Порог дома твоего

1

Сквозь сон — у солдата всегда крепкий и сладкий — пробились тревожные, требовательные звуки. Чубенко беспокойно заворочался в постели, приоткрыл глаза. Спальную комнату по-прежнему наполняла непроглядная темень. Он никого и ничего не увидел, но почувствовал: рядом, у его койки, кто-то остановился.

— Товарищ младший сержант! — послышалось тут же.

— А? — Владимир приподнялся, с трудом освобождаясь от все еще сковывавшего его сна. — Что-то случилось? В ружье?

— Да, да, тревога. Замечен след, — торопливо сообщал дежурный. — Вы меня поняли?

— Конечно… Конечно… — Чубенко одним движением сбросил с себя одеяло, спустил ноги на пол. — Я сейчас…

«Опять на границе след? — подумал он, одеваясь с привычной расторопностью. — Чей же на этот раз?»

Он прислушался: в соседней комнате тоже завозились, собираясь.

Чубенко давно хотелось попробовать себя в настоящем, серьезном деле. Скоро уже год как на границе, и столько раз за это время его поднимали тревоги. Вот так же вскакивал он среди ночи, наскоро собирался, спешил к своему Малышу, чтобы потом вместе бежать на участок. Хитрый след в кромешной тьме прорабатывать было далеко не просто, но Малыш, учуяв чужие запахи и насытившись ими, шел всегда уверенно и развивал такую скорость, которую можно было только выдержать.

Чубенко никогда не думал о том, что внезапно он может лицом к лицу столкнуться с преследуемым лазутчиком. Младший сержант опасался лишь одного — как бы не сбиться со следа. И хотя до сих пор Малыш еще ни разу не сплоховал, все предыдущие погони обычно заканчивались одним и тем же. Нарушителя, конечно, находили и задерживали, но он оказывался человеком, посланным на границу самим начальником заставы с учебной целью. Вот это и разочаровывало.

По чьим же следам придется идти сейчас?

Одевшись, Чубенко бросился к пирамиде с оружием, схватил автомат и выскочил во двор. После тепла тихой, уютной казармы в лицо сыпануло сухим колючим снегом. Морозный ветер опалил лоб, щеки. Младший сержант на мгновение даже приостановился, привыкая к охватившей его мгле и ощупью нашаривая под ногами скользкие ступеньки крыльца. Почувствовав натоптанную дорожку, он взял вправо и в считанные секунды пересек заставский двор. В дальнем его углу размещался вольер. Малыш уже тихонько скулил, радуясь этой неурочной встрече с хозяином.

— В ружье, Малыш, в ружье! — отодвигая задвижку, проговорил Чубенко. — Выходи, брат, да поживее, нас там уже ждут.

Малыш, выказывая свою готовность, привстал на задние лапы, потянулся к инструктору. Ощутив на шее прикосновение мягкой ладони, благодарно завилял хвостом и ласково взвизгнул. Эти нежные, заботливые поглаживания по шее, спине, за ушами, к которым просто нельзя было привыкнуть, всегда вызывали в нем желание быть услужливым и послушным.

— Ну, а теперь пошли… Нас там уже ждут, понимаешь?

Чубенко нащупал на ошейнике кольцо, пристегнул к нему поводок и, как он делал это всякий раз, пустил Малыша впереди себя. Тревожную группу он настиг у самых ворот.

— Чубенко, — подозвал к себе инструктора капитан Тикунов, старший тревожной группы, — след, пожалуй, еще свежий, горяченький. Малыш его возьмет непременно. Так что включайте самую высокую скорость! Мы тоже будем стараться…

Поскрипывал и проламывался снежный наст, скованный ночным морозом, ни на минуту не унимался низовой ветер, гнавший вихрастую поземку. К границе бежали напрямик, не выбирая пути, не обходя даже частые и густые здесь кустарники. Сквозь залепленные снегом ресницы младший сержант с напряжением всматривался в стелющееся перед ним поле, опасаясь, как бы не проскочить то место, где были замечены чужие следы. И вдруг Малыш с такой силой потянул поводок, что младший сержант едва удержался на ногах.

След? Да. Малыш вытянул шею, навострил уши, принюхивается к каждому подозрительному бугорку. А вот уже и контрольно-следовая полоса. На ее неширокой, гладкой поверхности зазмеились частые продолговатые вмятины. Чуть припорошенные снегом, они все еще сохраняли на себе четкие формы и квадратного мужского каблука, и овально-продолговатой подошвы, и тупого носка. Порывистый ветер выдувал из них легкие, летящие в ночь снежинки, словно старался сберечь для пограничников эти улики в их изначальном, непотревоженном виде.

Чубенко присел на корточки, сдерживая шумное, выбившееся из обычного ритма дыхание. Впервые за время многих ночных тревог сейчас у него почему-то с особой силой колотилось сердце.

