполнить обязанности слуги. Я слышу, как он почтительно прощается с папой и уходит. Вскоре карета трогается, и начинается болтанка. Когда уехать пытаются все разом…
– Устала? – спрашиваю Ату. – Конечно, устала. Ничего, скоро доберёмся до постели, и спа-а-а-ть…
– Юная госпожа, я в порядке.
– Ата, обманывать можешь, кого хочешь. Но не меня.
– Простите, госпожа. Я…
– Понимаю, – перебиваю я.
Карета набирает ход. Видимо, мы вырвались из скопления экипажей. Я прислоняюсь лбом в стенку, а в следующий миг откуда-то издалека раздаётся голос Аты:
– Прибыли, госпожа.
Широко зевнув, я выбираюсь из кареты, киваю папе.
– Нишаль, иди отдыхать.
Очень скоро он вернётся в Самск, каждая минута, пока мы вместе, на счету, но не спать нельзя. Я обнимаю папу и требовательно упираю указательный палец ему в грудь:
– Ты тоже.
Папа счастливо улыбается, согласно кивает.
Добравшись до спальни, я первым делом отправляю Ату восвояси Раздеться помогает Шини. Я забираюсь под одеяло и мгновенно проваливаюсь в глухой колодец сна без видений. В темноте мне что-то мерещится, но я не могу разобрать, что или кто именно.
Выспаться не удаётся. Едва ли мне удаётся поспать часа четыре, и меня настойчиво будет Шини. В голосе зовущей меня служанки пробиваются нотки паники. Я с трудом открываю глаза.
– Юная госпожа, вестник от её величества доставил для вас свадебное императорское платье! Вы должны взглянуть.
– Так быстро?
Хотя, если вспомнить кошмар, в котором я не вышла замуж за Калана, то ничего удивительного. У свадебного наряда мало общего с нормальным платьем. Метры и метры ткани, которая скрывает фигуру, висит подобно мешку и волочится по земле. Сшить такое недолго, подгонять не требуется.
Впрочем, не исключено, что платье было готово изначально, просто императрица рассчитывала вручить его Иолиль.
Я поднимаюсь.
Шини немедленно подаёт мне полотенце, смоченное в холодной воде. Умываться времени нет, а вот освежиться обязательно нужно. Холод помогает взбодриться, я буквально стираю с лица сонливость. Шини подаёт мне платье цвета топлёного молока и, в качестве украшения, кружевную накидку.
Я спускаюсь. Шини следует за мной.
– Ата спит?
– Да, юная госпожа. Позвать?
– Нет, не нужно. Шини, уверена, ты прекрасно справишься.
Папа в приёмном зале уже развлекает вестника беседой. На столе нетронутый чай и огромный короб. Я поспешно склоняю голову:
– Отец, господин вестник, доброго дня.
Чай не тронут – это знак, что императрица нашей семьёй недовольна? Пфф, конечно, она недовольна! Полагаю, её величество в гневе. Но раз она открыто попыталась унизить Тенера, то у меня нет ни единой причины заботиться о её чувствах. К тому же её положение не кажется таким уж прочным…
– Доброго дня, юная леди Нишаль. Примите дар её императорского величества.
Вестник встаёт, поднимает короб. Я помню, сколько весило моё свадебное платье, оно шьётся из тяжёлой ткани и расшивается серебряной нитью. Императорское свадебное платье – золотой. Но дело, конечно, не в цвете. Присланное платье вряд ли легче предыдущего. Приплюсовать вес деревянного ящика… Вестник, крепкий мужчина, держит короб с заметным напряжением.
Я должна принять тяжесть из рук в руки? Ха!
Папа поднимается из-за стола, явно собирается вмешаться, но этого допустить нельзя. Зачем искать неприятности там, где я сама справлюсь? Я быстро сплетаю чары облегчения веса, сил уходит не так много, но всё же ощутимо. Я беру короб будто пушинку.
– Господин вестник, передайте, пожалуйста, её императорскому величеству мою глубокую благодарность. И, конечно же, я благодарю вас за заботу.
– Не стоит, юная леди. Доставить подарок от её величества мой долг.
Вестник заученно отвечает, а в глазах так и плещется потрясение.
Я, не выпуская короба, кланяюсь и ухожу.
Короб я отношу в комнату сама. Внешне – из уважения к её величеству. На деле же не могу я отдать такую тяжесть ребёнку. Шини, конечно, не совсем ребёнок, но тяжести носить ей вредно, а лишний раз показывать свой уровень владения магией не стоит.
Я ставлю короб на стол, падаю в кресло.
Подумать только, свадьба уже завтра…
А послезавтра папа возвращается в Самск, и будет совсем один. Нет, мне это категорически не нравится, надо папу возвращать в столицу. Или самой к нему перебираться? А как, если теперь я замужем? Хотя бы в гости точно можно будет выбраться.
– Шини, накроешь завтрак?
– Да, юная госпожа!