Контрольная полоса благодаря своей ровной поверхности даже в ночи выделялась какой-то особенной белизной. Оттеняя вдавленные в нее следы, она как бы подсказывала Чубенко: «Гляди, младший сержант, да повнимательней. На сей раз здесь прошел настоящий нарушитель. Он надеялся проскочить через государственный рубеж невидимкой, но разве я позволила бы ему это? Теперь дело за тобой, солдат».

Владимир исследовал вмятины, прощупывал пальцами их края — крепки ли еще, много ли насыпалось свежего снега? Он должен был определить, как давно находился в этом месте лазутчик, далеко ли он смог уйти отсюда. По всем приметам получалось, что недалеко. Отпечатки все еще не утратили своей четкой формы, не были заметены даже рубцы, вытиснутые ребристой подошвой.

Ну а куда же он путь держит? В наш тыл? Или, быть может, к границе? Знать это надо тоже с абсолютной точностью. Ошибку нельзя будет поправить, просто не хватит времени. Здесь же все рядом. Впереди, в нескольких сотнях метров, — линия границы, позади — железная дорога, частые поезда. Итак, какое же направление он избрал? Где его искать?

Точный ответ опять смогут дать лишь следы. Владимир тщательно осмотрел снежный наст близ каблуков и носков. У правого носка, затем у левого он увидел небольшой клинообразный скос. Комочки снега, поддетого и вывороченного носком, россыпью лежали на насте в промежутке широкого, размашистого шага. У каблуков же ничего похожего не было, там виднелась лишь не вызывающая ни малейших сомнений поволока. Стало быть… Впрочем, что ж это получается? Следы сначала вели к нам, а потом повернули обратно? Как раз в этом самом месте… Почему?

Послышалось тихое шуршание снега. Младший сержант привстал и, обернувшись, вгляделся в сумеречную белизну. Он легко узнал стройную фигуру капитана Тикунова, шедшего впереди тревожной группы. Пока группа подойдет, надо успеть еще с одной, тоже обязательной, процедурой. Необходимые замеры он уже сделал. Теперь осталось достать из полиэтиленового пакета вату, подержать ее минуты две над следом — собрать запахи. Малыша уже ничто потом с пути не собьет. Если и растеряется, скажем, на сильно заезженной дороге или в крупном населенном пункте, этот клочок ваты непременно выручит, напомнит запахи.

Когда подошла тревожная группа, Чубенко доложил офицеру:

— Товарищ капитан, нарушитель повернул в сторону границы.

— Вы в этом уверены?

— Так точно… Разрешите пустить Малыша?

— Пускайте!

— Малыш, след! — Чубенко взмахнул рукой.

Прежде чем исполнить эту команду, Малыш ткнулся носом в ближний отпечаток подошвы, втянул в себя дразнящие запахи и пошел мощными, широкими прыжками. Отпущенный на всю длину поводок натянулся подобно струне. Он и сквозь шерстяную перчатку больно резал ладонь. Чубенко то и дело менял руки, едва поспевая за набиравшим предельную скорость псом. А Малыш тянул все сильнее, словно прося инструктора предоставить ему полную свободу. Вконец запыхавшийся, утомленный сумасшедшей гонкой Чубенко все-таки вынужден был уступить домогательствам Малыша. Почувствовав, что поводок больше не сдерживает его движений, пес чаще заработал лапами, все резче посылая вперед свое длинное мускулистое тело. Оно красиво пласталось над землей, густая, пушистая шерсть, прихваченная на спине и боках неослабевающим морозом, серебрилась от инея. Малыш не лаял, он лишь озлобленно зарычал, когда увидел впереди человека. Не снижая развитой скорости, он с лета ударил передними лапами и грудью в подставленную ему спину. От испуга и боли нарушитель дико вскрикнул и, не в силах противостоять удару овчарки, распластался на снегу. Несколько мгновений он лежал неподвижно, приходя в себя. Малыш сторожил его, не отводя глаз. Он словно чувствовал, что его пленник еще попытается взять реванш. И едва тот привстал на колени, тут же еще раз ударил его грудью…

2

К собакам Володя Чубенко в детстве был равнодушен. Но когда увидел фильм «Над Тиссой», стал смотреть на них, особенно на овчарок, другими глазами. Очень уж ему запомнился эпизод схватки старшины Смолярчука с нарушителем границы. Как выручил тогда пограничника его четвероногий друг! Овчарка действовала смело, отчаянно, рисковала собой. Когда нарушитель в припадке крайнего озлобления пырнул ее ножом и та жалобно заскулила не только от боли, но и от ощущения своей полной беспомощности, у Володи защемило сердце. До этого случая он и не подумал бы, что можно вот так посочувствовать собаке.

Когда Володя окончил в Полтаве производственно-техническое училище, его направили на завод наладчиком прессов. Но работал в прессовом цехе недолго — пришла повестка из военкомата.