Шини убегает, а я подхожу к окну, останавливаюсь. Отсюда не видно вишню, под которой пряталась настоящая Нишаль. По традиции накануне свадьбы мне следует оставаться в своих комнатах, но сегодня праздник, поэтому некоторые исключения возможны.
Впрочем, мне нет дела до традиций.
Шини вносит поднос, быстро сервирует стол.
Я прищуриваюсь:
– Шини, подготовь чай, а затем пригласи, пожалуйста, папу, – он ведь мне ни в чём не отказывает.
– Да, госпожа.
Шини излишне торопится и папа приходит даже раньше, чем я закачиваю завтракать. Торопливо отодвинув тарелку, я промакиваю губы платком и бросаюсь обниматься. Папа неловко опускает ладонь мне на спину, он до сих пор каждый раз недоверчиво замирает, когда я так делаю:
– Ни-ни?
Я поднимаю лицо и честно говорю:
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
– Ни-ни.
– Пап, я знаю, что у тебя долг, служба, что ты обязательно поедешь…
– Ни-ни, ведёшь себя, как маленькая. А ведь ты уже завтра…
– Не напоминай, – капризно надуваю я губы.
Пап хмурится:
– Ни-ни, что-то не так? Его высочество очень хорошо к тебе относится.
– Я заранее скучаю по тебе, – улыбаюсь я.
– Ни-ни…
– Пап, а поехали вместе? Сидеть в четырёх стенах я буду после замужества.
– Ни-ни, но ведь не принято.
– И что? Это всего лишь традиция, жёсткого запрета нет. Давай поедем за город, чтобы нас не видели? И обязательно заедем в храм, вместе помолимся? М? За храм нас точно никто не осудит. М? – я нетерпеливо подпрыгиваю, нарочито притворяясь маленькой.
Папа смеётся:
– Безобразница.
– А то! – гордо объявляю я.
Папа кивает:
– Шини, передай приказ, чтобы подготовили мой экипаж.
– Да, господин!
В храм я еду не ради молитв, разумеется. Моя цель – повышенный магический фон. Резерв наполовину пуст, и это неприемлемо, тем более накануне свадьбы – завтра я должна быть во всеоружии.
– Всё же я беспокоюсь…
– Папа, уверена, его высочество отнесётся с пониманием к моему желанию посетить храм.
Папа окончательно сдаётся.
Храм располагается недалеко от столицы, мы доезжаем за два с небольшим часа, и всё это время мы с папой болтаем, я расспрашиваю о делах в Самске. О чём нам ещё говорить? Поначалу папа старается отделываться общими фразами, боится расстроить. Постепенно я вытягиваю подробности, а папа увлекается, начинает рассказывать больше, откровеннее. Дорога пролетает незаметно.
В самом храме мы надолго не задерживаемся, вместе поднимаемся на вершину пирамиды, вместе подходим к алтарю, вместе берём из ритуальной миски по щепотке бурого порошка и бросаем в горящий на алтаре огонь. Пламя моментально окрашивается в розово-малиновые тона, к небу устремляется дымное облако. Всё, можно спускаться и возвращаться.
Но я не тороплюсь.
Шини по моему распоряжению прихватила корзинку с обедом, и мы в саду при храме устраиваем пикник. Папа счастлив, я счастлива за него.
И резерв я восполняю почти полностью. Остатки доберу по дороге.
Домой мы возвращаемся довольно поздно, выслушиваем отчёт господина Енца.
– Старший брат, – на пороге появляется дядя.
Папа не удостаивает его и взгляда.
– Младший лорд Ламбрин?
Я потрясённо вздрагиваю. Папа из-за меня отверг родство?! Формально обе ветви остаются семьёй, никакого публичного разрыва не будет. Просто папа чётко провёл границу между собой и младшим братом. Теперь, что бы ни происходило, папа больше не будет вмешиваться.
– Старший лорд Ламбрин, – глухо повторяет дядя.
– Согласно записям вашей супруги в учётных книгах, ваш вклад в общий семейный фонд настолько мал, что его трудно заметить. Разницу в жаловании губернатора и простого чиновника упоминать не стоит. Ежемесячно три четверти моего жалования передавались в дом, вы же из своего жалования не выделяли и четверти.
– Я…
– Поскольку старшей ветви в родовом доме не остаётся, общий фонд будет разделён между двумя ветвями согласно вкладу каждой ветви. Доля старшей ветви переходит в приданое Нишаль. Ваша доля переходит в ведение вашей супруги.
– Да, лорд Ламбрин.
Дядя уходит не слишком огорчённый. По моему, больше всего его расстраивает, что он лишился не притока денег, а поддержки влиятельного губернатора. Собственно, родовой дом фактически остаётся за дядей…
Я прижимаюсь к папе, устраиваю голову у него на плече.
– Нишаль, тебе пора отдыхать. Завтра у тебя трудный день.
– Ага. Но я посижу с тобой ещё немного?
А потом надо тайком пробраться на кухню, прихватить на утро завтрак. Соблюдать «голодную» свадебную традицию я точно не собираюсь. И только потом спать…