Владимир ехал на призывную комиссию и не очень-то донимал себя обычными в таких случаях вопросами: в какие войска проситься, кем служить? Пусть свое веское слово скажут военные, им виднее.

В комнате, куда пригласили Чубенко, за письменным столом сидел офицер средних лет. Задавая вопросы по анкетным данным, уточняя некоторые факты биографии, интересы, офицер так пристально наблюдал за Володей, что тот даже смутился. И вдруг разговор приобрел совсем неожиданный оборот.

— Как вы относитесь к животным? — спросил офицер.

— К животным? — удивился Чубенко. — К каким?

— Домашним, конечно.

— Как? Ну, как все… Нормально.

— Ни больше ни меньше? — улыбнулся офицер. — Без особых чувств?

— Чувств? — Владимир пожал плечами, не зная, что и сказать.

— Дома у вас есть кошка или собака?

— Кошка.

— Ну и вы с ней как — в ладах?

— Еще бы! Мы с ней в большой дружбе.

— Вот это уже хорошо. Очень хорошо… На границе служить хотите?

Вопрос такой, что на него сразу и не ответишь. Чубенко невольно задумался.

— Ну так как? Хотите в пограничные войска?

Лишь теперь Владимир прервал затянувшееся молчание и с надеждой спросил:

— А возьмете?..

Месяц спустя Чубенко трудно было узнать. Придавая солидность, ладно сидела на нем новенькая, не обношенная еще военная форма. Над черными вразлет бровями поблескивал лаком козырек зеленой фуражки. На мундире красовались зеленые погоны и петлицы. И вся его жизнь теперь шла совершенно иным, строго рассчитанным и обязательным для соблюдения порядком.

Под Боевым Знаменем присягнул на верность Родине. В школе сержантского состава готовился стать не только младшим командиром, сержантом, но и инструктором службы собак. Правда, своего будущего четвероногого друга первое время и в глаза не видел, сначала надо было основательно подковаться теоретически. И лишь потом курсантов повели в питомник, откуда круглые сутки доносился лай еще ни за кем не закрепленных овчарок. В вольере, к которому подозвали Чубенко, навострив уши, сидел громадный, чепрачной масти пес. Табличка, прикрепленная к решетке из толстой проволоки, сообщала его кличку: «Малыш». Ничего себе малыш. Натуральный волкодав.

Недружелюбно, искоса посматривал он на своего нового хозяина и зло рычал. Да и в последующие дни не стеснялся выказывать свой характер. Войти к нему в вольер пока нечего было и думать. Бачок с едой подавать Малышу надо было с величайшей осторожностью. Не помогало на первых порах и задабривание печеньем, конфетами. Но мало-помалу нашли общий язык. Правда, еще долго, в течение нескольких недель, Малыш проявлял повышенную настороженность и плохо повиновался. Каждая дрессировка требовала большого терпения и выдержки. Своенравного, упрямого пса порой приходилось и крепко одергивать. В ответ он уже не рычал, как бывало прежде, а, чувствуя свою вину, садился перед хозяином, тихонько повизгивал и смотрел на него покорными, незлыми глазами.

За ежедневными тренировками незаметно летело время. Подошла пора выпускных экзаменов. Чубенко предстояло отчитаться не только за себя, но и за своего Малыша. Вот тут-то и случилась встреча, запомнившаяся ему на всю жизнь.

Умение работать с розыскной собакой проверял прапорщик Александр Смолин. Ну как тут — было не обрадоваться и не разволноваться! Вспомнился фильм «Над Тиссой», те его кадры, где пограничник вел схватку с вражеским лазутчиком. Оказывается, эту сцену не надо было выдумывать — точно такое приключилось однажды с прапорщиком Смолиным. А сколько у него за многие годы службы было подобных поединков! Чубенко теперь знал о Смолине почти все. Книжечка «Следовая полоса», написанная Смолиным, была прочитана всеми курсантами от корки до корки, наставления знаменитого следопыта надолго врезались в память: «Служите Родине верно и честно… Будьте постоянно готовы к схватке с врагом… Умейте быстро принять правильное решение и оперативно действовать в поиске…»

Все это — в книге. А вот и он сам — очень живой, энергичный, подвижный — стоит на трибуне, специально сооруженной для принимающих экзамены.

Чубенко поравнялся с трибуной, четко остановился и, сделав пол-оборота направо, усадил у своих ног Малыша. Слышно было, как все чаще и чаще стучит сердце. Ничего, на серьезных экзаменах это бывает… Не волнуется лишь тот, кто не чувствует личной ответственности. А тут ведь с тебя спросят за двоих. Да и кто спросит!

Смолин подошел к мегафону.

— Чубенко, — прогремело на весь плац, — оставьте Малыша на месте, а сами отойдите на сто метров.

— Малыш, сидеть! — приказал Владимир, а сам, выпустив из рук ошейник, побежал…

— А теперь скомандуйте овчарке «Ко мне».

— Малыш, ко мне!

Малыш тут же сорвался с места. Одолеть стометровку ему ничего не стоило, и через несколько мгновений он был бы уже рядом с инструктором. Но тут же снова требовательно заговорил мегафон:

— Дайте команду «Сидеть».

Откровенно признаться, Чубенко никак не ожидал такого внезапного поворота событий. Только что сорвал Малыша с места, пес с таким усердием набирает скорость, и вот, оказывается, его уже надо останавливать. На тренировках они этого не отрабатывали. Однако не станешь же сейчас доказывать, что предложенного упражнения в программе не было. Тут твои объяснения никто слушать не станет. Командуй, пока Малыш не пролетел всю стометровку, — может, исполнит.

Услышав Слова команды, Малыш будто споткнулся, даже выпустил из лап когти, чтобы затормозить. Потом заскулил, завилял хвостом, — видать, и сам доволен, что все так ловко у него вышло.

Что же прикажет Смолин теперь? Малыш успел пробежать лишь половину дистанции, быть может, чуточку больше. Не сидеть же ему там, вдали от своего инструктора.

— Остальное расстояние пусть проползет, — сказал в мегафон прапорщик.

Значит, опытному следопыту важно было увидеть, умеет ли Малыш быстро ползать. Ведь на границе может сложиться и такая ситуация, когда иным способом к нарушителю не подберешься. Малыш и в этом случае инструктора не подвел — он пополз, прижимаясь всем телом к земле.

С трибуны, одна за другой, поступали все новые и новые команды. Управлять Малышом приходилось уже не только голосом, но и жестами. Малыш поступал точно так, как ему велели: если Чубенко вскидывал правую руку в сторону на уровень плеча, сгибал ее ладонью вверх и опускал вниз к ноге — садился возле него; если, отойдя, поднимал вперед и опускал руку — вскакивал и мчался к своему повелителю.

— Хорошо, Малыш, — похваливал его инструктор, — очень хорошо!

Под конец экзамена Смолин стал все чаще давать упражнения, не встречавшиеся в учебной программе. Прапорщик знал, чего добивался. Граница поступает точно так же — подбрасывает для решения не только трудные, но и никогда прежде не встречавшиеся задачки. Ей же ты не скажешь, что этого не проходил. Соображай на ходу, шевели мозгами, на то ты и следопыт.

Итог экзамена был для Чубенко приятным.

— Со своим Малышом вы действовали отлично, — сказал Смолин. — Так что обоим ставлю пятерку. Надеюсь, что и граница будет ставить вам такие же высокие оценки. Но учтите — экзаменатор она очень строгий…

Смолину можно было верить.

Из школы младший сержант Владимир Чубенко уехал на погранзаставу. Вместе с ним отправился на службу и его четвероногий друг. Отныне они не разлучались ни на один день.

Заставу, разумеется, Чубенко не выбирал, но попал на такую, где рад был бы послужить каждый. Участок — у самой Брестской крепости. Именная. Отличная… С волнением прочитал у входа в двухэтажное, из белого кирпича здание слова: «Застава имени Героя Советского Союза лейтенанта Андрея Митрофановича Кижеватова». Надолго задержал взгляд на бронзовом бюсте, установленном напротив крыльца… О чем в эти минуты думалось новичку? Конечно же, об ответственности служить на заставе, которая летом 1941 года стояла здесь насмерть.

Позднее Чубенко не раз подолгу задерживался в музее боевой славы заставы. С волнением разглядывал опаленные огнем войны реликвии, всматривался в старые, пожелтевшие от времени фотографии, вчитывался в лаконичные строки боевых приказов. Воображение рисовало картины жарких, неравных схваток. Оживали полные благородной ярости лица. Частые вспышки орудийных залпов слепили глаза. К разрушенным стенам казематов тянулись испепеляющие струи огнеметов. Плавился металл. Разрушался кирпич. А люди стояли.

Не один раз смотрел Чубенко и фильмы, посвященные брестской эпопее. Пласты десятилетий как бы сдвигались в сторону, и в затемненный зал разрывами мин и гранат, визгом осколков и протяжным посвистом пуль врывались жестокие схватки. Навстречу врагу со штыками наперевес поднимались солдаты девятой, кижеватовской, заставы…

А когда Чубенко уходил в дозор, ему всегда казалось, что его провожает и лейтенант Кижеватов.

3

И опять Владимиру Чубенко надо бежать с Малышом по следу. Он знает: след этот не настоящий, учебный, его, как говорится, бросили для тренировки тревожной группы. Однако это совсем не значит, что идти по нему будет легко и просто. Такие следы обычно прокладывают с ухищрениями, в полном соответствии с известным солдатским правилом: тяжело в ученье, легко в бою.

Чубенко давно уже не новичок на заставе. Время не ленилось отсчитывать часы, дни, месяцы. Казалось, на границу прибыл лишь вчера, а срок службы уже позади. Но как расстанешься с границей? Охотно поехал на курсы прапорщиков, вернулся на заставу со звездочками на погонах. Рос сам, рос и его авторитет. Коммунисты оказали ему высокое доверие — приняли в ряды партии. Его уже хорошо знают и на других заставах, в штабе части. Командование поручило прапорщику возглавить лучших следопытов на соревнованиях в округе.

Последние тренировки. Чубенко собрал свою команду и повел на учебную полосу. Разумеется, он предварительно обработал ее.

Борису Бердину достался самый запутанный след. Примерялся к нему сержант и так и этак. С какой стороны ни подойдет — яснее не становится. Черт знает что! Ступня не ступня, лапа не лапа.

— Сержант Бердин, — окликнул прапорщик, — вы прочли свой след?

— Никак нет, товарищ прапорщик…

— Это почему же?

— Да не пойму я его… Честное слово…

— Не торопитесь со своим честным словом. Представьте себе, что вы сейчас на линии границы. И перед вами прошел нарушитель. Его же честным словом не догонишь…

Берлин виновато промолчал.

«В самом деле, — рассуждал он, — можно ли вот так искусно замаскировать следы? Нарушители, конечно, на все способны, им лишь бы сбить с толку пограничников. Но ведь и мы уже кое-чему научены. Как-никак — следопыты!»

Говорят, опыт — критерий истины. А ежели так, то не попробовать ли изобразить что-либо похожее самому? Бердин шагнул на КСП. Сперва прошелся на одних носках — не то. Попробовал пройтись на каблуках — опять не то.

— Что же, так на одном месте и будете топтаться? — поторапливал Чубенко. — Вашему нарушителю это только на руку. Он там небось жмет вовсю. На спринтерской скорости идет…

«Ну а если…» — осенила наконец-то Бердина догадка. Он вытянул руки, плотно сжал пальцы и встал на полосу вверх ногами, как акробат, прошел несколько шагов на руках.

— Молодец, Бердин! — похвалил его прапорщик. — Обошелся все-таки без подсказки.

— Да кто же мне, в случае чего, подсказал бы, — отряхивая с ладоней вязкий чернозем, проговорил сержант…

— Вот это верно. На других надейся, но сам не плошай! Контрольно-следовая полоса все равно что книга. Научишься читать ее, тогда никакой лазутчик, даже самый хитрый и изворотливый, тебя не проведет.

В команде Чубенко были следопыты и с других застав. Прапорщик знал их меньше, чем Бориса Бердина, но на предварительных тренировках успел оцепить каждого. Будущая «тревожная группа» набегалась вдоволь, ей что ни день, то предлагали новый след, и не какой-нибудь, а на многие километры. Местность выбирали трудную, заслеженную — шоссейные дороги, крупные населенные пункты, болота. Розыскных собак в группе было несколько, в том числе Малыш и Аргус.

С Аргусом — статным, поджарым, словно сотканным из одних только мускулов, страшно злым, агрессивным — работал рядовой Владимир Мицул. Числился Мицул вожатым, а на службу ходил в роли инструктора. Теорию Мицул освоил на практике — ему помог командир отделения сержант Горнушечкин. Рослый, физически крепкий, выносливый Мицул не знал себе равных в кроссах, в беге был поистине неутомим. Пробежит с Аргусом километров десять, а то и больше, по учебному следу, а на следующий день опять просит Чубенко, чтобы ему проложили след. Дрессировал овчарку в любую погоду, но предпочитал ненастную, когда льет как из ведра дождь. А уж если надо было выбрать время суток, то, конечно же, выбирал ночь, притом такую, когда хоть глаз выколи.

Очень огорчался, если выходила какая-нибудь заминка. Однажды Аргус, вбежав в село, потерял след. Метался по улице, от двора к двору, обнюхал все мало-мальски заметные тропинки и ни с чем вернулся к своему хозяину. Пограничники приостановились. Как же пойдешь дальше? Вслепую? Вся надежда была только на Аргуса и его вожатого.

Мицул не мог простить себе этой неожиданной осечки.

— Аргус, миленький, ну ищи же, ищи, — умолял он овчарку. — Ну постарайся же…

— Возьмет? — спросил, подходя, Чубенко.

— Кто ж его знает, — виновато ответил Мицул и, словно бы оправдываясь, добавил: — Тут так наслежено.

— Сам вижу…

— Ну вот он и растерялся.

— Аргус растерялся? Вы так считаете? — непонятно заговорил прапорщик.

— А кто же тогда?

— Мне кажется, растерялись вы, его вожатый. Кое о чем забыли… Ватка-то, ватка где?

Мицул вывел Аргуса на линию старта. Предстояла как это он мог забыть о ватке, хранившей запахи следа нарушителя? Она же у него в кармане, в полиэтиленовом пакете.

— Аргус, дорогой, извини… Вот она, нюхай!

Больше ему ничего и не нужно было — только вспомнить…

…Состязания начались с кросса. Время, показанное на дистанции командой Чубенко, оказалось лучшим. Итак, первый и очень важный успех. Ну а как команда прочитает следы? Насколько уверенно и быстро проведет по ним поиск? Скажут ли свое веское слово Малыш и Аргус? Не собьют ли их с пути всевозможные ухищрения «нарушителя»?

Мицул даже по лбу себя хлопнул. Действительно, борьба за личное первенство среди вожатых. Одному выступать гораздо труднее, чем в составе команды. Тут вся ответственность за результаты ложится только на тебя. Ты, Аргус и — след. Больше никого и ничего!

Вся команда видела, как Аргус набирал скорость. Значит, след взят, взят уверенно, остальные овчарки еще кружили на одном месте, принюхиваясь к сырой кочковатой земле, а Аргус уже тащил за собой вожатого, все сильнее натягивая поводок. Вскоре и вожатый, и его овчарка скрылись за холмом. Ждали их долго. Гадали: кто же придет первым? Вожатый из какой части окажется лучшим? И с облегчением вздохнули, разглядев вдали фигуру рослого, широкоплечего солдата. Это был Мицул.

Еще одно первое место.

Потом команде досталось вести ночной поиск. Следопытов вывезли в поле — условно там проходила линия границы. Контрольную полосу, тоже условную, пересекали следы «нарушителя», в роли которого на этот раз выступал одетый в специальный костюм пограничник. Его необходимо было отыскать и задержать.

Роли же в тревожной группе распределились следующим образом: сержант Бердин должен был руководить действиями всей группы, прапорщик Чубенко управлять своим Малышом.

…Справа и слева мигают огоньки населенных пунктов. След вывел на проселочную дорогу. Малыш недолго бежал по ней, запахи увели его на обочину, потом почти под прямым углом он свернул в поле. Поле — недавно вспаханное. Видимо, поэтому «нарушитель» опять решил изменить направление — спустился в глубокий овраг. Как он некстати для преследователей! На дне оврага бурлит мутный поток. Малыш закружил, завизжал. Неохотно полез в воду, забарахтался в потоке. На противоположной стороне снова напал на след. Добежал до стога соломы, поднял какую-то палочку… И сразу — за стог.

Все дальше, дальше уходил Малыш в поле. Чубенко прибавил шаг. Вязнут в осенней грязи ноги, ручьем течет пот, часто и гулко стучит сердце. Шинель кажется тяжелым тулупом. А еще у каждого оружие, у рядового Гиринского, кроме того, и рация. Из головы не выходит, что контрольного времени остается все меньше и меньше. Нужно еще прибавить в скорости. Нужно…

Опять овраг, вода выше колен. Малыш на этот раз более решителен. Поток остается позади. На скользком, глинистом склоне — те же отпечатки следа. И — вперед, по ровному, кажущемуся бескрайним полю.

Третий овраг. Малыш с ходу перепрыгивает неширокий на этот раз ручей, делает несколько мощных рывков вперед и смыкает клыки на ватнике «нарушителя».

Чубенко возвращался на заставу в прекрасном настроении: его команда завоевала общее первое место.

4

Тревога… Обычно уравновешенный, не суетливый, даже чуточку медлительный Чубенко по ее сигналу сразу становится неузнаваемо расторопным, в нем обнаруживается столько энергии, что ее хватило бы на десятерых.

Прослужив на заставе три года, он мог уже почти безошибочно определять, какая объявлена тревога — боевая или учебная.

Тревога была настоящая…

…Сейчас теплый праздничный вечер. Страна отмечает День Победы. Повсюду народ — и в самом городе, и в легендарной крепости, и в окрестностях. Что может в такую пору случиться?

Начальник заставы, майор Майоров, отдавал приказания резко, сурово.

— Прапорщик Чубенко, действуйте по боевому расчету!

Больше слов не требовалось. По боевому расчету — значит: возглавить тревожную группу.

Когда группа, в том числе и Малыш, разместилась в «уазике», поступила уточняющая информация: в запретной зоне обнаружен неизвестный мужчина. Пробирается по реке. Стало быть, пловец?

Рядовой Белягов гнал «уазик» с ветерком. Сейчас нужна скорость. Из-за прибрежных кустов нет-нет да и поблескивало русло реки. Вдоволь напоенная паводковыми водами, река этой весной разлилась широко, ее течение стало мощным и стремительным. Мутный поток неудержимо несся к не столь уж и далекому отсюда перекату, за которым река становилась линией государственной границы. Однако ближе к заставе она еще не была ею, и оба наших берега соединял дощатый мост, по которому ходили и ездили пограничники. На самой середине моста стоял часовой, в свете прожекторов обозревавший водную гладь. Он-то и заметил пловца. Судя по всему, нарушитель хорошо подготовился к своему марафонскому заплыву. Без долгих тренировок не осмелился бы на такое.

Позже станет известно, как и где он тренировался, как собирался действовать по ту сторону рубежа, почему избрал именно такой способ перехода границы.

…С утра и до вечера в Брестской крепости и за ее пределами — на берегах Буга — шло народное гулянье. Он затерялся среди нарядных и торжественно настроенных людей, делая вид, что все происходящее его столь же волнует и интересует. Но голова была занята совсем иным. Он то и дело украдкой поглядывал на несущийся рядом поток, прикидывал, сколько времени потребуется, чтобы проплыть намеченный им участок реки и скрытно выйти из воды по ту сторону границы. Вода была еще очень холодна. Но он закален, тренирован. Все у него продумано. Маршрут выбран после долгих размышлений. Граница с дружественной страной, полагал он, охраняется не столь бдительно. От кого ее тут охранять? От верного и надежного друга? Этот вывод и был его главной ошибкой. Хорошие соседи стерегут свои дома совместно, присмотр у них общий, стало быть, двойной.

Временами он приостанавливался, как бы любуясь живописными окрестностями, а на самом деле сверяясь с местными ориентирами. Повсюду зеленели рощи, изумрудными коврами были покрыты холмы, мягко шелестели молодой листвой деревья. Наконец-то краски начали тускнеть, спустилась вечерняя тьма.

А вот и место, где берега реки особенно круты и обрывисты. Пора. Осторожно, так, чтобы не обратить на себя внимание, он уединился, скрылся в кустах. Снял с себя легкую спортивную куртку, остался лишь в трикотажной тенниске и шерстяных рейтузах, плотно облегавших тело. Стремительно бежали секунды. Приближение расчетного времени он ощущал почти физически. Смотреть на часы не придется, ибо точно в двадцать один ноль-ноль и над крепостью, и над городом повиснут разноцветные гроздья праздничного салюта. Тогда всем этим людям, охваченным ликованием, будет и вовсе не до него. Останется лишь укрыть в кустах вещички, чтоб свободнее было плыть, и шагнуть в реку.

За те четверть часа, пока гремели орудийные залпы салюта, он успел проплыть приличное расстояние. Помогало течение. Оно несло его с той же легкостью, с какой уносило за собой все, что оказывалось в его власти. Правда, к началу мая река заметно поутихла, но ее весенний разгул еще давал себя знать. За поворотом, где течение устремилось к близкой уже границе, он неожиданно увидел перед собой деревянный, с легкими перилами мост и солдата на нем. Часовой? Вот так ситуация! Ни этот мост, ни пограничник не входили в его предварительные расчеты. Ежели бы разглядел их раньше, еще можно было бы как-то сманеврировать или даже дать задний ход. Но теперь это исключалось. Может быть, пограничник не заметит. Паводок чего только не несет в своих стремительных водах: подмытые деревья, бревна, доски…

…Миновать мост, кажется, удалось. Но что это? По дощатому настилу дробно простучали тяжелые сапоги. Солдат что-то кричит. Видно, требует повернуть к берегу. Вслед за окриком — очередь из автомата. Ничего — она упреждающая, неприцельная…

Когда подъехал «уазик» с солдатами, часовой доложил Чубенко:

— Товарищ прапорщик! Нарушитель ушел по течению…

— Тревожная группа, за мной! — не теряя ни секунды, скомандовал прапорщик.

Оценивать обстановку ему пришлось на ходу. От моста до линии границы было еще несколько сот метров. Много ли времени потребуется опытному пловцу? Да и течение на него работает.

Перебежав мост, прапорщик кубарем скатился с высокой насыпи. За ним, осыпая песок и щебень, съехали остальные, спрыгнул Малыш. Все сразу поняли, как нелегко будет бежать по берегу. Паводок и тут потрудился в свое удовольствие. Чего только не наворочено у воды!

Пограничники бежали, то скользя на мокрых корневищах, то увязая в иле. Упругие ветки прибрежного ивняка наотмашь хлестали по их разгоряченным лицам. Чубенко и ефрейтор Савлук, оторвавшись от основной группы, все же сумели опередить пловца, хотя совершенно запыхались и взмокли. Теперь оставалось, пожалуй, самое трудное и сложное: задержать его. На последних метрах, но задержать. Собственными руками схватить подлеца. Не доставлять же лишних хлопот своим друзьям, польским пограничникам. Они его и изловят, и вернут обратно, однако мы-то на что? Зачем здесь поставлены?

На оклики нарушитель не обращал внимания. Предупредительные выстрелы тоже игнорировал. От берега он плыл сейчас примерно в пятидесяти метрах. Это не так уж и далеко, можно попробовать. Вода, конечно, еще ледяная, но ничего. Нужно. Чубенко стал быстро раздеваться. Автомат передал Савлуку, приказал, если что, прикрыть огнем с берега. Кинулся в воду. Следом — Малыш.

На миг Чубенко показалось, что его обожгло. Опасался внезапных судорог. Но нет, мышцы слушались. Мощно загребая руками, он поплыл, на ходу рассчитывая направление.

Хватит ли сил добраться до середины реки, выйти на стремнину — об этом он не думал. Граница научила Владимира в нужный момент думать прежде всего о своей задаче, концентрировать для ее выполнения всю энергию и волю. Предскажи ему несколько лет назад, каким он станет на границе, ни за что не поверил бы. Однако эта новая жизнь — вечно напряженная, вечно тревожная — как бы заново сформировала его характер, выявила в нем такие качества, которые кажутся теперь совершенно естественными и без которых он себя уже не представляет. Состояние готовности номер один, в котором постоянно пребывает застава, не позволяет размягчаться не только мускулам, но и воле.

Бывало, сам себе дивился, особенно после того как первый раз задержал настоящего нарушителя. В мыслях спрашивал себя: неужто это ты, полтавский хлопец, над таким верзилой верх взял? Вспоминал, что в начальную пору не все ладилось. Старшина частенько упрекал в нерасторопности, медлительности в действиях. «Прибавьте-ка оборотов, Чубенко…» — любил говорить старшина. Сначала это задевало самолюбие, но потом понял, что обижается напрасно, надо просто больше работать над собой, а резервов у него для самосовершенствования достаточно.

Все хорошее, что поселилось в его душе здесь, на границе, останется с ним навсегда, в час испытаний будет придавать ему силы и мужество…

Малыш настиг пловца первым, закружил рядом, дожидаясь хозяина. Овчарку несколько смущала необычность обстановки — по следу не шла, действовать на воде еще не приходилось. Это ее и подвело. Вскинутая вверх рука вдруг мигом опустилась, цепкие, точно железные, пальцы впились в шею, стали сжимать ее и заламывать книзу. Так бесцеремонно и грубо с Малышом еще никто не обращался. Неожиданность нападения несколько сбила Малыша с толку, он малость подрастерялся и, не успев оказать сопротивление, жалобно взвизгнув, ушел под воду. От острой боли в шейных позвонках перехватило дыхание, в ушах и ноздрях неприятно защекотало. Отчаянно перебирая ногами, Малыш пытался поскорее выбраться на поверхность, чтобы наказать своего обидчика, тем более, что вот-вот должен был подоспеть хозяин.

Чубенко действительно уже подоспел, но надо же было такому случиться: накатистая волна подбросила его слишком близко к нарушителю. Лицом к лицу. Почти в упор увидел перед собой злющие глаза и подрагивающие от ярости губы. Хотел было приказать, чтоб поворачивал к берегу, но в одно мгновение над головой взметнулся и опустился тяжелый, увесистый кулак. Едва опомнившись от удара, прапорщик почувствовал, как нарушитель вцепился ему в волосы и стал топить, норовя навалиться сверху всем своим тяжелым и сильным телом. Невероятного напряжения стоило Чубенко сдержать этот натиск и высвободиться из опасных объятий. Резко рванувшись, он всплыл. На какие-то доли секунды над ним распахнулось вечернее небо, но на голову тут же обрушился новый удар. В глазах потемнело… Нет… Разговаривать с этим пловцом придется на его же языке, рукопашная так рукопашная. И широко размахнувшись, Чубенко резанул нарушителю между глаз. Тот откинул голову, хлебнул воды. А когда, озверело выпучив глаза, снова попытался броситься на прапорщика, прозвучала команда:

— Малыш, фас!

Теперь уж Малышу все было ясно. В сильном рывке он даже выпрыгнул из воды, чтобы схватить своего обидчика за руку. Потом оба исчезли — и собака, и нарушитель. Ощутив в ушах неприятное щекотание, Малыш разжал пасть и всплыл. Тут же на поверхности оказался и пловец.

— Ну что, — спросил его Чубенко, — может быть, теперь поплывешь к берегу?

Ответа не последовало. Нарушитель умышленно тянул время, зная, что течением их несет к границе.

— Поворачивай к берегу! — повторил свое требование прапорщик. — Слышишь?

Лицо беглеца, посиневшее от холода, перекосила злоба. По-волчьи сверкали глаза. Но толстые, слегка подрагивающие губы по-прежнему оставались плотно сжатыми.

— Значит, не желаешь? Тогда пеняй на себя, — сказал прапорщик и взглянул на Малыша: — Фас!

Второй прыжок был уверенным и стремительным, а хватка мертвой.

— Убери его! — завопил нарушитель, хватаясь за окровавленное ухо. — Убери!

— Если поплывешь — уберу!

— Поплыву… Теперь поплыву…

Барахтаясь в студеной воде, они разом изменили направление и стали резать течение под прямым углом.

На реке постепенно воцарялась обычная для этих мест тишина.